унималась баба.
– Не знаю этого. Если бы знал, то сказал, – сокрушённо произнёс Студенец. – Наверное, когда он с Неба упал, сильно головой стукнулся, вот и запамятовал.
Василиса обернулась к архангелу:
– Ты же лечить можешь, сам говорил… Спаси моего Ванюшу!
– Правда, Рафик… Ты же у нас – архангел… Что у нас баба убивается? Ей сегодня подвиг совершить нужно, а у неё глаза на мокром месте опять. Может у него, Ваньки-то, гематома там какая или сотрясение мозга? Это же в твоей власти – помочь человеку. Вмешайся ты хоть раз, подсоби мужику вспомнить.
Архангел повернулся к ним и произнёс с неуловимой усмешкой:
– Я бы его вылечил, если бы он был болен. Но Иван – здоров. У него нет ни гематомы, ни сотрясения мозга.
– Он же себя не помнит!
– С ним всё в порядке. Не в том вы причину ищите. Гребень у него волшебный в волосах…
– Да откуда ему там взяться? Чай не баба с гребнем-то ходить! – удивилась Василиса.
Студенец понял:
– Ох ты ж! Вот в чем дело! Вот куда делся гребешок мой!
Он всплеснул руками и ударил себя по боку.
– А ну, выкладывай, что за гребень? – потребовала баба.
– Да был у меня когда-то гребень колдовской. Я давненько, еще по своей молодости, любил с ним забавляться. Едет, бывало, путник в санях, а я сзади подберусь, ему в волосы гребешок воткну, он дорогу забудет, уснет, да замерзнет в пути…
Василиса поёжилась. Она знала крутой нрав Студенца. Таким он и был – жестоким богом зимы и стужи… Ей до сих пор трудно было представить, что он изменился и стал добрым Дедом Морозом.
– Потом как-то хватился… нет гребня, – продолжал старик. – Я не долго горевал. Думал, потерял где.. А вон оно что… Племянник стащил, больше некому… Да только как гребешок у Ивана твоего в голове оказался, не ведаю.
– А что он его не вытащит? – баба высунулась из-за трубы, силясь разглядеть милого друга. – Гребень, чай, не соломинка. Не заметить его трудно.
– А вот тут, Василиса Пантелеевна вступает в силу закон данного Мира, – решил вставить своё слово архангел. – Дело в вере. Тут никто не верит в волшебные вещи, даже твой суженый. А раз не верит, для него гребень не существует. Может быть он чувствует, что что-то не так с головой, но понять не может причину.
– А другие? Он уж не молодой. И волос реже стал… Никто не видит, что мужик с гребешком в голове ходит? – ахнула баба.
– Того, во что не веришь, увидеть нельзя, да и почувствовать тоже. Это гребень-невидимка…
– Так надо вытащить у него из головы эту напасть! – заволновалась Василиса, садясь на Метлу.
Дед Студенец ухватил её за пушистый ворот куртки, когда она чуть не рванула вниз спасать суженого.
– Соседушка, постой! Иван твой тридцать восемь лет ходит с этим гребнем, и походит ещё пару часов. Твоя наиважнейшая задача – «Горыныч!»
– Да как же… Не могу я так… пойми! – Василиса жалостливо взглянула на Мороза Ивановича.
– Я понимаю… Гребнем займется у нас… Найдён! – решил Студенец.
– Я? – удивился кот. – Кош-мяур! Что бы вы без ме-няу делали?
Где взять медведя?
Деревянный контейнер слегка вибрировал, словно бы внутри него работал какой-то мотор. Грузчики уже снимали тросы, обсуждая, что же такое они привезли.
Макарыч, который следил за разгрузкой, повернулся к Лёхе. Вид у напарника был унылый, так как он уже обзвонил и цирки, и зоопарки, и цыган, но не мог нигде достать медведя.
Те мишки, которым не повезло лечь в зимнюю спячку, в новогоднюю ночь были нарасхват. В конце концов, господин Бессмертный – не единственный московский миллионер, желающий на Новый год представление с живым косолапым.
Заметив охранников, Фёдор направился к ним, чтобы поздороваться.
– Привет мужики!
Макарыч пожал руку в ответ, а Лёха только кивнул. Он в очередной раз пытался уломать какого-то дрессировщика из Подмосковья приехать ночью. Но тот его послал подальше и больше трубку не брал. Как теперь отчитываться перед боссом за невыполненную задачу, Лёха не знал.
– А это что? – спросил Фёдор, указывая на вибрирующий ящик, который грузчики вносили внутрь здания.
– Константин сказал, какой-то японский аттракцион с пиротехникой для Нового года, – откликнулся телохранитель.
– По-любому, эта пиротехника внутри уже взрываться начала, – произнесла Маруся, прислушиваясь к гулу из контейнера.
– И правда, чего он ходуном-то ходит, ящик этот? – спросил Фёдор.
– Константин Степанович сказал, что так должно быть. Мы лишних вопросов не задаём! – сурово произнёс Макарыч.
Лёха пытался дозвониться по самому последнему номеру, который у него остался в блокноте:
– Почему – нет? Вам хорошо заплатят… Вот, блин! И этот не желает говорить, – он с досадой сунул мобильник в карман и обернулся к тренеру: – Фёдор, случаем не знаешь, где можно медведя достать? Только чтобы прямо сейчас, срочно!
– Медведя? – удивился тот. – А чего не слона?
– Слона тридцать первого декабря достать в Москве проще, – Лёха почесал пятернёй стриженный ёжиком затылок и пояснил: – На них спрос меньше. А медведей по ёлкам разобрали… А каких не разобрали, те спят. И ладно бы заранее меня озадачили… Но Костику вынь да положь медведя в последний момент!
– В цирке пробовал?
– Обижаешь! Я уже куда только не звонил. Хоть головой о стенку, нет свободных медведей в Москве на эту ночь. Завтра все могут выступать, а сегодня… как сговорились.
Стоящий рядом Витёк сказал со знанием дела:
– А вы, дядь Лёша, у Деда Мороза попросите.
– Я уже большой мальчик, – печально вздохнул Лёха. – Большие мальчики не верят в сказки.
Пальцем Витёк указал куда-то за спину охранника.
– А я верю! – сказал он так убеждённо, что все обернулись.
Из-за угла соседнего дома вышел Дед Мороз в красивой красной шубе. В руках его был баян. Рядом на задних лапах двигался медведь. Самым поразительным было даже не то, что на нём не было намордника, а то, что косолапый при этом виртуозно играл на балалайке. Было заметно, что его когтистые лапы отлично зажимают струны, перебирая по ним также ловко, будто бы это были человеческие пальцы.
Сначала все подумали, что видят не медведя, а ряженого. Но скоро стало понятно, что зверь – настоящий.
Дед Мороз шёл прямо в сторону парадного крыльца, на котором все и стояли. За его спиной не было мешка, а висел самый обычный городской рюкзачок. Из него выглядывала невозмутимая рыжая морда кота.
Лёха как стоял, так и остался стоять с открытым ртом, глядя как когти мишки бегают по струнам.