а теперь оказалось, что я была для тебя слишком многим. Какая ирония, не находишь? Потому что по совпадению, как и все другие вещи в твоей жизни, которые в итоге оказываются слишком большими, ты оттолкнул меня. Как ты оттолкнул живопись. Как ты, блин, вообще все отталкиваешь!
Аксель схватил меня, когда я попыталась выйти.
– Отпусти меня, – сердито прошипела я.
– Этот разговор не закончен.
– Он закончился, как только я поняла, что ты не собираешься быть честным. Мне давно следовало понять, что ты никогда не будешь честен, что ты будешь оправдываться.
Что-то изменилось в его лице, но он не отпустил меня, крепче прижал к своей груди, и его губы коснулись моего уха, когда он шептал, его голос потрескивал:
– Прости, что я был слабым, Лея. Прости, что я был таким трусом. Клянусь, мне до сих пор не верится, что я это сделал, но такова реальность. Я хочу, чтобы все было по-другому, я изо всех сил стараюсь это сделать, но ты права. Я не был идеален ни тогда, ни сейчас. Может быть, моя вина как раз в том, что я притворялся таковым, а единственная правда – что я чертова ходячая ошибка, и я каждый день пытаюсь изменить это и сожалею обо всем, что сделал неправильно; о том, что был ужасным братом, еще худшим другом, а уж что касается тебя, то…
Я закрыла ему рот ладонью:
– Не продолжай. Не говори больше, пожалуйста.
Я шмыгнула носом, после чего обняла его и уткнулась лицом ему в грудь, полная облегчения и благодарности, потому что мне нужно было, чтобы он признал свою трусость и свои ошибки, мне нужно было услышать, что он осознает это, но я вовсе не хотела, чтобы он продолжал вот так себя мучить, потому что в Акселе были не только плохие черты, но и гораздо больше хороших. И то, что я сказала ему в тот первый день, когда впустила его в свою студию в Брисбене, было правдой. Я ненавидела его, ненавидела так сильно, почти так же сильно, как скучала по нему.
Мы простояли так, обнявшись, целую вечность. Это была идеальная вечность, и я не хотела отпускать его.
– Я хочу показать тебе одно место, – прошептал он.
– Сейчас? – отстранилась я, чтобы взглянуть на него.
– Да. Или когда мы все уладим, – ответил он, зарываясь пальцами в мои волосы и расплываясь в улыбке, которую мне хотелось сохранить в памяти. – Садись.
Он поднял табурет и поставил его перед раковиной, а затем осторожно потянул меня за собой, чтобы я села. Через зеркало я увидела, как он достал ножницы.
– Ты шутишь? – Я рассмеялась сквозь слезы.
– У тебя получилось не сильно лучше.
Я старалась не двигаться, пока он хватал прядь длинных волос; я услышала щелчок ножниц, вслед за которым пол вокруг меня начал заполняться светлыми волосами.
– Я просто пытаюсь подровнять, но, думаю, завтра тебе придется дойти до парикмахерской. И сделать так, чтобы тебя поняли по-французски, когда попытаешься объясниться, – пошутил он, а когда закончил, наши взгляды встретились в отражении.
Аксель провел пальцами по моей шее, а затем поцеловал в макушку.
– Ты выглядишь идеально.
– Я знаю: ты думаешь, что это смешно, но это не так.
Я встала. Он подавил улыбку.
– Я сказал это со всей серьезностью, – заверил он меня, протянул руку, и я пожала ее после небольшого колебания. – Пойдем, пока метро еще работает.
88. Лея
Он был острием звезд.
Тем, что уколол. Тем, что причинил боль.
Но в другие дни…
Он был изгибом луны,
ее улыбкой, ее ртом.
И теплом солнца. Его светом.
Я бежала вдоль всех этих линий,
теряя себя в их вершинах,
трепетала, обнаруживая себя в нем.
89. Лея
– Куда мы идем, Аксель? – спросила я, когда мы пересекли Сену и наши шаги эхом отдавались на проезжей части Пон-д-Арколь.
Он не ответил, просто зашагал быстрее, пока мы не оказались на площади перед Нотр-Дамом. Он взял меня за плечи и осторожно отвел на несколько метров назад. Ночной холод впился в мою кожу, и я задрожала под пальто.
– Что ты делаешь?
– Стой здесь.
И он стал отходить.
Мы смотрели друг на друга, и, невзирая на расстояние, я услышала, как он тихонько фыркнул, прежде чем прижать пальцы к переносице. Он взглянул на темное небо и снова на меня. В свете уличных фонарей было хорошо заметно беспокойство на его лице.
– Мы оба знаем, что были плохие времена, но я хочу, чтобы ты подумала обо всем хорошем, что мы пережили вместе. Те вещи, от которых ты не отказалась бы, несмотря на боль, причиненную другими, несмотря на все это… – Он нервно прикусил нижнюю губу. – И каждый раз, когда всплывает хорошее воспоминание, делай шаг ко мне.
– Я не понимаю.
– Просто сделай это. Пожалуйста.
– Это странно даже для тебя.
– Милая…
– Хорошо.
Я поддалась мольбе в его голосе, хотя не была уверена, что в этом есть какой-то смысл, потому что, если речь шла о хорошем времени, проведенном с ним, я бы бежала, а не шла. Но, возможно, Аксель этого не знал. Может быть, он тоже сомневался и боялся. Поэтому я сделала то, о чем он просил. Я закрыла глаза, думая о нас, о времени, которое он проводил со мной, когда я была еще ребенком (а у него были дела поважнее с моим братом), о вечерах, когда он обычно заходил в мою комнату, чтобы проверить мои успехи, когда я приезжала к отцу, о том, как он заботился обо мне и открывал передо мной двери своего дома, о его настойчивости, когда он пытался разбудить меня, о всех разговорах, которые у нас были, и в тот день, когда он сдался, когда я умоляла его поцеловать меня, пока мы танцевали под Let it be, и все начало меняться, наполняться цветом и счастьем, и его кожа вплотную к моей…
Как в тот момент, когда я поняла, что не могу сделать больше ни шагу, потому что он смотрит на меня так, словно весь мир сводится к нам двоим.
– Я могла бы пройти гораздо большее расстояние, – прошептала я, когда в моей голове промелькнули все те воспоминания, которые он мне оставил.
Аксель криво улыбнулся.
– Я хотел думать, что если ты подойдешь ко мне, то это будет знаком того, что ты скажешь «да».
– Сказать «да»? – нахмурилась я.
– Посмотри себе под ноги.
Там был врытый в землю круглый камень, а в центре его – бронзовая роза компаса.
– Мы на нулевом километре этой страны, и я подумал… я подумал, что это идеальное место, чтобы выяснить, есть ли у нас еще шанс начать отсюда, с нуля. Потому что я хочу… всего того, чего у нас не было. Я хочу устроить нам с тобой настоящее свидание; заново узнать друг друга, такими, какие мы сейчас. Что скажешь, Лея?
Я ничего не ответила, но лишь потому, что пыталась убедить себя, что передо мной тот же Аксель, что и всегда. Парень, который никогда ни с кем не встречался всерьез, парень, который провел половину жизни, разглядывая собственный пупок, парень, который почти наверняка никогда не представлял себя таким нелепо романтичным и идеальным. Я смахнула слезы от мысли о том, насколько сложны мы, люди – и прежде всего я, – с этими нашими несокрушимыми идеями, которые в итоге разбивались вдребезги какой-нибудь из ночей, насколько мы можем меняться, двигаться вперед или назад.
– Ты хочешь пойти со мной на свидание?
Аксель улыбнулся и наклонил голову, глядя на меня.
– Да, хочу. Это не так уж странно.
– Это… катастрофическая затея.
– Я люблю катастрофы рядом с тобой.
И тогда, впервые за все эти годы, я встала на цыпочки и дернула за край его пиджака, чтобы притянуть его ближе к себе и поцеловать. Это был приятный поцелуй, без гнева или боли. Это был один из тех поцелуев, которые