накрываю своей. Этот момент подобен магии, как когда я призываю пламя, и тепло растекается через локус на мою ладонь. И в эту самую секунду я с абсолютной уверенностью знаю, что не позволю себе ее подвести. Речь больше не шла о партнерстве, об обоюдной помощи. Она заслуживает свободу настолько, насколько только можно чего-либо заслуживать. Она больше не мой инструмент для достижения успеха миссии. Теперь она и есть моя миссия.
– Я вытащу тебя с этого острова, – говорю я.
Она смотрит на меня, и впервые в ее глазах я вижу неуверенность и беспокойство, как когда мы не можем заставить себя поверить в реальность чего-либо.
– Обещаешь?
– Клянусь своей жизнью.
Что-то кружится рядом со мной, белое и мягкое, и приземляется на мое плечо. Марлена ахает:
– Алайна, смотри. Это снег.
Я смотрю на свое голое плечо, на идеальную снежную каплю, медленно тающую на моей коже. Еще одна падает на мой нос, другая – в волосы Марлены, и вот они уже повсюду вокруг нас, сотни ослепительных маленьких снежинок, окутывающих нас подобно полю из звезд. Она поднимает голову, сияя улыбкой, пока они ложатся ей на щеки и тают на коже.
– Вау, – шепчу я, потому что на самом деле я никогда не видела снега. Это, возможно, самое прекрасное, что я видела в своей жизни.
Она смотрит на меня широко открытыми глазами, полными благоговения…
– Моя мама всегда говорила, что, если разделишь с кем-то первый снегопад в году, это свяжет ваши души вместе на остаток года. Но я полагаю, мы уже перешли эту черту. – Она крепко сжимает мою руку, и в этот момент, со снегом на ее щеках и звездным светом в глазах, возможно, она самый красивый человек, которого я видела в своей жизни. Это кажется невозможным, волшебным, как будто мы находимся в Пустоте, как будто время замедлилось для нас, и это может продолжаться вечно. Мы обе выдыхаем одновременно, наше дыхание кружится в воздухе между нами, как нежный туман, а мое сердце колотится в груди, и тело дрожит, как во время шторма. И я хочу этого, я так хочу сократить дистанцию между нами, коснуться ее кожи, ее губ, вдохнуть ее запах и потеряться в нем.
И тут ясность бьет, как кинжал в спину, как копье в грудь. Потому что я не могу. Просто не могу. Несмотря на все то, в чем мы похожи и что мы разделяем, мы слишком разные. Я студентка, а она служанка. Я Волшебница, а она Смиренная. И при всей ее честности, при всех ее тяготах она все еще понятия не имеет, кто я на самом деле. Она не знает ничего про кровь на моих руках, про боль в моем прошлом, про темный и извилистый путь, по которому я собираюсь идти. Она видит то, что хочет видеть, то, чего жаждет видеть, но не видит меня.
Она не видит опасности.
Я должна быть начеку. Должна держать дистанцию. Для своей и ее безопасности. Мы можем быть союзниками, партнерами и друзьями, но не более. Я не могу сблизиться с ней, не могу рисковать причинить ей вред. Поэтому я отстраняюсь, хотя мне физически больно это делать.
– Ладно, – говорю я, поднимаясь на ноги и прочищая горло. – Нам пора возвращаться.
Разочарование мелькает на ее лице, но всего на секунду, а затем она кивает, скорее сама себе.
– Конечно. Тебе надо вернуться до того, как кто-нибудь заметит.
Затем она уходит, проскальзывая внутрь здания, и я следую за ней обратно, бросая последний взгляд на площадь вокруг меня, на этот первый слой непорочного снега, покрывающий все подобно вуали.
Внутри общежития ордена Нетро вечеринка подходит к концу. Под этим я подразумеваю, что большинство студентов разбрелись по своим кроватям или отрубились в общей комнате. Фонари погашены, в комнате темно и тихо. Зигмунд храпит, растянувшись без рубашки на полу. Десмонд и Фил привалились у дальней стены, тесно прижавшись друг к другу. Ее голова лежит у него на плече, его рука обнимает ее за талию. Открытые бутылки и наполовину осушенные кубки усеивают столы, и я подумываю налить себе еще один бокал, сомневаюсь в этом решении, снова подумываю и в итоге окончательно отказываюсь, решив, что оно не стоит того. Мне нужно поскорее выспаться.
Я поднимаюсь по лестнице и уже на полпути к себе в комнату, когда кто-то негромко кашляет, чтобы привлечь мое внимание. Профессор Калфекс отдыхает в нише под окном с бокалом вина в руке. Я сглатываю, пытаясь заставить себя протрезветь, и она явно замечает это, потому что фыркает с едва сдерживаемым смехом.
– Расслабьтесь. Сегодня мы празднуем, не нужно притворяться. – Она поднимает бокал и приканчивает содержимое одним глотком, затем отставляет его в сторону. – Возможно, мне стоило остановить вечеринку несколько часов назад, но что поделать. Это мое первое отмечание победы в качестве главы ордена за последние двадцать лет. Кто знает, когда представится еще случай?
Меня немного отпускает, но что-то в ее манере речи не позволяет полностью расслабиться.
– Мне всего лишь нужно выиграть два следующих испытания, и возможности вам предоставятся.
– Боги, а вы не робкого десятка. – Калфекс поднимается на ноги, посмеиваясь себе под нос. – Вы вообще понимаете значение того, что сделали?
– Я просто сделала то, что вы сказали мне сделать. Нашла слабость Мариуса и воспользовалась ею.
– О, вы сделали куда большее. Вы нашли лазейку в самой игре. Вы выставили посмешищем любимое развлечение Республики. И вы нажили себе много врагов сегодня, Алайна Девинтер. На вас, на ваших друзьях и на всем ордене Нетро теперь висит мишень. – Уголки ее губ подрагивают, выдавая ее напускную суровость. – И вы дали мне повод гордиться вами.
Нет ни одной стоящей причины, по которой меня должно заботить, что обо мне думает профессор-Волшебница из Блэкуотера, но мое сердце забилось чаще.
– Все настолько плохо? – спрашиваю я. – Они так сильно злы?
– Некоторые – да. Волшебники сохраняют свою приверженность ордену еще долгое время после окончания учебы. Многие выходцы из Авангарда будут кричать, что ваша игра была нечестной, до своих последних дней. И одним из них оказался Грандмастер Сената.
– Если моя стратегия была настолько спорной и оскорбительной для них, почему судьям просто не признать ее незаконной?
– Потому что объективно она не нарушала правил, – отвечает Калфекс. – Директор Абердин – Великий Объединитель, голос разума и рассудительности. Если бы он и судьи сегодня вынесли решение против вас, он бы продемонстрировал свою лояльность Мэдисону и Авангарду. Он бы пошатнул свою тщательно продуманную роль беспристрастного арбитра Республики. Так что, как бы его ни взбесила ваша выходка, сколько бы проблем она ему ни сулила, он обязан признать вашу победу. Вы загнали его в