поле. Это ты сделала это, – говорит она, склонив голову набок. – Может быть, это глупо, но я действительно верю, что ты справишься. Я верю, что вы выиграете Великую игру. Я верю, что ты заберешь меня отсюда.
Укол вины, который я чувствовала раньше, теперь пронзает меня, словно острие копья. От восхищения Фил и других учеников Нетро мне было погано, но, даже если я подведу их, они все равно продолжат жить своей счастливой привилегированной жизнью. Но в Марлене сквозит это отчаяние, напряжение, которое потрясает меня до глубины души. Она поставила все на меня. Если я проиграю и подведу ее, если меня каким-то образом поймают и выйдут на нее, она умрет страшной смертью. Незнакомка, которая меня почти не знала, поставила на карту свою жизнь ради меня.
– Почему? – спрашиваю я.
– Что – почему?
– Почему ты помогаешь мне? Почему рискуешь столь многим? – Я чувствую, что поступаю неправильно, спрашивая об этом, но хуже не спросить. – От чего ты так отчаянно бежишь?
Повисло молчание. Очень долгое молчание. Я вижу, как от мыслей она нахмурилась, как ее глаза блуждают в поисках возможных ответов. Она глубоко дышит, ее грудь поднимается и опускается, и, наконец, она говорит:
– Я ни от чего не убегаю. Это то, к чему я бегу, – наконец произносит она, глядя в темную даль. – Я бегу к свободе. Я бегу, чтобы быть собой.
– Я не понимаю.
Когда Марлена говорит, ее голос звучит напряженно, сдавленно, как будто ей трудно выдавить из себя даже одно слово.
– Я родилась на этом острове, как моя мать до меня и ее мать до нее, – говорит она. – Родилась по контракту, который обязывает меня служить здесь. Родилась для этой жизни. С той минуты, как я начала ходить, все, что я знала, было служением. Мыть посуду. Протирать полки. Носить воду, подавать еду и менять простыни. Девочка, принеси выпить. Девочка, рассортируй мои книги. Девочка, девочка, девочка. – Она выплевывает это слово, будто это яд. – И даже если я делала все правильно, если я выбивалась из сил и была лучшей из лучших, тогда я могла заслужить разве что место при каком-то профессоре, записывая его лекции и сортируя книжки. Это самое большее, на что я могла надеяться, даже о чем я могла мечтать, к чему могла стремиться. Стать немного лучшим слугой.
Я глубоко вздыхаю, и атмосфера становится все более мрачной и тяжелой.
– Марлена…
– Моя мама была самой непревзойденной женщиной, которую я когда-либо знала, – говорит она. – Умнее любого Волшебника, с интеллектом, способным решить любую задачу, с большим остроумием и мудростью. Она могла изменить мир, но после всей жизни в служении все, что она получила, было место писаря на собраниях факультета.
Я замечаю, что она не говорит о матери в настоящем времени.
– Ее… Волшебники ее убили?
– Красная лихорадка забрала ее жизнь, – отвечает она. – Но это место забрало ее душу. Я видела, как она медленно умирала, день за днем видела, как свет угасал в ее глазах, как неподъемный груз из черной работы, жестокости и безразличия тянул ее вниз, пока не сломил. – Марлена смотрит в темноту ночи, в ее глазах стоят слезы, и каждый вдох как будто дается ей тяжело. – Я не хочу так закончить. Не хочу, чтобы это произошло со мной. Я больше, чем прислуга, – шепчет она так громко, что почти переходит на крик. – Я, черт возьми, могла бы стать кем-то намного большим. – Она ударяет кулаком об кулак и тяжело вздыхает.
Боги. Я понимаю, что мне нечего ей ответить. Несмотря на все мои лишения, я хотя бы была свободной. У меня хотя бы была цель. Мы сидим в тишине несколько минут, пока ее дыхание успокаивается.
– Ты правда никогда не была за пределами этого острова? – наконец спрашиваю я.
Она улыбается такой улыбкой, от которой веет невыносимой грустью.
– Лишь однажды, когда мне было тринадцать. Профессор Барклай взял меня с собой в путешествие на материк, чтобы я помогла ему переписать некоторые бумаги. Я видела высокие шпили города, множество других людей, столько всего попробовала. – Она наклоняет голову. – И все же я пробыла там всего неделю и потом вернулась обратно сюда. Но это была лучшая неделя в моей жизни. – Она поднимает глаза и смотрит прямо на меня, ее взор пылает. – Я вспоминаю об этом каждый день.
В ее голосе так много тоски, столько горечи, что мое сердце разрывается от боли. Теперь я увидела ее настоящую, ту, которая провела всю свою жизнь в клетке, душу, так отчаянно рвущуюся на свободу. Я так много времени провела, фокусируясь на насилии и жестокости Волшебников, что забыла о каждодневной несправедливости, о том, какой жестокой и сокрушающей может быть эта система, даже когда не проливается ничья кровь. Марлена заслуживает гораздо лучшей жизни. Каждый из них.
– Чем бы ты занялась? – спрашиваю я ее. – Если бы убралась с этого острова?
– Я занялась бы чем угодно. – Она смеется, хотя и смахивает слезу. – Я бы путешествовала, посмотрела на голубизну гор и золото пустынь, ощутила бы океанский бриз. Я бы побывала во всех городах, до которых смогла бы добраться. Пила и ела бы все новое, что смогла бы найти. Танцевала бы на крышах и бегала по полям. И еще я бы читала. Боги, как много бы я читала. – Она резко выдыхает, ее голос дрожит. – Я боролась бы за то, во что я верю. Говорила бы, что думаю. Делала бы все, что захочу. – Она отводит взгляд и не может посмотреть мне в глаза. – Я любила бы тех, кого хочу любить.
Каждый мой вдох застревает в груди, в животе сосущее чувство, а колени дрожат. Я испугана и взволнована одновременно, будто я готовлюсь к прыжку во что-то огромное и неизвестное.
– Марлена…
– Вот почему меня потянуло к тебе. Ты делаешь, что тебе захочется, тебе плевать на правила. Ты сражаешься за себя. Противишься своим врагам. Не позволяешь ничему сломить или сдержать тебя. – Она тянется и касается тыльной стороной ладони моей щеки, ее кожа такая мягкая и теплая. Ее прикосновение подобно электрическому разряду, как будто молния пробегает по моим жилам, не давая мне нормально вздохнуть. – Я хочу быть похожей на тебя.
Я хочу сказать хотя бы что-то, но не могу подобрать слова. Я наконец-то понимаю ее, вижу истинное лицо за маской девушки, которая была для меня загадкой все это время. С того момента, как моя нога шагнула на землю этого острова, нас притягивало друг к другу, и теперь я вижу почему. Я вижу ее настоящую, и она настолько больше, чем я могла себе вообразить.
Я беру руку, которой она касается меня, и нежно