судно.
Буш, на взгляд прикинув уменьшающееся расстояние между боном и кораблем, приказал обрасопить паруса и отойти чуть дальше в море. Оба шлюпа в точности повторили маневр «Несравненной». Хорнблауэр гадал, правильно ли поступил, целиком положившись на юного Маунда в том, что касается кечей. У Маунда на следующее утро назначено важное рандеву; сейчас он с «Гарви» и «Мотыльком» за горизонтом, вне пределов видимости. До сих пор гарнизон Эльбинга видел лишь три английских корабля и не знает о существовании кечей. Это хорошо – только бы Маунд в точности исполнил приказы. А еще может начаться шторм, или ветер изменится, и буруны не дадут исполнить того, что задумал Хорнблауэр. На него вновь навалилась тревога. Он усилием воли принял спокойный вид, затем разрешил себе немного пройтись по шканцам, правда размеренным шагом, а не так быстро, как бы ему хотелось.
– Эй, на палубе! Вижу еще дым, сэр! Два столба, как будто горят два судна.
Буш приказал вновь обстенить грот-марсель и, как только «Несравненная» легла в дрейф, подошел к коммодору.
– Сдается, у Викери уже есть первый улов, да, сэр? – с улыбкой сказал он.
– Будем надеяться, – ответил Хорнблауэр.
На лице Буша не было и следа тревоги, только кровожадное удовольствие при мысли, что Викери настигает и жжет каботажные суда. Хорнблауэр уже начал проникаться его уверенностью, пока не сообразил с досадой, что Буш и не думает вникать в обстоятельства. Буш знает, что операцию придумал Хорнблауэр, и не может допустить, что она окончится крахом.
– Эй, на палубе! Вижу два паруса! Идут от города через залив круто к ветру. Точно не скажу, сэр, но, думаю, второй – наш тендер.
– Да, сэр, это он! – заорал другой голос. Все, не занятые другими делами, повзбирались на салинги.
– Это, должно быть, Монтгомери, – сказал Буш. Он продел деревянную ногу в рым-болт на тали ближайшей к корме каронады, чтобы без усилий стоять на покачивающейся палубе.
– Догнал, сэр! – прокричал тот же голос. – Наш тендер догнал преследуемого!
– Да, Бони недополучит изрядно солонины и сухарей, – заметил Буш.
Очень большой ущерб каботажным судам во Фришском заливе отчасти искупит потерю ста пятидесяти опытных моряков. Однако, чтобы лорды Адмиралтейства поверили в этот ущерб, нужны веские доказательства.
– Эй, на палубе! Два паруса разошлись. Наш тендер идет на фордевинд. У другого судна грот вроде бы взят на гитовы, сэр. Впечатление, что…
Лейтенант оборвал себя на середине фразы.
– Рвануло! – крикнул другой голос, и в тот же миг все на мачтах закричали «ура!».
– Судно взорвалось! – заорал лейтенант, от волнения позабыв добавить «сэр» в обращении к коммодору. – Дым валит столбом! Наверное, даже вам с палубы видно!
И впрямь над горизонтом встало исполинское грибообразное облако. Черное и тяжелое, оно провисело несколько минут, пока ветер не разорвал его на причудливые клубы и не развеял окончательно.
– Клянусь Богом, там были не солонина и сухари! – воскликнул Буш, молотя ладонью по кулаку. – Там был порох! Целая баржа пороха! Тонн пятьдесят, не меньше, клянусь Богом!
– Эй, на мачте! Что тендер?
– Цел, сэр! Вроде его не задело взрывом! Корпус уже за горизонтом, сэр!
– Погнался за следующим, дай-то бог, – заметил Буш.
Взрыв пороховой баржи – лучшее доказательство, что Бонапарт перевозит вдоль берега военные припасы. Хорнблауэр почувствовал, что добился ощутимого результата, даже если не сможет убедить в этом Уайтхолл. Он невольно улыбнулся и тут же подавил улыбку: триумф надлежало принимать так же равнодушно, как и томительное неведение.
– Осталось только вытащить назавтра Викери и остальных, сэр, – сказал Буш.
– Да, только это, – ответил Хорнблауэр с самым деревянным лицом, какое сумел изобразить.
Взрыв пороховой баржи остался единственным безусловным свидетельством того, что операция во Фришском заливе идет успешно, хотя впередсмотрящие несколько раз неуверенно докладывали о дымках над горизонтом. К вечеру подошла еще одна вереница канонерок – видимо, из Кенигсберга – и заняла позицию вдоль бона. По берегу в сторону Пиллау промаршировала колонна солдат: даже с палубы можно было различить горизонтальные линии белых штанов и синих мундиров.
Вечером Хорнблауэр поднялся из каюты, где некоторое время просидел за обедом, притворяясь, будто ест. На палубе он огляделся, однако за столом его чувства были так напряжены, что сейчас зрение не сообщило ничего нового. Ветер к концу дня немного ослаб, солнце клонилось к закату, хотя до захода оставалось еще часа два.
– Капитан Буш, я буду признателен, если вы отправите лучших наводчиков к пушкам правого борта нижней орудийной палубы.
– Есть, сэр.
– Пожалуйста, прикажите отцепить и выдвинуть пушки. Затем я попрошу вас подойти к батарее на расстояние выстрела. Я хочу вызвать огонь на себя.
– Есть, сэр.
По всему кораблю засвистели дудки, боцманы и боцманматы выкрикивали команды, матросы бежали по местам. По палубам прошла дрожь, как от землетрясения: это с грохотом выдвигали большие двадцатичетырехфунтовые пушки.
– Пожалуйста, проследите, чтобы канониры целились как можно тщательнее, – сказал Хорнблауэр.
Он знал, как мало видит канонир на нижней палубе через орудийный порт в ярде от воды. А если пушки не будут стрелять прицельно, враг может сообразить, что эволюции «Несравненной» – всего лишь отвлекающий маневр. Матросы выбрали подветренные брасы грот-марселя, большой парус развернулся, «Несравненная» привелась к ветру и начала набирать скорость.
– Лево помалу! – крикнул Буш рулевому. – Отводи! Одерживай! Так держать!
– Есть так держать, сэр! – отозвался рулевой, затем натренированным движением лицевых мышц переправил табак из-за щеки к зубам и сплюнул точно в плевательницу рядом со