— Мир сему дому, хозяйка, — раздался хрипловатый голос из-под шляпы. — Славный домишко. Тихий, уединенный. А можно ли получить в этом гадюшнике чистую комнату с жаровней и ужин не из человечины?
Старуха угодливо захихикала, обшаривая взглядом гостя, который, к слову, и не подумал снять шляпу — видно, знал, куда пришел.
«Ишь ты, не вор, — подумала она, глянув на его руки. — Неужели и впрямь монах? Не иначе как назначил свидание какой-нибудь шлюхе и думает, что здесь сможет развлечься без помех».
— Всё, что пожелает преподобный, — зачастила она, ощерив в улыбке черные зубы. — Есть прекрасная комната с жаровней, пять сортов зеленого чая и бобовая паста с грибами на ужин…
Монах хмыкнул под шляпой.
— Бобовую пасту скорми псам, — сказал он. — У меня сегодня будут важные гости. Придут поздно, ближе к полуночи.
— Приготовить стол?
— Да уж лучше не надо, — монах окинул брезгливым взглядом сумрачное помещение с паутиной по углам и сунул старухе связку медных монет. — На соседней улице я вроде как видел приличную таверну, притащи оттуда доброй еды. Только смотри мне, старуха — никакой бобовой пасты! Жареное мясо, да побольше, и рисовый самогон, да покрепче.
«Ого, монах настроен решительно. Похоже, ночка будет веселая», — отметила Прекрасная Азалия.
— На сколько гостей покупать припасы?
Почему-то этот простой вопрос заставил монаха замешкаться с ответом.
— Купи на все деньги, — решил он наконец. — Я пока и сам не знаю.
К закату все было готово: единственная гостевая комната подметена, настелены свежие циновки, накрыт стол. Монах с невозмутимым видом уселся на лучшее место и так близко пододвинул к себе жаровню, что, казалось, вот-вот подожжет себе рукава. Раздираемая любопытством Прекрасная Азалия хлопотала вокруг стола, стараясь втянуть монаха в разговор и мимоходом заглянуть ему под шляпу.
Если бы она не так суетилась, то наверняка заметила бы, что на улице творится неладное. Обычно жизнь в квартале у Северной заставы бурлит до поздней ночи, а нынче улицы подозрительно рано опустели, только болтались, залив глаза, самые горькие пьяницы. В окрестных домах капризничали дети, собаки скулили и просились под крышу. Из-под крыльца чайного домика Прекрасной Азалии вылез домовой квисин, похожий на тощую лопоухую крысу, и удрал в сторону городских ворот, испуганно озираясь. Даже цикады умолкли. Незадолго до полуночи вокруг чайного домика воцарилась тяжелая тишина.
— Что ж вы шляпу-то не снимете, преподобный? — не умолкая, болтала старуха. — Думаете, я такая любопытная? Нет, мне совсем не интересно, только о вашем удобстве и забочусь. Посетитель, так сказать, всегда прав. У меня в доме гость может быть спокоен за свою репутацию. Даже святому человеку порой надо немного развеяться, уж кому, как не мне, это понимать. Говорила ли я вам, преподобный, что в юности я была известнейшей…
Болтовню старухи внезапно прервали. Долгий заунывный вой долетел откуда-то со стороны ворот и постепенно затих вдалеке.
— Храни нас Семизвездный! — старуха побледнела. — Это еще что за напасть?
— Пес где-то воет, — равнодушно отозвался монах.
— Люди говорят, если в небо воет, то к пожару. А если в землю — то к смерти. Тьфу, тьфу, нечисть… Ой, опять!
Вой донесся снова, на этот раз ближе. Многоголосый, наводящий жуть. Снаружи послышался звук шагов, и в дверь поскреблись.
— А вот и гости. Слышишь, хозяйка?
Совсем недавно старуха лопалась от любопытства, а теперь ей почему-то совсем расхотелось открывать. «Надо было сразу выставить этого монаха», — с раскаянием подумала она.
— Мне что, самому открывать? — недовольно спросил монах.
— Сейчас, уже иду….
С замирающим сердцем Прекрасная Азалия отворила дверь, сама не зная, кого увидит, но заранее страшась, — и попятилась, не находя слов от изумления. Перед ней стояла женщина в великолепном одеянии из алого и черного шелка. Полы и рукава платья были так пышны, что едва проходили в дверь, а вычурная, украшенная гребнями, шпильками и подвесками прическа доставала до потолка. Лицо женщины было скрыто за расписным веером. Рисунок на веере, как и вызывающе яркая расцветка платья, ясно указывали на статус гостьи.
«Это же кисэн высшего ранга! — поняла потрясенная старуха. — Вот так монах! И откуда у него такие деньжищи? Храмовую казну разграбил, что ли?»
— Неужели я первая? — раздался из-за веера медовый певучий голос. — А, нет, кто-то меня опередил…
Роскошная кисэн, потеснив бормочущую приветствия старуху, проплыла в гостевую комнату. Снова раздался стук в дверь. Прекрасная Азалия помчалась открывать.
Третьим гостем оказался монах в точно такой же шляпе и рясе монастыря Семи Звезд — плечистый, воняющий мокрой шерстью, похожий на переодетого разбойника.
— Гляжу, меня опередили, — буркнул он, врываясь в чайный домик. — Надеюсь, сожрали еще не всё. Гр-р, проголодался!
Не успела Прекрасная Азалия и рта раскрыть, как в дверях показалась еще одна разодетая красавица. Она была меньше ростом и изящнее первой, и волосы у нее были темно-рыжие.
— Ага, вот и наши собираются! — прощебетала она, пряча лицо за веером. — Ух, повеселимся! Не запирайте, тетушка, я видела у калитки еще троих…
«Да у монахов Семизвездного сегодня просто праздник какой-то!» — подумала хозяйка, снова устремляясь к двери.
Через мгновение в домике толпилось уже шестеро гостей. Прекрасная Азалия уж и забыла, когда в последний раз принимала столько посетителей сразу. К странному обществу присоединились два худых молчаливых монаха в надвинутых до подбородка соломенных шляпах и две смешливые кисэн, хихикающие за неизменными веерами. Вся компания, толкаясь и вполголоса переговариваясь, словно это были старые знакомые, направилась в гостевую комнату. Азалия сунулась было вслед за ними, но на ее пути встал громила в рясе.
— А ты ступай себе, мамаша, пока отпускают, — и с этими словами бесцеремонно вытолкал ее за дверь.
«Вот ведь распутные твари! Подумать только, и на это безобразие идут наши пожертвования! — в праведном гневе подумала старуха (в жизни не отдавшая на храм ни медяка). — Ишь, „отдыхай!“ Как бы не так! Чтоб мне провалиться, если я не увижу ваши гнусные лицемерные хари и не прослежу, что за разврат вы там чините!»
Прекрасная Азалия выскользнула на улицу, обогнула дом и подкралась к гостевой комнате со стороны двора. На вощеной бумаге двигались тени, изнутри доносилась застольная болтовня кисэн, которую время от времени заглушало рыкание громилы. Вытащив из прически шпильку, старуха проковыряла крошечную дырочку в оконной бумаге и прижалась к ней глазом. Однако, вот неудача — ничего не увидела, кроме спины рыжей кисэн, точнее, ее изящного затылка, подчеркнутого волнистой линией воротника. Старуха принялась орудовать шпилькой, чтобы расширить отверстие. Неожиданно ей померещилось, что на затылке у кисэн появились круглые желтые глаза и эти глаза смотрят на нее в упор. «Что за глупости!» — одернула себя старуха, глядя, как кисэн, не оборачиваясь, поднимает руку и звонко щелкает пальцами. В тот же миг свет погас в глазах Прекрасной Азалии. Не издав ни звука, она тряпичным кулем свалилась на землю.