Мужчина, стоявший перед ней, совершенно не отвечал этим представлениям. И когда он протянул руку, Кейт не сразу решилась ее пожать.
— Я — Кейт Кеннеди. Вы меня ждали?
— Ждали, — мягко сказал он. — Разрешите представиться. Бойл. Джереми Бойл. Полагаю, вы уже догадались, что именно я здесь рабочая лошадка?
— Конечно, — улыбнулась Кейт. — Не похоже, что это делалось там.
— А зачем Чаку было работать, — произнес Джереми, — если он для этого нанял меня.
— Я не знаю, чем занимался Чак Холдерс, и, честно говоря, меня это не интересует. Это не мое дело. Но я собираюсь вести себя иначе.
— И как же именно? — подозрительно сощурился Джереми.
«О Господи, он думает, что я намерена отстранить его от работы».
— Успокойтесь, я не собираюсь портить вам жизнь. Меня вполне устраивает ваша информация, просто я думаю, что нам стоит работать вместе.
Ее слова Джереми явно не убедили.
— Но как вы себе это представляете? Что нового вы можете сказать о Европе? Мои еженедельные приложения содержат исчерпывающую информацию о том, что здесь происходит. Почему бы вам не оставить все по-старому?
Кейт вздохнула. Часа еще не прошло, а у нее уже проблемы. И если бы она получше знала Джереми Бойла, то сразу бы поняла, что проблемы эти весьма серьезные.
Джереми был представителем английской аристократии, причем худшим ее представителем. Как младший сын богатого землевладельца он получил возможность поступить в Итон, но обучился там лишь пить крепкие напитки и транжирить отцовские деньги. Отец надеялся, что он образумится. Во всяком случае, поначалу. Джереми подыскали работу в уважаемом банке, и, пока он овладевал профессией, ему давали щедрое содержание. Увы, эксперимент закончился полным провалом. Сити нисколько не интересовал Бойла-младшего, представлялся ему безрадостным, навевающим смертную тоску местом. Гораздо больше его увлекали автогонки, казино и ночные клубы. Хозяева это поняли довольно быстро. А поняв, уволили. Невзирая на влиятельного папашу.
Свою удачу Джереми поймал в «Аннабел», познакомившись там с человеком, который вел светскую хронику в «Дейли экспресс». В тот вечер Джереми был здорово на взводе от наркотиков и алкоголя. Язык у него развязался сам собой, и за несколько часов общения с журналистом он много чего наболтал о полудюжине близких знакомых, а также о двух членах собственной семьи. Информации хватило на три номера. После чего Мартину Сайксу, ведущему колонки, оставалось только взять молодого Бойла в штат.
Это решение было принято, так сказать, по вдохновению. Джереми мог опаздывать на работу. Иногда вообще не являлся. Зато когда приходил, то делал больше всех остальных сотрудников.
Для него это являлось своего рода приятным времяпрепровождением. Работать он не любил. Он был слишком ленив. Но теперь у него появились дорогостоящие привычки. Шампанское в полдень. Виски на закате. Доза, а то и две, кокаина на ночь для остроты сновидений. Со временем, белого порошка ему требовалось все больше. А порошок дорог. Как-то Джереми хотел даже попросить отца, чтобы тот увеличил ему содержание, но передумал. Отец не стал бы раскошеливаться на кокаин».
В итоге, невыразимо огорчив семью, Джереми посвятил себя карьере журналиста. И он до конца жизни продолжал бы выдавать секреты друзей и родных, если бы не встретил в «Эль Вино» Чака Холдерса. Тот как раз лишился помощника, и необходимость впрягаться в лямку самому омрачала его настроение. Если бы старый американец не пил «Боллинджер», Джереми не обратил бы на него внимания. Но Холдерс пил именно «Боллинджер», и Джереми удалось затесаться в его компанию. После третьего стакана он услышал нечто такое, что заинтересовало его всерьез: американец собирался платить новому помощнику в полтора раза больше того, что Джереми зарабатывал в «Дейли экспресс».
Уходя из винного погребка на Флит-стрит, он договорился с Холдерсом о встрече. А через пару недель сообщил в «Экспресс», что его пригласили в американскую газету. Рабочий день короче, а зарплата выше. И только один дряхлый начальник вместо целого отряда надсмотрщиков.
Все было хорошо. Пока не явилась Кейт Кеннеди. Он сразу ее невзлюбил. В ней ощущалось что-то резкое. И дело не в ее вульгарном американском костюме. У женщины есть мозги, а еще хуже то, что она не собирается торчать в кабинете. Кого она хочет ввести в заблуждение этой выдумкой о совместной работе? Ясно как день, что она явилась отнять у него хлеб.
Первое время она подержит его, пока не войдет в курс дела, не познакомится с городом. А потом — «прощай» и «счастливого пути».
Ладно, это мы еще поглядим. Никому не удавалось просто так избавиться от Джереми Бойла!
Несколько дней Кейт привыкала к новому месту. Обнаружив, что картотека забита всяким хламом, она вытряхнула содержимое ящиков в мусорную корзину, потом зарегистрировалась в библиотеке Ассоциации прессы, Большинство национальных газет делало это для подстраховки.
Кейт снова обрела уверенность в себе и даже решила по-новому оборудовать свой офис. Кабинет Холдерса напоминал мавзолей. Темные парчовые шторы были, конечно, великолепны, но совершенно не пропускали дневной свет. А от мысли, что придется работать за столом, который стоит больше, чем ее нью-йоркская квартира, Кейт бросало в дрожь. Она вызвала Джереми Бойла. Он стоял перед нею сонный, дурно одетый, похожий на дрожащего хорька. Подавив отвращение, Кейт дружелюбно улыбнулась и спросила:
— Джереми, как мы поступим с мебелью Чака?
— Она вам не нравится? — удивился тот.
— Очень нравится, но ей место не в офисе. Она не способствует рабочему настроению.
Джереми сел на один из золоченых стульчиков и тоже улыбнулся.
— В таком случае могу вас обрадовать, — сказал он. — К вечеру этой мебели уже не будет.
Теперь пришла ее очередь удивляться:
— То есть?
— Вам разве не говорили? — рассеянно отозвался Джереми. — К обеду явятся грузчики и все заберут.
— По чьему приказу? — с подозрением спросила Кейт.
— По приказу Чака. Он слишком привязался к своему барахлу, и его начальники в Нью-Йорке позволили ему забрать мебель. Все было решено еще несколько месяцев назад. Удивляюсь, что Хартман не поставил вас в известность.
— Не хватало нам еще заниматься офисной мебелью, — фыркнула Кейт и нахмурилась.
Почему же ни сам Хартман, ни кто-либо другой из нью-йоркского офиса не положил глаз на антиквариат Чака? А если положили, то почему отдали?
«Черт с ним, с антиквариатом. Заберут и хорошо. Станет просторнее. Глядишь, и работа пойдет лучше».