Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марина промолчала. После университетской истории она решила никогда и ни с кем не говорить о политике, и даже живя на Западе, она придерживалась этого правила — чем чёрт не шутит. Правда, она заметила, что там люди и не говорят так много о политике, как здесь.
Их интересуют дела насущные. Она видела несколько демонстраций, когда несколько сот или тысяч человек шли с лозунгами, и при этом смеялись, шутили, а рядом ехали на автомобилях полицейские, охраняя порядок. Один раз только она видела очень много полиции, когда шла демонстрация неофашистов. Демонстрацией это назвать было трудно, так как их насчитывалось не более двухсот человек, и полиция их ограждала от другой, более массовой демонстрации антифашистов. Такси остановилось, водитель достал из багажника чемодан и предложил внести его в дом. Но Марина отказалась, сославшись на то, что он лёгкий. Но причина состояла в другом. Марине не хотелось, чтобы незнакомый человек заходил в неубранную квартиру, но когда она тащила чемодан по лестнице, то подумала, что могла бы попросить донести его только до двери. Запыхавшись, она открыла дверь и вошла внутрь. Её предположения подтвердились: спёртый воздух давно не проветриваемого помещения неприятно пахнул в лицо. Проветривать квартиру было некогда, и Марина достала из шкафа белый халат, который сшила давно и посещала в нём мать, когда та лежала в больнице, взяла сумочку и вышла к такси. Она предложила водителю сразу рассчитаться, и спросила, устроят ли его немецкие марки или лучше доллары? Он ответил, что лучше доллары, поблагодарил и сказал, что нежелательно ей демонстрировать иностранную валюту, потому что жулья развелось очень много, и её просто могут ограбить.
— Если хотите, по дороге, в сквере стоят менялы, я с Вами пройду и вы поменяете деньги, сколько нужно. Только много не меняйте.
Ежедневно курс наших денег падает и очень сильно.
Марина поменяла деньги, повесила сумку на плечо, и направилась вместе с водителем к машине.
— Возьмите сумку под мышку. Вы, наверное, давно не были в Одессе, что так беспечно себя ведёте. Сейчас небезопасно даже ходить вечером в хороших вещах. Недавно одного мужчину, сотрудника моей жены, убили за кожаную куртку. Он отнёс внучке шоколадку, его в подъезде ударили по голове, сняли куртку и скрылись. Жильцы проходили мимо, думали, что лежит пьяный и не вызвали скорую. И только дочь, проходя утром мимо, узнала отца, но было уже поздно. Он хоть и был ещё жив, но врачам его спасти не удалось.
— Спасибо, постараюсь быть осторожней.
В приёмном покое Марина узнала в какой палате лежит мать, и одев халат, поднялась на второй этаж. Её остановила дежурная сестра.
— Куда Вы, гражданка?
— Я к матери. Она лежит в 205 палате.
— Вы знаете, что сейчас нельзя посетителям входить. Только через полтора часа.
— Простите меня, я приехала издалека, — Марина достала из сумочки деньги, дала сестре, та быстрым, привычным движением сунула их в карман своего халата, — пройдите, но она сейчас спит.
— Спасибо, я тихонько.
Марина вошла в палату, в которой стояло восемь кроватей и лежали больные женщины разного возраста. Те, что не спали, смотрели на Марину вопросительно. Анна лежала на левом боку, отвернувшись от двери, но Марина её узнала по волосам и подошла к ней. Одна из женщин взяла стул и поднесла ей. Марина села и огляделась. То, что она увидела, бросило её в дрожь. Кровати, давно не крашенные, местами с облупленной краской, два перекошенных окна, протёртые полы так, что из досок, уложенных в прошлом веке, можно из каждой делать лодку. Но больше всего Марину поразили простыни: серые, с дырками и какие-то липкие, как будто бы не стиранные и такая же наволочка на ватной подушке, взявшейся комьями. Марина вспомнила блестящие кровати, белоснежные простыни и пододеяльники, ежедневно меняющиеся, панель с приборами и выключателями над каждой кроватью и многое другое, имеющееся в немецких больницах для обыкновенных людей, и заплакала. К ней подошла женщина, и не совсем поняв причину слёз, стала успокаивать:
— Не плачьте, она просто спит. Недавно приносили еду, так она даже покушала.
— Спасибо Вам. Просто я размякла.
— Ваша мама говорила, что вы приедете.
Женщина умолчала, что Анна говорила, что знает, что дочь приедет, но боялась, что опоздает, и они не увидятся до её смерти.
Анна не открывая глаз, начала шарить рукой и Марина взяла её руку и услыхала, как мать тихонько сказала:
— Я знала, что ты приедешь, — и открыла глаза.
Марина поцеловала мать, а та попыталась подняться.
— Лежи, мама, лежи.
— Приподыми меня чуть-чуть.
Марина взялась за подушку и сказала:
— Ты можешь взять меня за шею? — и когда мать обхватила её руками, продолжила, — Держись.
— Я и так всю жизнь за тебя держусь, дочка.
Марина сдержалась, чтобы не разрыдаться, приподняла подушку и положила на неё мать.
— Как Светочка?
— Хорошо, передавала тебе привет и поцелуй. Посмотри фото.
Анна взяла фотографию внучки, где она была одета в красивое, праздничное платье, посмотрела, и из её глаз потекли слёзы.
— Мама, ну что ты? Не плачь.
— Не волнуйся, Мара, это я от радости за Свету. От радости ещё никто не умирал.
Зашла сестра и сказала Марине, что больной нельзя много разговаривать. Марина попросила мать помолчать, а сама ей начала рассказывать о дочке, что она недавно рассказала, что она сделала, как она ест и что любит. Анна слушала и улыбалась, потом её глаза закрылись и она уснула.
Марина вышла из палаты, спросила сестру, где можно увидеть лечащего врача и та сказала, что в ординаторской. Марина постучалась и вошла в ординаторскую. На неё смотрели не с очень большим удовольствием четыре пары глаз — двое мужских и двое женских, видимо Марина прервала их весёлую беседу.
— Извините, пожалуйста, — начала торопливо Марина, боясь, что её сейчас выставят, — мне нужен лечащий врач моей матери, — и Марина назвала фамилию.
Поднялась женщина средних лет и направилась к двери. Марина не сразу поняла, почему она вышла, но когда сообразила, достала из сумки двадцатидолларовую бумажку, протянула её врачу, и не делая паузы сказала:
— Я знаю, какие сейчас трудности в больницах, не могли бы Вы мне сказать, что от меня нужно, чтобы улучшить лечение моей матери.
Может лекарство, может нанять кого-то для ухода, потому что я круглые сутки не смогу дежурить. И я бы хотела, чтобы её перевели в меньшую палату и сменили постель.
— Что касается палаты, то это компетенция зав отделением, белья лучшего нет, принесите своё, еду тоже желательно из дому приносить.
По поводу ухода не нужно никого, потому, что наши сёстры и санитарки ревностно относятся к нанятым извне людям. Договаривайтесь с ними, они умеют и сделают всё в лучшем виде. Нужны некоторые лекарства, но их в нашей больнице нет. Нужно купить. Я вам сейчас выпишу рецепты и занесу чуть позже в палату. Я скажу сейчас заву, он к Вам выйдет.
— Спасибо большое!
Через пару минут из ординаторской вышел мужчина, Марина дала ему деньги, и он пообещал перевести больную в трёхместную палату, предназначенную для начальства. Марина побыла с матерью, вышла из больницы, взяла такси и поехала решать вопросы с бельём и лекарством. Две пары постельного белья и подушку она взяла дома, а за лекарством пришлось поездить по аптекам, так как не во всех было то, что необходимо.
Когда она приехала в больницу, мать уже лежала в трёхместной палате на кровати с колёсами, подобной или такой же, как в немецкой больнице. Марина попросила сестру сменить бельё, что та вместе с нянечкой быстро сделали. В палате, кроме Анны лежала ещё одна молодая женщина, накрашенная и в вся в золоте, как будто бы пришла на бал или в оперный театр. Марина посидела с матерью до темноты, а потом ей сказали, что она может ехать домой, за матерью обеспечат должный уход. Придя домой, Марина проветрила квартиру и свалилась в постель, не имея сил даже что-то поесть. Рано утром встала, побежала на Привоз, купила курицу, овощи и сварила матери бульон, позавтракала и поехала в больницу.
Марина приехала к матери, когда Анна ещё спала. Сестричка объяснила, что соседку по палате перевели на третий этаж, потому что она пожаловалась мужу на дискомфорт от присутствия Анны в одной с ней палате, а муж, новый предприниматель, договорился обо всём с главврачом. Понизив голос и посмотрев на дверь, сестричка сказала что та «красотка» симулянтка. Она чуть что, симулирует мужу сердечный приступ, и он везёт её в больницу. Для главврача это неплохо, да и медперсонал не обижен, но по всей вероятности муж скоро её раскусит, и они потеряют выгодную больную.
— Видели бы Вы, как она закатывает глаза, когда ей меряют давление. А оно у неё как у Терешковой — 70 на 110.
Сестра ушла, и Марина услышала, как мать тяжело дышит. Наконец, Анна открыла глаза, чуть улыбнулась и сказала, еле приоткрывая рот:
- Летний домик, позже - Юдит Герман - Современная проза
- Прислуга - Кэтрин Стокетт - Современная проза
- Произрастание (сборник) - Сергей Саканский - Современная проза
- Счастливое событие - Элиэтт Абекасси - Современная проза
- Антилузер - Илиас Меркури - Современная проза