Читать интересную книгу Солнце над рекой Сангань - Дин Лин

Старый Дун тоже признал, что был слишком занят своими делами и забросил общественную работу. В мыслях было одно: как бы вырваться в Лиюй. И все из-за какого-то клочка виноградника! Да, все это наша отсталость, крестьянская несознательность!

— А как с женитьбой? — лукаво подмигнул Ху Ли-гун.

— Что ты… Что ты… Как можно… — забормотал, покраснев, старый Дун. — Только людей смешить…

Развеселившись, Ху Ли-гун пристал и к Чжан Юй-миню — не нашел ли он себе подруги?

Тот отрицательно замотал головой, но тут вмешался Ли Чан:

— Чжан Юй-миню действительно сватали жену. Чжан Чжэн-дянь прочил ему в жены вдову своего двоюродного брата. Но Чжан Юй-минь отказался: сам гол, как сокол, где ему семью заводить? Тут Чжан Чжэн-дянь позвал на помощь меня. Но стоило мне только заикнуться, как Чжан Юй-минь послал меня к чорту. И вдова тоже не заводила разговоров. Пристало ли ей после смерти мужа подумывать о новом браке? А сплетня все растет. Не рука ли здесь Чжан Чжэн-дяня?

— Не вижу ничего плохого в намерениях Чжан Юй-миня завести семью, — сказал Ху Ли-гун. — Хозяйство у него будет, и он вполне может жениться. Неужели секретарь партийной ячейки не прокормит семью? А невесту Чжан Юй-миню найти не так трудно. Я сам возьмусь за это. Вот уж попируем на его свадьбе!

Пошутили тут и над Ли Чаном и его невестой, четырнадцатилетней девочкой, воспитывавшейся в его семье.

Сгустившаяся было атмосфера разрядилась, все оживились. Общее веселье заразило даже Вэнь Цая.

Чжан Пинь, такой же молодой, как и все остальные, такой же бедняк и холостяк, под общий смех рассказал, как однажды он не спал целую ночь оттого, что некая председательница Женского союза пожала ему руку. А на следующий день он провел с ней официальную беседу о том, как надо вести общественную работу и как следить за впечатлением, которое она производит.

В самый разгар непринужденной беседы в комнату вбежали Чжао Дэ-лу с Чэн Жэном. Они тоже были весело настроены и торопили товарищей, чтобы успеть поужинать до партийного собрания.

ГЛАВА XLV

Партийное собрание

Выйдя с женой от Цянь Вэнь-гуя, Чжан Чжэн-дянь постоял в нерешительности, раздумывая, куда бы ему направиться — в кооператив или к Вэнь Цаю. Хотелось, конечно, узнать, как повернулись дела с приходом Чжан Пиня. После разговора с тестем сердце у него тревожно билось, Но он все вспоминал неоднократные заверения Вэнь Цая: к семье фронтовика отношение особое. А ведь Вэнь Цай прибыл из Калгана, он человек с положением, глава бригады. Вряд ли Чжан Пиню удастся с ним справиться.

— Ты уж лучше слушайся отца, — приговаривала шедшая позади него жена. — Запомни хорошенько: если собрание в самом деле решит… не иди сам к отцу, а беги скорей домой, скажи мне. Ох! Какое время! Всего-то надо остерегаться!

Темнело. Молодой месяц, узкий, как бровь, тускло освещал глинобитные стены. Стрекотали цикады, в вечернем воздухе уже чувствовалась осень. Теперь никто не искал прохлады — на улице было пусто. Чжан Чжэн-дянь вполголоса убеждал жену успокоиться, поскорей идти домой, обещая вернуться пораньше.

Жена только собралась ему ответить, как от стены отделилась тень.

— Кто идет? — раздался окрик.

Сразу сообразив, что это ополченец, Чжан Чжэн-дянь схватил за руку перепуганную жену и так же громко ответил:

— Не узнал, что ли? Это я, милиционер Чжан Чжэн-дянь. Что ты орешь во все горло? Случись тут враг, ты бы только спугнул его.

— A-а! Блюститель общественного порядка! Третий брат Чжан давно ищет тебя. Приказал тебе явиться к старому Ханю. — Ополченец подошел ближе, держа наизготовку кустарное ружье и оглядывая с головы до ног милиционера.

— В чем дело? Агитатор из уезда уже ушел? Где он? — спросил Чжан Чжэн-дянь и подтолкнул жену: — Иди домой!

— Вот он, оказывается, где? — Из темноты вынырнули еще две фигуры. — Куда это ты? Мы-то тебя ищем, ищем, а ты здесь, на своем посту!

Ли Чан и Чжао Цюань-гун, смеясь, подхватили Чжан Чжэн-дяня под руки и потащили за собой.

— Что за шутки? Куда вы меня ведете? — только и осталось сказать Чжан Чжэн-дяню.

— А куда ты бегал за хвостом своей жены? — продолжали подшучивать они — К тестю ходил? И не побоялся, что тебя осмеют?

Чжан Чжэн-дянь забеспокоился, сердце кольнуло предчувствие беды.

— Собрания не отменили? Что говорит о вчерашней драке Чжан Пинь? Не меня же он считает зачинщиком? Ведь известно, что Лю Мань нарочно ищет скандала.

— Чжан Пинь ничего не сказал. Он все время беседовал с Вэнь Цаем и бригадой о семье помещика Ли Гун-дэ из соседней деревни. У него конфисковали свыше трех тысяч платьев — все длинные шелковые халаты, расшитые цветами, да туфли на высоких каблуках. Для народа ничего не подходит, — ответил на его вопрос Чжао Цюань-гун и тут же продолжал, словно только это его и интересовало:

— А как вела себя вторая жена помещика! Не проронила ни слезинки! С высоко поднятой головой она вышла из своего богато убранного дома и поселилась рядом с кухней, в комнатке повара.

— Я всегда говорил, — снова начал Чжан Чжэн-дянь, — что у нас нет таких крупных помещиков, с которыми стоило бы бороться. Помещик Ли, настоящий богач, так тот сбежал. Не доглядели. Как вы думаете, будут обсуждать мою драку с Лю Манем на сегодняшнем собрании?

— А ты чего боишься? — ответил вопросом на вопрос Ли Чан.

— Боюсь? — Чжан Чжэн-дяню не понравилось это слово. — Я ничего не боюсь: я не помещик, не предатель. Что Чжан Пинь со мною сделает? Разве я вступил в партию не с его одобрения?

Увидев ополченцев у дверей дома старого Ханя, Чжан Чжэн-дянь подумал: «Меня тронуть не могут. Верно, я говорил, что Цянь Вэнь-гуй — отец фронтовика. Но ведь это правда. То же самое говорил и начальник Вэнь. А когда составлялись списки, не я решал, кто к какому классу принадлежит. Нет, мне нечего бояться!»

Те, кому не хватило места в комнате, расположились в большом темном дворе. Собралось всего человек двадцать, но было очень оживленно.

Бо́льшая часть местных коммунистов вступила в партию еще до освобождения. Братья на жизнь и на смерть, они чувствовали себя друг с другом свободно. Настроение было самое дружеское. Присутствие Чжан Пиня всех оживило, обрадовало. И только у одного Чжан Чжэн-дяня на душе было скверно. Ни на кого не глядя, он протиснулся в комнату и нашел себе место в углу. Чжао Дэ-лу, сидевший рядом, не поздоровался с ним.

Чжан Юй-минь сделал перекличку и открыл собрание. Он первым взял слово, сразу заговорил о своих ошибках. Он сказал, что на прежних собраниях напрасно не называл Цянь Вэнь-гуя, как злодея, с которого следовало начать борьбу: он сомневался в своих товарищах, опасался, что Крестьянский союз не справится с врагом. Крестьяне неоднократно обращались к нему, но он не сообщал их мнения товарищу Вэнь Цаю, не доверяя даже ему. Он признал, что предал интересы народа.

— Уже больше двух лет, как я вступил в партию, но глаз у меня все еще недостаточно зорок. Я признаю свою вину и готов принять от народа любое наказание. Разве сам я не из народа? Прожил я двадцать восемь лет, свыше десяти лет проработал в батраках. А на чем я вырос? Больше на отрубях, чем на зерне. Днем и ночью работал на людей, точно вол, а цена мне была меньше, чем волу. Сам я бедняк, сын народа, а не подумал о народе, обманывал всех, да я просто не человек после этого! Но народ хорошо знает, преследовал ли я личные, корыстные цели. Если не видишь у себя на затылке шишки, смешно думать, что и другие ее не замечают. Сегодня мы выскажемся по совести, отчитаемся друг перед другом. Когда я говорю «мы», я думаю про всех нас, кто более двух лет делил опасности и испытания, кто не забыл о корне, нас вскормившем. Подумаем, нет ли среди нас таких, кто мечтает о возврате к старому, преследует личные интересы, кто боится навлечь на себя гнев врага, у кого на ногах путы? Если есть такие, значит, забыли мы о народе, о корне, нас вскормившем. Я говорю от чистого сердца. Если вам кажется, что в моих словах есть хоть капля лжи, исключайте меня из своих рядов. Еще я предлагаю: пусть каждый из нас выложит все, что у него на душе.

Настроение становилось все напряженнее. Всем было тяжело, даже больно слушать Чжан Юй-миня. Его слова явились такой неожиданностью, что люди не успели собраться с мыслями. Все застыли от удивления. С каждой минутой молчание становилось все тягостнее.

Тут вскочил Чжан Чжэн-го и громко крикнул: — Молчите? Сказать нечего? Небось у каждого что-нибудь найдется. Каждый день мы призываем крестьян к освобождению, а сами сидим сложа руки в кооперативе, распиваем чай, прохлаждаемся на улице! А когда собираемся вместе, говорим о том, о сем, а ведь каждый про себя знает, кто у нас на деревне первый злодей, кто режет без ножа. А молчим! Всем мешает, что родственники этого злодея — брат да зять — активисты. Одни просто боятся обидеть его, другие надеются извлечь из него какую-то пользу. Вот, к примеру, брат Чжан призвал нас, чтобы мы выступили, объяснились. А между прочим все молчат. Значит, родство связывает, не дает обидеть свояка!