— Я вижу, что ты доволен, Том, и я сам рад доставить тебе удовольствие, — снова заговорил Фернандо, и голос чуть-чуть изменил ему. — Я потом все объясню: как себя держать, о чем разговаривать с людьми и чего им не надо говорить. Если тебя спросят, давно ли ты меня знаешь, ты скажешь, что очень давно. Скажи, как вы называли дедушку Поттера?
— Томми Вуд и все ребята говорили ему «дядюшка Метью».
— Дядюшка Метью! Очень хорошо. Меня, видишь ли, тоже зовут Метью, поэтому на улице ты и меня будешь звать дядюшкой Метью. Теперь посмотри-ка на меня!
Перед мальчиком как живой стоял старый дядюшка Поттер с его насупленными бровями, седыми баками и сгорбленной фигурой, в зеленом выцветшем плаще и черной шляпе.
От удивления мальчик разинул рот. Обезьянка соскочила на пол и перепрыгнула на кровать. Мальчик бросился ловить зверька и ловко надел ему ошейник и курточку. Привлеченная шумом, в комнату вошла миссис Бингль.
— До свиданья, мама! — крикнул Томас. — Мы сейчас уходим на бультонскую дорогу с дядюшкой Метью!
Миссис Бингль, онемев от изумления, смотрела, как старик взвалил шарманку на спину; мальчик взял под мышку клетку, укутанную платком, и «ящик с сюрпризами». Уходя, мистер Ханслоу, превращенный в старого Метью Поттера, сказал хозяйке:
— Миссис Бингль, все, что вы сегодня видели, возможно, несколько удивляет вас, но я очень прошу не придавать этому никакого значения и никому об этом не рассказывать.
Когда жилец и его помощник удалились, миссис Бингль осталась стоять со скрещенными на животе руками перед захлопнувшейся дверью; честная женщина разрывалась от жестокой борьбы между тягостным обетом молчания и страстным желанием поделиться с соседками своими удивительными открытиями.
6
Ранним утром 1 февраля на бультонском шоссе шагал старый шарманщик, сопровождаемый мальчиком с обезьянкой. Они не заходили ни в один из дворов и шли по обочине почтового тракта.
Скупое февральское солнце перед полуднем стало чуть пригревать землю. Снег на дороге почернел; в колеях, оставленных дилижансами, стояла вода.
— Том, все, что я рассказал тебе сейчас про пирата Бернардито Луиса, не пересказывай никому, — сказал шарманщик своему юному спутнику.
— Что вы, дядюшка Метью, никто не услышит от меня ни словечка! Скажите, сколько же теперь лет сыну Бернардито?
— Ему пятый год. Я совсем недавно его видел.
— Да ну? Каков же он собой?
— Обыкновенный мальчик… Умеешь ли ты писать, а?
— Конечно, умею. И считать и решать задачи про купцов и встречные дилижансы.
— Молодец! А что делает на верфи твой брат Джордж?
— Он работает рисовальщиком и чертежником. Только знаешь что, дядюшка Метью? Джордж очень умный, он читает запрещенные книги и хочет стать «сыном свободы».
— Вот как! Я в его годы подумывал о другом!.. Так слушай, Том, я скажу тебе адрес сына и матери капитана Бернардито. Но если ты кому-нибудь проболтаешься, то ночью сам Бернардито придет за тобой и зашьет тебе рот, слышишь?
— Слышу, — ответил мальчик упавшим голосом.
— Если мы с тобой расстанемся и ты услышишь, что я погиб, то напиши синьоре Эстрелле и маленькому Диего письмо. Запоминай адрес: «Греция, порт Пирей, предместье, дом купца Георгия Каридаса». Напиши им, что их друг из Толедо умер. А теперь скажи мне, какие поместья встречаются на этой дороге?
— Вон та нарядная дача — это усадьба леди Стенфорд. Ей принадлежит дом, где мы живем. Дальше будет Ченсфильд, потом поместье, которое называется Уольвсвуд, а дальше я не знаю.
— Так вот, кто бы тебя ни спросил, куда ты идешь, говори — в Уольвсвуд, понял?
— Ладно. Но по дороге хорошо бы заглянуть в Ченсфильд! Вон за парком уже видны две башенки на большом доме. Там живет одна очень красивая и добрая леди. Дядюшка Метью, давайте покажем ей нашу Микси!
— Как, Том, ты, оказывается, знаешь и эту леди? — воскликнул шарманщик. — Да ты какой-то всезнайка! К ней-то мы и идем, потому что нам нужно вручить ей маленький сверток. Ей ты можешь сыграть хоть все четыре песенки, что играет наша шарманка… Но там, в Ченсфильде, эта прекрасная леди живет не одна! Там, в том же старом доме, есть темная щель кровожадного паука, чью хитрейшую паутину я должен разорвать… если сам не запутаюсь в ней, — добавил он вполголоса.
Усталый мальчик замолчал, недоверчиво и испуганно косясь на приближающийся парк и дом, где в глухой щели будто бы прячется от солнца и плетет свою сеть неведомый сказочно страшный паук…
День уже перевалил на вторую половину, когда оба путника, не передохнув в Ченсфильде, уже брели в обратный путь.
— Нам чертовски не повезло, мой мальчик, — бормотал шарманщик. — Паук затащил нашу прекрасную леди в индийские воды на своем проклятом корабле! Боюсь, что она может не вернуться из этого плавания… Что ж, придется нам еще сегодня добраться до конторы старого мистера Томпсона и оставить ему сверток, адресованный леди Райленд. Нам с тобой, Том, слишком опасно держать этот сверток при себе, ибо он стоит дороже, чем любой дом по этому унылому шоссе…
По дороге в Бультон ехал какой-то добродушный фермер. Он сперва обдал наших путников грязью из-под колес своей легкой повозки, а затем сжалился над ними, уныло бредущими, мокрыми от дождя. Под вечер возница высадил голодных и полузамерзших странников перед высокой дверью дома, где помещалась юридическая контора «Томпсон и сын».
7. Клинок и кольчуга
1
В субботу, первый день февраля, на бультонском внешнем рейде раздался пушечный выстрел, оповестивший портовых чиновников о прибытии судна.
Выпавший с утра снег таял, но сырой, холодный ветер нагонял с моря новые тучи. Прибой ревел у портового мола, и даже в гавани волны сильно качали две шлюпки с прибывшего американского корабля. Борясь с волной, они приближались к причалу.
На первой из них среди других пассажиров сидел высокий путешественник в индейской куртке, расшитой красными узорами. Из-под войлочной шляпы с загнутыми полями выбилась на его лоб седоватая прядь, прикрывшая косой шрам над переносицей. На поясе висел нож в узорчатых ножнах и два крупнокалиберных пистолета. Путешественник не спускал глаз с двух кожаных мешков, обшитых ременными полосками. Они лежали на дне шлюпки вместе с большим черным саквояжем пассажира. На мешках сидели два его спутника в матросских плащах.
Группа встречающих на берегу ждала прихода шлюпок. В стороне, заложив руки в карманы, стояли с видом глубочайшего безразличия двое портовых зевак. Когда гребцы первой шлюпки пришвартовались к причалу, эта парочка удалилась за штабель ящиков.