Все в долине пребывало в движении, ничто не оставалось неизменным. Рыцари обратились в драконов, часы — в ветряную мельницу, облако уплыло от обелиска и стало гигантским пчелиным ульем. Но надо всем этим возвышалась алмазная башня — правда, ее поверхность становилась все более грубой и тусклой, становились видны швы и ряды камней.
Над башней, у ее подножия и даже сквозь нее проникал тяжелый, пульсирующий ритм музыки камней, сложенных тяжелым металлом. Вой и карканье разносились по долине, они проникали даже через систему фильтров, защищавших уши Гэллоуглассов.
Род крепко сжал руку жены.
— Гвен! У меня опять галлюцинации!
— Вовсе нет, — ответив ему рукопожатием, возразила Гвен. — Я вижу то же самое.
— И я, — подхватил Магнус, широко раскрыв глаза.
Остальные дети мысленно присоединились к старшему брату и родителям.
— Скажите, — обратился Род к Яго, — тут хоть что-то есть реальное?
Яго пожал плечами.
— А что такое «реальность»?
— Ой, только не это опять! — застонал Джеффри. — Векс, может, ты ему ответишь?
Яго вздрогнул от изумления.
— Он меня не услышит, — напомнил мальчику робот.
— Реальность не зависит от того, что о ней кто-то думает, — объяснил священнику Грегори.
Род и Гвен уставились на своего младшенького с нескрываемым ошеломлением. Род обернулся и искоса глянул на Векса. Но Яго только усмехнулся — и не сказать, чтобы так уж добродушно.
— Если так, то вы не побоитесь прогуляться посреди этих миражей.
— Не совсем так, — возразил Джеффри. — Может быть, все эти штуки — не то, чем кажутся, но все равно они могут таить в себе опасность.
— Да нет же, в этих фигурах ничего опасного нет, — возразил Яго. — Если уж вы пожелали отыскать средоточие этой музыки, вам придется ступить на равнину.
Он отвернулся, ушел вперед на несколько шагов и обернулся — словно бы для того, чтобы спросить, идут его спутники с ним или нет.
Магнус сдвинул брови, обвел долину взглядом, а его братья и сестра вопросительно посмотрели на родителей. Те переглянулись между собой. Наконец Гвен неохотно выговорила:
— Мы защищены от всего этого.
— Пока — да, — согласился Род. — Векс, скажи-ка, что ты видишь?
— Всего лишь равнину, Род, на которой кое-где лежат крупные валуны и местами растут кусты и деревья.
— Что ж, тебе отводится роль пробного камня, Железяка. Слушайте меня, семейство. Все эти фигуры — псионного свойства, а это означает, что мы скорее всего сумеем совладать со всем, что бы в нас ни было запущено. Главное, детки, не забывайте вот о чем: того, что вы видите, на самом деле может не быть. Настройтесь на связь с мамой и делайте все, как она скажет.
— Спасибо за доверие, — невесело отозвалась Гвен. — А ты как защищаться намерен, муж мой?
— Так же, как и ты, само собой. А еще — с помощью этого. — Род обнажил меч. — Так, на всякий пожарный.
Сверкнула сталь — Магнус и Джеффри выхватили шпаги.
— Не забывайте, мальчики: первым делом — псионная оборона, — предупредил их Род. — Без моей команды шпагами не размахивать, а у меня большое подозрение, что наши враги — никак не воины. Векс, сообщи, если увидишь кого-нибудь вооруженного.
— Задачу понял, Род.
— Тогда вперед, следом за Яго. Пошли.
И они вышли на равнину и ступили в страну миражей.
Когда они уже были на середине равнины, в окружении причудливых, то и дело меняющих очертания фигур, Род вдруг остановился и крикнул:
— Подождите!
Яго обернулся, улыбаясь и сверкая глазами.
— Что такое?
— Да вот… это гигантское сооружение… — Род указал. — Когда мы его в первый раз увидели, оно было замком, а потом вдруг превратилось в гору, потом — в алмазную башню, потом — в обычную, сложенную из камней, а теперь… теперь это что-то огромное и бесформенное!
Яго присмотрелся получше. И верно: сложенная из камней башня расплавилась и превратилась в нечто наподобие пухлого обелиска, у которого на верхушке примостилась гипербола. Фигура переливалась разными красками и оттенками цветов. «Будто шелковый муар», — подумал Род.
— Похоже на гигантскую куколку[41], — сказал Грегори.
— Если это куколка, братец, спаси меня, Господи, от бабочки, которая из нее выведется!
— Ты видишь то, о чем мы говорим, Векс? — спросил Род.
— Да, Род. Этот объект возникал постепенно, по мере рассеивания тумана.
Интересно. Что бы это ни было, оно воспринималось не только псионно, но и обычными органами чувств.
Яго вернулся.
— Странные очертания, согласен — именно сейчас. Такое впечатление, что это нечто среднее между двумя формами.
Что ж, Род по крайней мере убедился в том, что этот человек подвержен видениям в той же мере, что и все остальные. Либо так, либо Яго попросту лгал.
У подножия гигантского кокона вспыхнули два ярких огненных столба.
Род нахмурился.
— Это еще что такое?
— Пойдем посмотрим? — предложил священник и не медля шагнул вперед.
Дети рванулись было за ним, но Гвен вытянула руку и загородила им дорогу.
— Нет! — строго сказала она. — Мы не тронемся с места, покуда эта странная гора не примет законченную форму!
— Ну, тогда устроим привал.
Джеффри и Грегори плюхнулись на землю и скрестили ноги. Корделия и Магнус сели «как взрослые». Для себя и жены Род выбрал пень и валун и опустился на камень очень осторожно, опасаясь, что тот растает под ним. Затем он обернулся и обратил внимание на то, что священник устроился на земле рядом с детьми. Роду это не понравилось: получалось, что этот человек как бы объединился с детьми. Он вроде бы своим поведением заявлял: «Я — один из вас, я не взрослый, и поэтому мне можно доверять».
Первый вопрос, который священник задал детям, ему тоже не пришелся по сердцу:
— А зачем вы себе на голову эти уродливые тряпки намотали?
— Чтобы музыка нас не отвлекала, — ответила вместо детей Гвен.
— О, не извольте сомневаться, вы к ней привыкнете! Походите какое-то время посреди этих звуков и вскоре перестанете их замечать!
Взгляд у Корделии стал неуверенным, но Род поспешно заметил:
— Может быть, так оно и было — пятьдесят миль назад. Но теперь музыка стала настолько оглушительной и беспорядочной, что отрешиться от нее просто так невозможно.
— Да что вы! Зачем отрешаться! Надо просто научиться слушать ее и извлекать из этого радость!
Магнус глянул на отца и спросил:
— Зачем же нам учиться радоваться музыке, если она нам совсем не нравится?
— Так ведь если научитесь, будете получать великое наслаждение!
Магнус опасливо посмотрел на Яго, но промолчал.
— Может быть, так можно говорить о музыке, которая для понимания достойна изучения, — сказал Род. — Но ведь и это не значит, что ты обязан побороть естественную неприязнь к звукам, которые действуют тебе на нервы!
— О нет! Я же не об этом! Я о том, что к музыке надо привыкнуть! — возразил священник. — Если бы вы слушали такие звуки с колыбели, вы бы их очень полюбили!
Корделия внимательно наблюдала за спором. Ее взгляд метался от отца к священнику и обратно. Было видно, что ее охватила неуверенность.
— Почему-то я в этом сомневаюсь, — покачал головой Род. — Мне представляется странной не сама ткань музыки, если можно так выразиться. Мне кажется, что дурна манера ее подачи.
— Уверяю вас, в рамках стиля эта музыка сочинена и сыграна мастерски!
— А я бы сказала, супруг мой, что ты слишком добр, — одарив священника суровым взглядом, заметила Гвен. — Дело не в «дурной манере подачи», как ты выразился. Просто-напросто это плохая музыка, вот и все.
Священник с большой натугой растянул губы в улыбке, обвел взглядом все семейство и сосредоточил свои аргументы на той, которая начала сдавать позиции.
— Ну, что же ты, красавица? Ты-то знаешь, как твои ровесники обожают такую музыку! Сними с головы тряпки, вынь из ушей затычки и погрузись в мир звуков!
Корделия поднесла ладони к ушам.
— Не смей! — крикнула Гвен. — Даже не вздумай трогать!
Корделия резко опустила руки.
— Но мамочка, это правда! Всем юным девушкам и парням нравится такая музыка!
— Что значит «всем»? — строго вопросила Гвен. — Много я видела молодежи, которой по сердцу красивая, приятная, нежная музыка, а здесь вижу жалкую горстку! С чего ты взяла, что таких много, кому этот треск по душе?
— Ну так… так священник говорит!
— Верно, красавица, верно! Не позволяй родителям командовать тобой! Думай за себя!
— Ага, думай за себя[42] и делай, что он тебе скажет! — с нескрываемым сарказмом воскликнул Род. — Так кто же тогда за тебя думает, а?
— Не слушай голоса взрослых, они не понимают юных, они противятся всему новому! — продолжал подзуживать Корделию Яго.