Женщина скомандовала сама себе: «Нужно осмотреться! Где-то рядом корабль! Не может быть, чтобы они за несколько мгновений, пусть и показавшихся веками, ушли далеко». Она стала крутить головой: да вот же он, корабль! Огромная темная махина: где-то неизмеримо высоко, под самыми облаками, болтался кормовой фонарь, испуская тусклый свет.
Она сделала глубокий вдох и закричала, что есть сил:
— Помогите! Я здесь! Спасите!
Корабль продолжал удаляться. Она барахталась и кричала, замерзшее тело уже плохо слушалось, начало клонить в сон. Они не вернутся за мной, поняла Циана. Холдер спит в её каюте внизу и ничего не слышит, а те, кто сейчас бодрствует… Сбросили её за борт! Она бы заплакала, но на это уже не осталось сил.
— Помогите! Что же вы за люди такие! Пожалуйста! — закричала она в последний раз. Её голос тонул в плеске океанских валов: ей самой он казался тоньше комариного писка. «Венсан, я люблю тебя», — подумала она, — «Пусть у тебя все будет хорошо». Вспомнилась их свадьба, огромная снежинка, упавшая с неба прямо в руки, нежные губы мужа, его шепот в темноте спальни: «Я люблю тебя, Циана Кауф».
Её снова захлестнуло волной. Утопающая продолжала барахтаться: тело не желало сдаваться. Ей чудилось, что она плещется прямо в безжалостном звездном небе, которое уже не казалось холодным, обжигая почище кипятка. Тьма перед глазами взорвалась ярким белым светом, в котором она растворилась без остатка…
Ей было холодно. Все вокруг превратилось в серебряный зернистый лёд, застилавший глаза. Пошевелилась, мгновенно ощутив миллион иголок, тут же впившихся в тело. Рядом плескалась вода, билась словно в пустую бочку. Она широко раскрыла глаза, но зернистая серебряная пелена никуда не делась. Плеск не прекращался, к нему добавился ещё и скрип дерева о металл. Холод, ужасный холод пронизывал: тело начало дрожать. Она застонала, пытаясь рукой отвести пелену, терла глаза – безуспешно.
− Хотите пить? – красивый бесстрастный голос.
− Не знаю, − попыталась выговорить она: язык и губы слушались плохо, − Холодно!
Чьи-то руки заботливо приподняли её – оказывается она лежала на чем-то твердом и ребристом – стали растирать. Вновь застонала: каждое прикосновение отзывалось в теле каскадами, фейерверками боли!
−Потерпите! – в голосе проскользнула нота сочувствия, − Сейчас будет немного легче.
Растирать продолжали, не оставляя ни одного участка без внимания – достаточно нежно, поняла она, но совершенно безо всякого сексуального подтекста, хотя руки мужчины – голос был несомненно мужской – неоднократно достаточно чувствительно проехались и по груди, и по ногам, и по ягодицам – голым! Боль понемногу утихала – её замотали во что-то мягкое – холод начал постепенно отступать, как и серебро перед глазами. Она, словно спелёнатый младенец, нежилась в руках рыцаря, закованного в металлические пластины, покрывавшие кожу, словно в доспех. На Циану бесстрастно смотрели два круглых желтых глаза над блестящим орлиным клювом.
− Джуничи, − звуки неузнаваемо хриплого голоса, словно наждаком оцарапали горло.
− Да, леди Син!
Она не смогла сдержать порыва: его странное лицо находилось так близко! Высвободив руку из одеяла, в которое закутал телохранитель, она с трепетом дотронулась до мелких серебристых пластинок, напоминающих птичьи перья, сплошь покрывающих открытые участки его тела. Они оказались подвижными, жесткими и теплыми наощупь. Она осмелела и дотронулась до острого клюва, попутно замечая: вокруг глаз, с интересом изучавших её, металлические перья переходили в настоящие, мягкие, белые… Измененный резко щелкнул клювом, женщина испуганно отдернула руку. В его горящих глазах промелькнула искорка веселья.
− Прижмитесь ко мне, постараюсь вас согреть, − произнес он, − Температура моего тела немного выше, чем у обычного человека. Если вытянете руку за спину – там ещё одно одеяло, можно накрыться.
Циана так и поступила: потянула одеяло, а измененный подхватил его одной рукой, не выпуская, накинул на них обоих, попутно перекидывая мокрые волосы женщины, чтобы они не холодили спину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
− Джуничи!
− Да, леди Син?
− Зови меня просто Циана и на «ты», хорошо? Спасибо тебе!
− За что, ле…Циана?
− Ты ведь меня спас! Я думала уже все.
− Это мой долг: я дал клятву! Телохранитель отвечает за жизнь господина или госпожи, а ты теперь моя единственная госпожа. Прошу прощения за проволочку, но пришлось спускать шлюпку: бросься я в воду, пошел бы камнем на дно из-за брони, что совсем не эффективно.
Её покоробило от такого отрешенного отношения к собственной гибели.
− Нас заберут?
− Сомневаюсь. «Звездное древо» развернулся на прежний курс, в Яматаго. Капитан Охаяси не уверен в здравости рассудка лорда Син с момента твоего появления на корабле. Он считает тебя Юкки Она – злым духом, ведьмой, задурившей господину голову. На самом деле Охаяси, как и все, окружающие лорда Син служат императору.
− Выходит, Холдер в опасности? – Циана затаила дыхание.
− Нет, пока он сам делает то, что угодно императору, − спокойно ответил измененный, − Его приказ вернуться в Вилею расценили как признак твоего влияния и желание оставить службу. Поэтому, как только представилась возможность, Охаяси лично избавился от угрозы.
− Так это он, мерзкий хорёк, сбросил меня за борт!
− Не самолично – вахтенный, по его приказу.
− Что же теперь с нами будет? Мы же далеко от берега, на маленькой шлюпке… Ой, ты же теперь можешь погибнуть из-за меня!
− Отдать жизнь за госпожу – мой долг, − заученно произнес рыцарь.
Они помолчали немного. Циана, согревшаяся и разомлевшая начала клевать носом. Джуничи аккуратно отстранился, уложил её на дно лодки и укутал плотнее, дотошно подоткнув одеяло со всех сторон.
Измененный греб всю ночь, сопоставляя звездную карту в своей голове, с созвездиями, видимыми на небе. Рассвет высветил на горизонте огромное облако, по мере приближения превратившееся в далекие горные хребты. Джуничи мысленно поблагодарил создателя за то, что сделал его сильнее и выносливее обычного человека в несколько раз. Вообще, он часто бывал благодарен лорду Син за свое новое тело: о старом он ничего не помнил, но иногда, в разных ситуациях, удивлялся, как выходит справляться там, где разум кричал о невозможности. Проверив женщину − она покашливала, натужно дышала, тело пылало жаром, он вновь уселся на весла. Необходимо поскорее добраться до берега, желательно человеческого жилья, чтобы обеспечить подопечной необходимую помощь.
Когда рассвело, измененный ненадолго оставил греблю, чтобы основательно обыскать шлюпку: обычно их комплектовали на самые разные случаи. На корме он нашел ещё четыре одеяла, хорошенько упакованных в непромокаемый брезент, несколько сухих пайков, кремниевую зажигалку с резервуаром, заполненным горючим, маленький аппарат для фильтрации морской воды, рассчитанный на пару недель для шести человек. Особенно порадовала очень хорошая аптечка, с большим запасом разнообразных лекарств, простейшими хирургическими инструментами и перевязочным материалом.
Он опять, для порядка, потрогал Циану за шею, удостоверившись, что жар и не думает спадать. Кое-как разбудив, дал ей жаропонижающее, а после опять стал грести, планируя к обеду достичь берега. Джуничи очень беспокоила госпожа, после принятия лекарства вновь впавшая в забытье. Он продумывал, где можно достать для неё одежду.
Женщина уже начала тонуть, когда он наконец доплыл и ухватил её за руку. Хорошо, что глаза видели в темноте прекрасно. Видимо теплую одежду и обувь госпожа потеряла в воде. В тонкой ночной рубашке, которую тоже пришлось стянуть, чтобы высушить и обогреть тело, беспомощная, обнаженная, мокрая… Она будила странные чувства, похожие на те, что испытывал к маленькой Хане хрупкой, словно крыло стрекозы: защитить, укрыть от беды, доставить радость…
"Сколько же мне лет?" – пронзила необычная мысль, ранее не посещавшая его голову. Иногда Джуничи считал себя очень старым, но стоило увидеть осенний лист, бабочку, порхавшую над цветами сирени, или облака, окрашенные закатом во все цвета радуги, как он осознавал собственную юность в сравнении с таким древним и великим миром.