отчего, — генерал был просто старше, чем ему казалось.
10
Сзади затрещало сломанное стропило крыши. Алойз почувствовал себя, как мышь, попавшая в клетку. Похоже, что завалило проход, через который он влез сюда. Перед ним — исковерканные обломки стеллажей, груды кирпича. Вообще-то он должен был как можно скорее убраться отсюда. Думай он только о себе, ни в коем случае не полез бы дальше в готовые рухнуть развалины. В тот момент Алойз каждым сантиметром кожи ожидал, что вот-вот на него упадет тяжелая, изогнутая плоскость крыши или что ею тело перережет висящая над ним стальная балка, которая, казалось, на мгновение задержалась перед тем, как окончательно упасть на землю. Конечно, можно было ждать этой минуты и в этом ожидании, потеряв чувство времени, погрузиться на дно обычного человеческого страха. Или, не останавливаясь, постараться уйти из этого места, где тебе грозит конкретная опасность, туда, где все еще спокойно. Возможно, и там тебя ожидает смерть, но лучше уж пойти ей навстречу, чем позволить взять себя за горло в минуту страха и отчаяния.
Поэтому он полз — ей навстречу. Он видел всю уничтожающую мощь взрыва. Анджей не мог остаться в живых.
«Я иду, Анджей, — все же говорил он себе, вдыхая пыль и страх. — Отец, надо было мне тогда остаться с тобой. И мне, и матери. И чтобы все кончилось, как у людей. А так…»
Он предчувствовал, а возможно, был просто уверен в том, что его попытка побороть страх и установить истину все равно не спасет жизнь Анджею Квеку.
Но зато он будет знать: на этот раз он сделал все, что в человеческих силах. «Я иду к тебе, — думал Алойз. — Я не оставлю тебя на смерть, как в тот раз».
Генерал посмотрел на страничку блокнота и зачеркнутые в ней слова. Так он дал свое название событиям, в которых принимал и еще будет принимать участие: «Операция: город П». Генерал не мог это никому показать. Никто не понял бы связь между ним и городом, между юностью и сегодняшним днем — днем, когда уже можно было подвести итоги всей жизни. «Еще не скоро, еще есть время», — подумал он, хотя знал, что уже скоро, что времени осталось немного.
Генерал поднял голову, закрыл блокнот и сунул его в карман.
— Дежурный, — позвал он негромко.
— Слушаю, — подошел офицер.
— Соедините меня с округом, — приказал генерал и стал ждать, когда радист доложит, что связь есть.
— Попросите ответственного за доставку транспорта с химическими средствами.
В штабе округа к рации подошел полковник.
— Сколько времени будут идти эти машины? — спросил генерал. Не дослушав, он прервал его: — А почему не самолетами?
Полковник сказал то же самое, что и дежурный несколько минут назад. Одних химических средств мало, нужно иметь специальные машины. Поэтому и направили транспорт.
— А с нашего аэродрома?
— Представитель округа сказал, что, по оценке специалистов, одна машина при таком пожаре не поможет. А на аэродроме есть только одна. Так стоит ли у них ее забирать, если фабрике это все равно не поможет…
— Понимаю, — прервал генерал рассуждения собеседника. — А того, что есть на аэродроме, нам не хватит?
И снова отрицательный ответ.
— Спасибо, это все, — бросил он в микрофон и отдал наушники радисту.
Нужно ждать. Возбуждение, родившееся при мысли о том, чтобы все же потребовать приезда машины с аэродрома, прошло. «Ничего не получилось, — думал генерал. — Можно было вырвать у них из горла, приказать, сослаться на распоряжение министра, на специальные полномочия. Но все бесполезно, бесполезно. Надо ждать».
Сколько раз так бывало, что невозможное становилось возможным. Кто мог бы предположить, что исполнятся мальчишечьи мечты? Ведь именно в армии, на войне, нашел он свою судьбу. «А я ведь и сейчас солдат, — думал генерал. — Зеленый мундир, серебряные петлицы и много-много позвякивающих орденов и медалей», — засмеялся он. Сейчас генерал смотрел на себя как будто со стороны. Как тот мальчишка.
«Как мальчишка, — подумал он. — Нечего взвешивать тысячу раз одно и то же, думая, правильно ли ты поступаешь. Сначала сделай, а потом спрашивай, нужно ли платить за сделанное, и не собственной ли шкурой?»
Он не ответил себе на эти вопросы, в которых ответ укрылся, как косточка в вишне. Ничего нового для него в них не было, ведь генерал за всю свою жизнь столько раз задавал себе подобные вопросы, столько разгрыз косточек — с аппетитом или с горьким вкусом во рту. Он вздрогнул от мысли, которая пришла ему в голову: ведь если бы ему не удалось совершить что-то, что превышало его опыт и способности, возможно, сейчас он был бы лучше, возможно, хотя бы на мгновение вернулся в свою юность. Но генерал тут же рассердился на себя. «Сказки все это, суеверие и глупость. Нет уже молодости, нет и не будет. А ведь я остался самим собой, тем же, чем был раньше, у меня все та же память, то же самое тело».
Но он знал, что тело уже другое, да и память раньше была получше. То же самое? А старость?
Генерал отогнал от себя эти мысли. Он снял с вешалки походную фуражку и куртку и начал одеваться, чувствуя, что все присутствующие, солдаты и офицеры, с интересом смотрят на него, мысленно спрашивая себя, куда генерал хочет идти и что все это значит.
— Дежурный, — сказал генерал, — пусть пилот приготовит машину.
— Слушаюсь.
— Мы полетаем над городом, — объяснил он, чтобы все знали его планы. — Вертолет готов?
— Готов.
— Я полечу один. Во время моего отсутствия меня будет замещать полковник. Где он?
— В соседней комнате, — доложил дежурный офицер.
— Объясните это полковнику, — сказал генерал как-то не по-военному. Потом повернулся и вышел из комнаты.
Жители этих домов ждали своей очереди в нервном напряжении. Они знали, что пока, к счастью, смерть еще не стоит у порога, но чем дольше ничего не происходило, тем сильнее им хотелось уйти отсюда, спасти от опасности своих близких. Жаль было только имущества, которое могло погибнуть. Поэтому и смешивались в них надежда и тревога, плач и радость.
— Пан офицер, — спрашивала старая женщина, — как же это так — все бросить и уехать? А дом?
— Ничего с ним не случится. Милиция будет охранять.
— А разве это поможет?
— Так вы же сами закрыли квартиру.
— Да. Но они знают разные штучки, каждый замок сумеют открыть…
— Но ведь милиция двери заклеит, опечатает. Они не осмелятся.
— А кто их знает, этих людей, — ворчала старуха, в основном обращаясь к себе.
— Мы позаботимся о доме. Все