Какое-то время мы оба стоим и слова не можем проронить от восторга, а потом Эд поворачивается к продавщице, которая топчется позади нас с приветливой улыбкой.
— У вас есть двенадцатый размер? — спрашивает он.
Я приятно удивлена, что он запомнил мой размер.
— Конечно, сэр, — отвечает она, улыбается мне и идет за платьем.
Я стою выпрямившись, с гордым видом, восхищаясь, как замечательно платье облегает мою фигуру, делая меня стройной, элегантной и изысканной — настоящей королевой. Я представляю, как буду смотреться, если уберу волосы наверх в шикарный шиньон, надену открытые туфли на высоких каблуках, с ремешками и грациозно пройдусь; воображаю, как в моих ушах будут поблескивать крошечные бриллиантовые сережки… Но что-то я размечталась. Откуда мне взять бриллиантовые сережки?
Я выхожу из примерочной, и Эд с продавщицей теряют дар речи.
— Ты просто неотразима! — шепчет Эд.
А продавщица согласно кивает, и я знаю, она говорит, что мне очень идет это платье, не потому, что должна так всем говорить, даже если они выглядят как коровы; нет, на этот раз ее восторг искренен. Боже, я должна купить это платье.
— Вот то самое платье! — говорит Эд.
И я расцветаю, восхищаясь отражением в зеркале.
— Мне нравится! — говорю я. — Это самая красивая вещь, которую я когда-нибудь надевала.
Эд поворачивается к продавщице.
— Вы принимаете «Америкен экспресс»?
Я возвращаюсь в примерочную и снимаю платье. Не могу удержаться, украдкой смотрю на ценник — и чуть не падаю в обморок. Тысяча пятьсот фунтов.
Господи Иисусе, что мне делать? Не думаю, что Эд в курсе, сколько оно стоит, а я не могу позволить ему тратить на меня такую кучу денег, это же абсурд. Ни одно платье не может столько стоить.
В примерочную заглядывает продавщица, улыбается и забирает платье, а я пытаюсь выглядеть уверенно, хоть и стою в сереющих трусах и лифчике из супермаркета. Раз платье уже забрали, то, наверное, Эд сейчас скажет мне, если у него возникнет проблема с ценой, ведь он вот-вот узнает, сколько оно стоит.
Я заканчиваю одеваться и выхожу из примерочной. Эд сидит в кресле, на лице его широкая улыбка. У его ног стоит пакет, из которого выглядывают кусочки тонкой оберточной бумаги.
— Ну вот, дорогая моя, — говорит он, протягивая мне пакет. — Теперь у нас есть прекрасное платье для прекрасной Либби.
— Но, Эд… — пытаюсь возразить я, заливаясь краской, потому что не могу поверить, что он сделал это.
Начинаю мямлить что-то о цене, но он прерывает меня:
— Не хочу больше слышать ни слова!
Я встаю на цыпочки и целую его.
— Спасибо. Никто никогда не покупал мне что-либо подобное.
— Не за что, — отвечает он. — Теперь, может, купим туфли? У тебя есть туфли?
Я решительно киваю.
— Да. У меня есть прекрасные туфли.
— Что-нибудь еще нужно? — спрашивает он. — Пока мы здесь, может, чулки или шаль?
— Эд, — говорю я, — все в порядке. Мне больше ничего не нужно.
— Какие у тебя планы на вечер?
Я знаю, на что он намекает. Он хочет провести со мной вечер. И знаете что? Пусть все катится к чертям. Я не против того, чтобы провести с ним всю субботу. Ради бога, это всего лишь мелочь, которую не зазорно сделать за полторы тысячи фунтов!
Мы возвращаемся к Эду домой, и на этот раз его жилище уже не кажется мне таким холодным и зловещим. Наоборот, я начинаю чувствовать себя комфортно: даже предлагаю сделать чай, пока Эд звонит по делам. Слоняюсь по кухне, открываю шкафы и смотрю, где что лежит. И вдруг начинаю думать, что вполне могла бы жить в подобном доме. Или даже в этом самом доме.
Ради бога, Либби! Прекрати!
Но в любом случае тут очень уютно. Очень по-семейному. Невероятно, ведь я едва знакома с этим человеком, но чувствую себя с ним так расслабленно, — даже удивительно. Может, это потому что я не влюблена в него, а он без ума от меня. Это очень приятное чувство. И совершенно новое для меня.
Закончив звонки, Эд спускается на кухню и обнимает меня. На этот раз мне приходится поцеловать его, тут уж никак не вывернешься. И все выходит не то чтобы потрясающе, но по крайней мере лучше, чем раньше. Я уверена, намного лучше. Может, действительно нужно просто привыкнуть.
— Ммм… — говорит Эд, скользя лицом по моей шее. — Ты такая вкусная, я бы тебя съел.
— Кстати, о еде.
Я решаю, что это отличный повод сменить тему, и живо интересуюсь:
— У тебя есть печенье к чаю?
Похоже, я его ошарашила.
— Пирожные? — с надеждой спрашиваю я. — Хоть что-нибудь?
— О боже, — говорит он, — извини, Либби. У меня совсем ничего нет.
— Может, тосты?
— Ничего. Слушай, подожди здесь, я вернусь через секундочку.
Через секундочку? Через секундочку! Боже, о чем он говорит? На самом деле я не голодна, это был просто отвлекающий маневр, но, прежде чем успеваю возразить, он хватает ключи и исчезает в дверях.
И что же мне делать? В нормальной ситуации я бы сделала то же самое, что и любая другая девушка, стоит ей остаться одной в доме своего нового бойфренда, — начала бы обыск. Смотрела бы его бумаги, искала следы предыдущих любовниц, открывала все ящики, заглядывала в кейсы. Но Эд такой честный, что ему нечего скрывать, и, ничего не обнаружив, я бы почувствовала и облегчение и разочарование. Поэтому снимаю трубку и звоню Джулс. Но говорю тихим голосом, на случай если он вернется, потому что не хочу, чтобы он подумал, что я такая невоспитанная — взяла и позвонила без спросу.
— Джулс, это я.
— Привет, дорогая. Уже дома? Как все прошло? Что он тебе купил?
— Я не дома, я у него.
— О! Он там?
— Нет, он вышел купить что-нибудь к чаю.
— Ну так что?
— Джулс… ты… даже… не представляешь.
— Что? Что? Ну говори же!
— Он только что купил мне платье за… — Я выдерживаю драматическую паузу.
— За сколько? За сколько? — Джулс уже практически кричит.
— Одну… тысячу… пятьсот… фунтов.
— Аааааааааа! — вопит Джулс и роняет трубку.
И я слышу, как она отплясывает победный танец индейского воина. Она возвращается к телефону, а я сижу и смеюсь.
— Да! Да! — кричит она. — Даааааа!
— Он купил мне самое невероятное платье, которое только можно представить, оно от Донны Каран, и я в восторге. Не могу поверить, что он потратил такую кучу денег, ты в жизни ничего подобного не видела! Представляешь, сколько оно стоит, представляешь, сколько он потратил ради меня! — Я останавливаюсь и перевожу дыхание.
— Ни черта себе! — говорит Джулс. — Донна Каран! Черт!
— Знаю, знаю. Невероятно.