на пушку, отыскивающую цель в небе. Бульдозеры подъезжали, отступали и снова двигались вперед, словно танки, которые таранят препятствие. Поддерживаемые силой машин, вспотевшие и усталые люди вели непрерывный бой.
Генерал склонился над разложенным на столе планом города. Он еще раз проверил, правильно ли расставлены силы, свободны ли дороги для эвакуации. На двух школьных досках солдаты выписывали все новые данные о том, сколько семей вывезено из опасной зоны, какое количество людей находится в зданиях школ. Информация сюда поступала постоянно, вбегали посыльные с радиостанции, докладывали дежурным офицерам.
Казалось, что генерал стоял просто так, в стороне, не принимая участия в происходящем. Но он контролировал все. Иногда задавал вопрос, время от времени что-то записывал на бумаге.
С этим городом ему уже один раз, много лет назад, пришлось столкнуться. Тогда он был еще майором и командовал батальоном пехоты, усиленным батареей сорокапятимиллиметровых орудий. Атака за атакой задыхалась на этой проклятой реке. Мосты гитлеровцы взорвали, а доты на противоположном берегу ставили огневую завесу из пулеметов и пушек. Каждый десант доходил только до середины реки, солдаты тонули, не имея возможности спастись.
В тот раз он смотрел в бинокль на этот город с ненавистью. Город был целью их атаки, такой близкий, но вода и высокий берег делали его неприступным. Тогда майор думал только об одном, что нужно любой ценой прорвать эту невидимую, несущую смерть стену.
Он с нетерпением ждал появления бомбардировщиков. Их вызвал командир дивизии, он просил также поддержать наступающих артиллерийским огнем. Время тянулось невыносимо медленно, а может быть, раздваивалось, шло двумя течениями: внутренним, которое, казалось, в быстром темпе неслось вперед, и независимым от человека, которое с железной последовательностью тянулось монотонно, без опозданий, но и без спешки. «Их еще нет, — сердито думал он, глядя на часы. — Но ведь еще рано, они не успели долететь».
Вбежал солдат и доложил, что в пятом квадрате прибавилось еще сорок три человека.
Генерал, не отрывая глаз от записей, спросил:
— Сколько у тебя на доске в пятом?
— Четыреста пятьдесят два человека, гражданин генерал.
— Четыреста пятьдесят пять, — поправил его генерал.
— Так точно, гражданин генерал.
— Считай как следует. В школу ходил?
— Ходил, гражданин генерал.
— Ну так ты должен помнить, что ошибаться нельзя.
— Так точно, гражданин генерал.
Но началось все неожиданно. Из глубины, откуда-то сзади, залаяли пушки. Снаряды летели над рекой, разрываясь на противоположном берегу. Ураганный огонь подавлял, месил воду и землю; вверх летели балки крыш, мешки с песком, куски тел в серо-зеленых мундирах. Майор все это отчетливо видел через свои стекла, смотрел, как в прах рассыпаются укрепления, не замечая людей. Он помнил только о своих, а тех считал чем-то, что нужно уничтожить, чтобы солдаты, которыми он командовал, могли прожить еще один день, еще один час. Сколько возможно — таков закон войны.
Через двадцать минут обстрел кончился. И он снова ждал, когда прилетят самолеты. Они появились на небе в три захода. Один за другим спускались самолеты из-под облаков к земле, оставляя свой след в виде взрывов бомб, вырывающих уличную мостовую, стальные трамвайные рельсы, внутренности земли.
«Это здесь. — Генерал положил палец на план города, на то место, откуда он когда-то командовал своим батальоном. — Это было здесь».
У реки стояла высокая, из красного кирпича евангелистская кирка, с колокольни которой корректировщик подавал координаты целей для батальонной батареи. Майор пошел туда, чтобы воочию взглянуть на город, чтобы окинуть его взглядом, прежде чем солдаты овладеют им.
— Куда идешь? — крикнул ему по-русски капитан Замяткин. — Останься, слышишь?
— Я сам знаю, что мне надо делать, — ответил майор, пожав плечами. — Пока меня нет, ты примешь командование.
— Слушаюсь! — Замяткин щелкнул каблуками. — А ты что? Смерти ищешь?
Майор шел не оглядываясь. Как объяснить, что он хочет собственными глазами увидеть, можно ли, имеет ли он право послать батальон на тот берег.
С колокольни был виден огонь и дым. Горел завод в восточной части города. Прибрежный район перестал существовать. Сорванные мосты, как толстые зигзагообразные линии, перерезали реку. Разрушения и смерть. Мы возьмем город. Но что от него останется? Что останется?
Он не думал, что здесь когда-нибудь еще будут жить люди. Дымящиеся груды кирпичных развалин закрыли сеть улиц. Только кое-где торчали уцелевшие дома, во всяком случае в той части города, которая ему была видна. И в этот момент снаряд ударил в колокольню чуть выше окна. Последнее, что он помнил, — мысль о том, что кто-то ведь об этом уже говорил, предупреждал его, что такое может случиться…
И теперь, после того, как он приехал сюда по приказу министра, генерал не мог понять одного: неужели это возможно, неужели город снова будет разрушен? И он второй раз должен стать свидетелем его смерти? Ведь теперь это уже был другой город. Расположенный на месте старых улиц, но совершенно новый. Все здесь было новым: тротуары, мостовые, мосты, высокие дома. Только река осталась старой. И костелы, и могилы.
Генерал хотел сделать все возможное, чтобы спасти город от гибели. «Наш город. Мой, — подумал он. — Да, мой».
В тот раз это был вражеский город.
Генерал нетерпеливо взглянул на часы и жестом подозвал офицера.
— Прикажите, чтобы радист вызвал округ.
— Слушаюсь.
— Спросите, когда будут противопожарные средства. Вы ведь знаете, о чем речь?
— Так точно, гражданин генерал.
— Выполняйте.
Эти средства обещали выслать немедленно. А время шло. Горящее нефтехранилище было видно даже здесь; дым все шире расползался над городом. «Как тогда, — вспомнил он. — Тоже был густой дым».
Генерал надеялся, что самолеты должны вот-вот прилететь. Он сел в кресло, постукивая пальцами по подлокотникам. Снова время летело в двух измерениях: время нетерпения и то реальное время, которое шло независимо от него.
— Гражданин генерал, — обратился к нему офицер.
— Слушаю.
— Есть изменения. Из двух городов, — он взглянул в блокнот, — средства перебросят на автомобилях.
— Что такое? — Генерал встал. — Это невозможно!
— Их везут на специальных машинах, гражданин генерал. Без них ничего нельзя сделать. Таких здесь нет. Есть одна на аэродроме, и это все. Автомобили уже в пути.
— Пусть радист соединит меня с командующим округом.
— Слушаюсь!
— Хотя нет. Можете идти.
Генерал сел. У него не было сил. Он почувствовал себя стариком. Нет, это не старость, а просто усталость. «Я спасу этот город, — повторял он, — спасу его. Я обязан это сделать!»
Он перевернул страницу в блокноте и большими буквами четко написал: «Операция: город П». Потом зачеркнул эти слова, чувствуя, что ведет себя неподобающим образом. Ему стало стыдно, хотя он не знал