– И то правда.
– Ты много работаешь, наша дама довольна.
Аделина подняла голову. Краска залила ее лицо.
– Она добрая.
– Да, она добрая. Не то что… У меня такое впечатление, что Мабиль не слишком-то вежлива с тобой.
Девушка-подросток поджала обычно чуть приоткрытые губы.
– Она настоящая злюка.
– Верно.
Аделина осмелела и разошлась.
– Она настоящий чирей на заднице, вот кто она! Но хочу тебе сказать, что от чирья болит только вначале, а потом, когда он созрел, ты его выдавливаешь и – хоп! – с ним покончено. Она ведь не считает себя содержимым ночной вазы! Эти рожи, которые она строит… Если она…
Аделина замолчала на полуслове и бросила испуганный взгляд на Клемана. Она слишком много болтала и теперь боялась, что получит от Мабиль хороший нагоняй.
– Если она кувыркается со своим бывшим хозяином, это еще не значит, что она должна стараться прыгнуть выше своей головы, – закончил фразу Клеман, чтобы успокоить Аделину. – Это останется между нами.
Радостная улыбка осветила грубое лицо молоденькой девушки, кивнувшей головой в знак согласия.
– И потом она умеет читать, вот поэтому-то и важничает, – продолжал Клеман.
– Так это… А вот мне не надо читать, чтобы приготовить обед… Но она… Никогда не отрывается от своей мясной книги1, хочет произвести на меня впечатление. Послушай, она действительно хорошо готовит, тут я ничего не могу сказать, но…
– А, так значит, у нее есть мясная книга! – воскликнул Клеман. – А я-то думал, что она все это знает…
– Ха, она хитрит, – подтвердила Аделина, – вот я держу в голове все, что умею делать, в голове, а не в книге!
Мясная книга – поваренная книга. В ту эпоху большинство рецептов были посвящены приготовлению мясных блюд.
– Послушай, мне хотелось бы узнать, не в этой ли книге она выискала рецепт соуса, которым был полит кабаний оковалок. Он так понравился графу д'Отону. Но, если она заимствовала этот рецепт у кого-нибудь, я уверен, что ее за это не похвалят.
– Истинная правда, – довольным тоном согласилась Аделина. – Если узнают о ее проделках, ей придется расстаться со своей мясной книгой! Она прячет ее в своей комнате.
– Не может быть!
– Может, – упорствовала возгордившаяся Аделина, вдруг почувствовав себя важной особой. В ее глазах сверкнул огонек. – И я знаю, где именно.
– Не думал, что ты такая хитрюга!
– Не сомневайся. Книга спрятана под соломенным тюфяком.
Клеман поговорил еще несколько минут с девушкой, потом встал.
Не успела кухонная дверь закрыться за ним, как он уже стремительно поднимался на этаж, отведенный для слуг. В его распоряжении оставались считанные минуты. Аньес будет вынуждена отпустить Мабиль, которую, безусловно, удивил интерес, проявленный к ней госпожой.
В тайнике, указанном ему Аделиной, Клеман тут же нашел сборник кулинарных рецептов. На первой странице он прочитал: «Переписано с книги сьера Дебре, повара его псемилостивейшего и всемогущего сира Людовика VIII Льва».
Мальчик колебался: должен ли он положить книгу обратно под тюфяк и дождаться, когда Мабиль вновь отлучится, чтобы сравнить ее с текстом послания, или стащить? Время поджимало, и он склонился в пользу второго решения. Если Мабиль заметит отсутствие книги до того, как он успеет ее вернуть, она, несомненно, во всем обвинит Аделину. Тогда Аньес придется защищать бедную девушку от гнева своей служанки.
Он, словно тень, проскользнул в свою берлогу и немедленно принялся за работу. Нужно было действовать быстро. Война приобретала четкие очертания. К тому же Клеману следовало как можно скорее вернуться в тайную библиотеку Клэре, чтобы попытаться разгадать еще одну загадку: загадку дневника рыцаря Эсташа де Риу.
Ватиканский дворец, Рим, июль 1304 года
Камерленго Гонорий Бенедетти был бледен как полотно. Он, кому так докучала невыносимая жара, чувствовал, как ледяной холод пробирается до самых костей. Никола Бокказини, Бенедикт XI, задыхался, сжимая пальцы прелата в своей мокрой от пота руке.
Перед белой рясы был весь покрыт кроваво-красной рвотной массой. Всю ночь Папа мучился от жутких болей в животе. Под утро силы совсем оставили его. Арно де Вильнев, один из выдающихся врачей того времени, придерживавшийся слишком смелых, по мнению инквизиции, идей, не отходил от его изголовья. Вильнев без малейших колебаний поставил диагноз: Папа умирал от отравления, и никакое противоядие, а там более молитва, не могло его спасти. Никто не питал особых надежд, но все же были зажжены лампады, курился ладан. Ни на минуту не стихали молитвы. Арно де Вильнев не разрешил пускать умирающему кровь, поскольку уже во времена Галена было известно, что при отравлении кровопускания не помогают.
Слабым, но нетерпеливым жестом Бенедикт потребовал, чтобы его оставили наедине с камерленго. Прежде чем покинуть покои агонизировавшего Папы, Вильнев повернулся к прелату и прошептал голосом, прерывавшимся от охватившего врача горя:
– Полагаю, монсеньор понял причину своей вчерашней непонятной сонливости?
Гонорий в недоумении посмотрел на него. Врач продолжил:
– Вас одурманили. По вашему спутанному состоянию после полудня и неспособности четко выражать свои мысли я понял, что вам подсыпали порошок опиума. Вас надо было устранить, чтобы добраться до его святейшества. Гонорий закрыл глаза и перекрестился.
– Вам не в чем себя винить, ваше преосвященство. Эти проклятые отравители всегда добиваются своего. Мне очень жаль, жаль всей душой.
Затем Арно де Вильнев оставил мужчин одних, чтобы они могли в последний раз поговорить.
Бенедикт XI не расслышал ни единого слова из того, что сказал врач. Смерть уже вошла в его спальню, и она заслуживала того, чтобы он встретил ее в обществе своего единственного друга, которого он приобрел в этом слишком большом, слишком помпезном дворце.
Комнату заполнил странный запах, сладковатый и тошнотворный, запах дыхания умиравшего Папы. Конец был близок. И он принесет с собой чудо облегчения.
– Брат мой…
Голос был таким слабым, что Гонорию, боровшемуся со слезами, которые он с трудом сдерживал вот уже несколько часов, пришлось нагнуться к святому отцу:
– Ваше святейшество…
Бенедикт XI недовольно покачал головой:
– Нет… Брат мой…
– Брат мой?
Иссушенные губы умирающего озарила легкая улыбка:
– Да, ваш брат. Я хотел быть лишь им… Не надо так страдать. Это неизбежно. Я не боюсь. Благословите меня, брат мой, друг мой. Фиги… Какое сегодня число?
– Седьмое июля.
После соборования, проведенного над ним другом и наперсником, Папа впал в коматозное состояние, прерываемое бредом: