Читать интересную книгу Солнце над рекой Сангань - Дин Лин

Вэнь Цай уже позабыл о том, как противился опечатанию и конфискации излишков имущества у помещика.

Ян Лян и Ху Ли-гун не сообщили ему о ходе подготовки собрания. План их был такой: поставить вопрос о драке между Лю Манем и Чжан Чжэн-дянем и вызвать самостоятельные выступления крестьян. Сейчас же они настаивали только на проверке работы бригады, чтобы выяснить, кто виноват в отсутствии единства между ними, и устранить трудности на будущее.

Однако Вэнь Цай, не любивший возвращаться к прошлому, снисходительно заметил:

— Дело не в принципиальных разногласиях, их у нас нет. У нас расхождения только по вопросу о порядке работы. Товарищ Чжан Пинь тут верно отметил: следует исходить во всем из степени сознательности масс. Нельзя придерживаться только догмы. А о наших разногласиях можно потолковать и потом.

Чжан Пинь согласился с ним и, расспросив Ян Ляна и других товарищей о подготовке собрания, признал, что они действуют правильно.

Чжан Юй-минь пояснил, что в состав Крестьянского союза входят только бедняки и малоземельные середняки. Но на собрания обычно является по одному человеку от каждой семьи. Прежде в подготовке собраний принимали участие Союз молодежи, Женский союз, даже учащиеся школы взрослых, и было трудно помешать проникнуть на собрания членам, помещичьих и кулацких семей. Теперь установлен более строгий контроль: детей помещиков и кулаков в ворота не пропускают, поэтому у бедняков мозги заработали по-иному.

Драка Лю Маня и Чжан Чжэн-дяня в фруктовом саду смутила многих. Крестьянам показалось, что власти покровительствуют своей богатой родне, что они просто превратились в прихвостней бывших властителей деревни. Нашлись люди, которые договорились до такой чудовищной нелепости, будто Восьмая армия не лучше японцев, будто шкурники, отъевшиеся при японских дьяволах, недурно устроились и при коммунистах.

Но позже все разъяснилось, люди успокоились, убедившись, что деревенские власти стоят за бедняков.

— Только теперь, — закончил Чжан Юй-минь, — борьба приобретает настоящий смысл и размах! А то, что мы делали до сих пор, — так уж лучше поджать хвост и идти спать! К чорту такую работу!

Слушая Чжан Юй-миня, Вэнь Цай не мог скрыть своего удивления. Но он не придал значения его словам и только думал про себя:

— И это члены партии! Какие же у них странные взгляды на организационные вопросы.

Однако он не спорил, чувствуя, что в присутствии Чжан Пиня такой разговор затевать не следует.

Вэнь Цай заподозрил также, что Чжан Пинь заранее сговорился с Чжан Юй-минем. Да ведь они из одного выводка. Это же кадры, выдвинутые Чжан Пинем! Они, конечно, пойдут за ним, будут считаться только с его мнением. И он продолжал молча слушать, не принимая участия в обсуждении.

А Чжан Пинь сразу принял решение. Склоняясь в целом ко мнению Ян Ляна, он вместе с тем в воспитательных целях хотел поддержать и деревенских активистов. Признав, что местные партийцы работали в основном неплохо и с честью выдержали испытание, он тут же отменил собрание Крестьянского союза и назначил партийное. Несмотря на неясную позицию Чэн Жэня, он настоял на его участии в собрании, так же как и на присутствии Чжан Чжэн-дяня, защищавшего Цянь Вэнь-гуя. Даже сегодня, несмотря на ограниченное время, Чжан Пинь давал терпеливые и подробные объяснения каждому участнику совещания — так учили его работать с массами.

Решение Чжан Пиня смутило Вэнь Цая и несколько умерило его самодовольство. Он сидел молча, не вмешиваясь в обсуждение, скептическим взглядом следя за радостью Ян Ляна и Ху Ли-гуна, за юношеской решительностью Чжан Пиня. Особенно же злил его Чжан Юй-минь.

Только что вернувшийся из деревни Лиюй старый Дун, который воевал в партизанском отряде под началом Чжан Пиня, всецело одобрил его решение:

— Я давно уже говорю — без борьбы с Цянь Вэнь-гуем не обойтись. Народ ненавидит его больше всех. — И смущенно признался: — Голова у меня туговата. Вот книжечку, что принес товарищ Вэнь, я так и не одолел. Мое дело ходить с ружьем и со знаменем. А быть главным героем на сцене — мне не по силам. Вот если снова партизанить понадобится, я готов идти куда угодно.

После того как были разрешены основные вопросы, разговор еще более оживился. Ли Чан рассказал о последних происшествиях в деревне, представляя в лицах шаманку Бо, помещицу Ли:

— Шаманка теперь уже не белится и не румянится, своего духа Бо убрала в ящик, и как заслышит, что кто-нибудь заболел, первая кричит: «Нет, нет, я больше не колдую. Иди к врачу. Ведь и прежде я обманывала только по принуждению…» А помещица Ли то и дело выбегает на улицу, будто детей ищет, а сама высматривает активистов, подходит к ним с поклонами, играет бровями и глазами, Чжан Юй-миня величает Третьим братом, а меня — Младшим братом. А я вовсе не из их рода, да и вообще гожусь ей во внуки.

— Все они мерзавцы бессовестные! — расхохотался Чжан Пинь. — Паразит Ли — картежник и пьяница. Вот уж кого добрым словом не помянешь! Сколько поколений его семья эксплуатировала народ? У него еще братец имеется. Тоже нельзя упустить. Завтра я побываю в Чжолу и верну оттуда вашего помещика. Пусть выпьет свою чашу до дна! Юй-минь, ты ведь бывший его батрак. Рассчитайся с ним. Но только смотри — не миловать.

В памяти Чжан Юй-миня встали все издевательства, которым он подвергался у помещика Ли; вспомнилась вся грязная работа, которую его заставляли выполнять. И он рассказал, как помещица требовала, чтобы он выносил ее ночные горшки. И когда он отказывался — ведь он же мужчина, с голоду помрет, а горшков выносить не будет! — она осыпала его оскорблениями: «Тоже выискался богач! А может, ты и в самом деле разбогател, да еще от нашего богатства не прочь отхватить!»

В другой раз помещица мыла ноги и позвала батрака, чтобы тот принес ей ящичек с квасцами. Чжан Юй-минь так рассердился, что не сдержался и ответил:

— Я тебе не девчонка купленная! — повернулся и ушел. Поэтому-то он и разругался с Ли Цзы-цзюнем.

Чжан Пинь подтвердил, что в новых освобожденных районах народ ненавидит только помещиков-злодеев, помещиков-предателей и их прихвостней. Что все помещики — эксплуататоры, что они представляют собою класс, угнетающий бедняков-крестьян, что все они люди одной шайки, несмотря на их драки между собой, — не сразу входит в сознание масс. Поэтому, развертывая борьбу, надо прежде всего выкорчевывать особенно жестоких злодеев и предателей, а затем уже расправляться и с остальными. Народ надо учить на фактах, показывать ему на деле, какая он сила, тогда он поймет, что возврата к старому нет и не будет. Иначе с землей будет так, как с бараниной. На вкус хороша, да попахивает, запах выдаст того, кто ее съел.

Вэнь Цай все хранил молчание, он злился на замечания Чжан Пиня, принимая их на свой счет.

«Ладно! — думал он про себя. — Посмотрим, как-то ты справишься! Слишком уж вознеслись молодые и малограмотные!»

— Что у вас работу в прошлом не довели до конца, — продолжал Чжан Пинь, бросая взгляд в сторону Чжан Юй-миня, — в этом нельзя упрекать одних активистов. Район слабо руководил вами, главную ответственность за это несу я. Даже в шестом районе все в один голос говорят, что самый большой негодяй в вашей деревне — Цянь Вэнь-гуй. Даже Сюй Юу был не так коварен и хитер. А мы так и не тронули Цянь Вэнь-гуя. Ты, Чжан Юй-минь, еще весной указывал мне на него. На беду я тогда упустил это из виду. Помните? Когда мы собрали актив, никто не назвал Цянь Вэнь-гуя. Кое-как порешили на том, чтобы начать с Хоу Дянь-куя. Тоже порядочная сволочь, что и говорить. Но пока мы не одолеем Цянь Вэнь-гуя, народ не раскачается. Тогда на общем собрании выкрикивали лозунги и выступали только одни члены партии. На первый взгляд, собрание прошло очень оживленно, а теперь, как припоминается, нам ничего другого не оставалось. Все вы издеваетесь над Хоу Чжун-цюанем за отсталость, а на деле сами недалеко от него ушли. Ты, Чжан Юй-минь, во всех отношениях молодец. Терпеливо сносишь нужду, презираешь личные интересы, умеешь сплачивать людей. Не из трусливых. А здесь тебя подвела чрезмерная осторожность. Пока ты думал да раскачивался, тут такие чудеса творились. Ха… ха…

Он так искренно рассмеялся, что за ним расхохотались и другие, и даже сам Чжан Юй-минь, который от смущения стал потирать затылок, как это делал Чжан Пинь.

— Да, оплошал… глупая моя голова! — оказал Чжан Юй-минь. — Не сумел по-настоящему позаботиться о крестьянах. Все чего-то боялся! Не справимся, думал я, не одолеем помещиков, тогда что? А теперь… Опозорились. И критику заслужили. Приходится признаваться — струсил я. Не настоял на своем. Хорошо еще, что товарищ Ян Лян был с нами, он все думал и думал, пытался вразумить нас… Да, по совести скажу, не разобрался.

Старый Дун тоже признал, что был слишком занят своими делами и забросил общественную работу. В мыслях было одно: как бы вырваться в Лиюй. И все из-за какого-то клочка виноградника! Да, все это наша отсталость, крестьянская несознательность!