Аня вертела головой безостановочно, рассматривая лавки с домашней утварью, какими-то незнакомыми агрегатами, похожими на бороны, и даже всматривалась в деревянные кресла, обитые кожей и от этого похожие на настоящие троны. А когда начались ряды с продуктами, решила просмотреть их все насквозь, чтобы не пропустить что-то важное.
— Эвин, - Аня так неожиданно остановилась, что управляющий влетел в нее на полном ходу и чуть не сбил с ног. – Смотри туда! – она подняла руку и показала далеко вперед.
— Что там? Я понимаю, ты такого никогда не видела, но нам лучше не задерживаться, - он держал руку под суконной курткой, боясь потерять мешочек с частью денег, приготовленных для покупки. Они поделили все на троих, чтобы не потерять все, коли что-то случится на рынке.
— Там наша лапша, Эвин! – Аня стояла, как вкопанная и шевелила только губами.
— Идти надо, нельзя так стоять посреди рынка и держаться за мешки, - хрипло вставил охранник. Его густая борода не позволяла рассмотреть губы, и казалось, звук идет прямо из этих рыжих кудрей на лице.
— Там наша лапша. Откуда она у них? Мы еще не продавали так много, чтобы кто-то мог продавать здесь, - Аня шагала к месту, где на деревянном помосте, рядом с огромными головками домашнего сыра, прямо на столе, кучками лежала та самая лапша. Их с Леной лапша!
— Это лапша, госпожа, - почему-то приняв Анну за госпожу или намеренно назвав ее так, чтобы сделать приятно, громко заявила женщина, укутанная в шерстяное покрывало довольно побитого, как и она сама, вида. Волосы непонятного цвета выглядывали из-под покрывала, красное от холода лицо, тонкие обветренные губы. Но довольной она была настолько, будто продавала не мороженое тесто, а алмазы. – Такой нет нигде. И вкусно так, что хоть на стол к королю!
— Где вы это взяли? – Аня взяла небольшой, больше не сухой, а замерзший кусочек серого, почти черного теста и поднесла к лицу, — Это не наша лапша…
— Конечно, не ваша, вот купите, тогда и ваша станет, - захохотала женщина. – А где взяла… Это не твое дело, милочка. Бери, или уходи, нечего хватать руками, - она активно замахала обветренными, словно покрытыми чешуйками, ладонями, будто отгоняла назойливых мух от ее темных кучек.
— Кто ее делает? – Аня уже поняла, что товар не их, и сделана эта лапша из грубого помола ржи. Она крошилась в руках, как только начинала оттаивать, и если ее закинуть в кипяток, то получится клейстер.
— А тебе чего? Иди отсюда, коли брать не станешь! – женщина начинала уже кричать, и Аня отошла на безопасное расстояние. Туда, где продавали сыр.
— Как они узнали о лапше? – Эвин тоже понял, что беспокоило Анну, и смотрел на эти темные кучки из криво нарезанных, толстых и неаккуратных лент из теста.
— Понятия не имею, - прошептала Аня. – Радует, что она очень плохого качества, но благодаря вот этому, слава о лапше пойдет недобрая.
— Неужто это важно? – просипел недовольно охранник. – Идем купим, чего надо, и домой. Золото под гамбезоном уж больно жжет.
— Бартол, Анна дело говорит. Коли начнут на рынках продавать этакое… наше потом никто не купит. Будут думать, что также несъедобно, - объяснил Эвин спокойно и хлопнул охранника по плечу. Идемте, купим необходимое. На ночь останемся тут. А я прослежу за ней, найду кто делает…
— И взгреем их так, что нечем будет крутить эту самую лапшу, - добавил охранник и хохотнул, давая понять, что он тоже в деле.
Глава 57
На рынке нашелся перец. Тот самый черный перец – горошек, запах и вкус которого знают все, ну, или девяносто девять процентов людей на всем земном шаре. Аня не особо любила «душистый». Когда он попадался на зуб в «лечо» или в борще, которые Лена на осеннем запале закручивала в банки пару дней с особым каким-то диким азартом, Аня плевалась в салфетку и хотелось даже встать из-за стола и прополоскать рот.
Хоть и грубого помола, но ароматным перец был настолько, что Аня пару минут просто вдыхала его запах, стоя перед продавцом. Это был запах пельменей, жаркого в горшочках, которое готовила мама с лавровым листом на новогодние праздники, запах из столовой в соседнем дворе, куда она никогда не входила, и сейчас страшно жалела об этом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Лавровый лист лежал тут же: еще не совсем оливкового, почти желтого цвета, как продается в любом магазине в бумажной пачке. Он был зеленоватый, не ломкий, и от этого особенно духмяным.
Мешки на прилавке разворачивали только в момент, когда кто-то хотел посмотреть продукт или оценить его аромат, но этого и не требовалось, потому что запахи начинали кружить голову еще за пару метров от лавки. Аня замечала, как некоторые, снующие здесь служанки морщились, и даже прикрывали нос капюшоном. Это заставило ее даже улыбнуться, ведь еще каких – то несколько сотен лет, и люди так же, как она сейчас, не смогут без этих приправ, и стоить они будут сущие копейки.
Здесь же был шафран, но стоил он, как самолет.
Сушеные травы, среди которых Аня узнала несколько из своей жизни давали надежду, что вернутся они не с пустыми руками.
«Нужно было лишь продержаться до лета: молодой лук рос на болотах с самых первых солнечных дней весны. Тогда-то они серьезнее займутся заготовкой этих необходимых приправ» - думала Аня, улыбаясь торговцу, который безустанно рассматривал ее лицо.
Отличалась она о местной женской публики и правда, очень сильно: отсутствие ямочек и рубцов на коже, целые зубы, которые она не стремилась показывать, бубня с полузакрытым ртом, ухоженная кожа шеи.
— Госпожа не желает купить жемчужную крошку? – вдруг спросил сощурившийся, как кот на солнышке, пузатый торговец.
— Нет, не желает. Если вы чуточку уступите, готова забрать сушеные травы. Все, что есть в этом мешке, - она все еще мусолила во рту смесь, которую он позволил попробовать.
— Ради вашей красоты, я готов уступить и привезу весь мешок туда, куда вы скажете, - только сейчас она заметила, что он имеет восточные, хоть и еле угадываемые черты.
— Мы заберем все сами, - охранник вышел из-за спины Ани, давая понять, что она здесь не одна.
Возле кареты, куда легко уместились все покупки, страж намекнул, что не стоит больше показываться на рынке – уж больно ею заинтересовался этот самый торгаш. Ею, или ее деньгами, не понять, но то и другое не очень хорошо могло закончиться.
— Нужно проследить за этой женщиной, которая торгует лапшой. Она не могла сама придумать этот рецепт, - Аня с Эвином сидели в трактире. Она ковырялась ложкой в мясном рагу, и не переставала думать о той бурой массе, которую даже называли точно так же, как они.
— Бартол прав после того, как все видели сколько у нас денег, задерживаться здесь не стоит, - ответил Эвин, начисто вытирая тарелку куском черствеющего уже хлеба. – Да и чего мы сможем сделать? Запретить? Да нас побьют и выкину в канаву, а карету вместе с мешками угонят в город, и свищи ее потом.
— Ты прав, но проследить все же надо, - глубоко вздохнув, Аня принялась жевать твердое, как резина, мясо.
Как только народ потянулся с рынка, Аня залезла в карету, сняла платье, вытащила из мешка прихваченные с собой штаны, которые они с Леной тайком ото всех носили под платьем. Сшитые из единственного доступного войлока, они были настолько неказисты, что вызывали и смех и слезы.
«Тепло и ладно» - сказала Лена, когда первые штаны Аня натянула, чтобы померить.
— Да, кросс не бежать, и то вперед, - прошептала она сама себе и улыбнулась. – Эвин дай свою куртку, - выглянув из кареты, обратилась она к напарнику.
— Анна, ты с ума сошла, - он аж рот разинул, когда она открыла дверцу, и он увидел эти необъемные штаны, полностью закрывающие даже носы ее жестких кожаных сапог, которые Эвин же и достал девушкам перед самой зимой.
— Не сошла. Видел там несколько мужчин с завязанными на голове тряпками? Они все пузатые. Рубашку я вот так скручу на животе, - она собрала всю длину нижней рубахи и натянув вперед, завязала ее крупным узлом на талии. Сверху нужна твоя куртка, - улыбнулась она и только сейчас поняла, что Эвин пялится на ее оголенный живот.