Читать интересную книгу Коммунист во Христе - Павел Кочурин

— Цивилизованные кооператоры… Крестьянская семья — прочный фундамент обще-ства. — Кинула с улыбкой взгляд на Ивана. — Основа будуќщей Расеи… Корины — одна вот из таких ячеек…

Иван повернулся к ней с удивлением. Как это у нее выговорилось… Корины — одна из ячеек обществ… будущего Расеи. И в то же время как бы ирония: вполслуха отчего бы себя и такими разговорами не потешить… Как-то Иван поведал Светлане о запомнившем-ся ему разговоре дедушки и Старика Соколова с Суховым, тогдашним "Первым". "Цивиќлизованных-то кооператоров из нас вот и не вышло", — к слову выроќнил дедушка. "Да уж какие кооператоры, коли не продай своего, ни куќпи у другого", — досказал Старик Соко-лов. Была в этих словах какая-то прятанная надежда. От Ивана, тогда школьника, это не ускользнуло. Надежда на то постоянно сквозила в разговорах и моховских стариков, при-ходивших в сарайчик-мастерскую к дедушке. И отец вот, сотворитель Данилова поля как бы об этом держит тайную мысль. Но теперь ни Стаќрику Соколову, ни отцу, да и самому Ивану так вот, как дедушка, не поговорить со своим "Первым". Да и есть ли смысл в та-ких разговорах с сегодняшними демиургенами?..

Тогда Иван не мог вникнуть в смысл разговором дедушки и Старика Соколова с Суховым. Сухов на слова, что не вышло цивилизованных кооператоров, не отозвался. Смуро глядел в огонь топившейся лежанки. Молча — какое-то время, И как бы в дреме, очнувшись, покивал головой, грустно улыбаясь, скорее каким-то своим мыслям. И дедуш-ка с Яковом

Филипповичем поулыбались. Улыбка их была обережением сердца. Понимаќли, что Сухов и не может им ничего ответить… В голове Ивана и засќтряли слова, что вот чего-то не вы-шло. Но больше запомнилось то, как дедушка. Старик Соколов и Сухов сидели у лежанки и глядели в огонь, вроде там и был на все ответ. Дедушка брал клюку и на правах хозяќина шевелил время от времени горящие поленья в лежанке. Сухов недвижно, как бы только греясь, наблюдал. Старик Соколов присматривался и к дедушке, и к Сухову. И все трое о чем-то тревожились. Светлана своим высказом о Даниловом поле и соединила тогдашние думы пахарей и Сухова с сегодняшними тревогами отца и самого Ивана. Ничего, вроде бы, и не изменилось, все только ушло вглубь, как нелеченая боќлезнь в живом организме. Но сильный телом и духом должен одолеть неќдуг. Вот и жди перелома, когда хворь нач-нет отходить.

Может и забылся бы этот разговор дедушки с Суховнм, но в институќте на экзаме-нах Ивану попался билет с вопросом о Кооперативном плаќне Ленина. Ответил, как втол-ковывали, а в мыслях осталось: чего-то вот с этим и не вышло. Заученное растаяло сне-жинкой на теплой ладоќни, а дедушкины слова задержались в памяти. И уже что-то дерзкое будоражило сознание: кооперативный план должен бы усматривать кооќператоров, а где они… Да и можно ли выдумать в обход самих мужиков что-то ладное для них. Дедушка безо всяких планов и теорий и подвел бы свое Мохово к цивилизованному крестьянство-ванию, а Старик Сокоќлов в своей Сухерке тоже сделал бы все по-сухеровски, в Большом селе по-большесельски. Тогда и пришли бы все к коммунизму по-Христу, а не по выдум-ке зряшной. Но вот сотворили демиургенизм по неподобию людскому, вместо мужика пахаря появился сельхозрабочий. В автоќбусе и слышишь усмешливое: "Ты, работный, ку-да едешь?.." И все же этот "раб" или "роб" чаек-то попивает со своим медком и молоком. Не всякий, конечно, а только надеянный, не утративший домовитости. Он меньше всего и на жизнь жалуется, молча к ней приспосабливается. И живет по-Божески тихим трудом в неотстанной вере в то, что все обраќзуется и уляжется на Святрй Руси… Может вот пере-проќбуют разное и отступятся от хлебопашца, он сам и найдет то, что и наќдо ему, кормиль-цу. Этого, что он кормилец, и сам он не забывает.

Дмитрий Данилович на высказ Светланы о кооператорах и о прочном фуќндаменте тоже прямо не отозвался. Молча поразмыслил и вымолвил, опять с какой-то своей значи-мостью, больше усмешливой, одно лишь слово: "Кооператоры…" Помолчав, отбросил пустые мыслили спросил Ивана, как идут дела в звене у Леонида Алексеевича. Иван не враз уловил, о ком речь, переспросил:

— У Тарапуни что ли?..

Отец упрекнул сына. Человека бы уважать за трудолюбие, а мы кличем его по про-звищу. И в насмешку хозяином называем, как вот в старой Москве дворника-татарина князем. А у того же Леонида Алексеевича сын и дочка растут. Как тут им относится к от-цу без имени и отчества.

Дмитрий Данилович отпил из стакана чаю, поданному Светланой, и огоќворился.

— Знамо, не сдержан парень… Забулдыгой слывет. Характером-то в предка. Смир-нов, дед-то Алексей, тоже перечил обществу. Но мир его любил за правду… Схлестнется, бедолага наш, опять с председаќтелем или, чего еще хуже, с тем же Горяшиным, прахом и изойдут всяќкие наши звенья. И меня заодно укоротят… Лучше бы и ему свое дело делать молчком, но где сдержаться…

Иван сказал отцу, что Тарапуня и не обижается на свое такое прозвание. Это ему даже на руку, как шуту при дворе короля. Правду под высмех и выскажет. Меньше взы-щется. Мнение сложилось: Тараќпуня — завсегдашний скандалист. Его такого даже и по-баиваются.

— Тот же бригадир сеяльщиков к нему в первую очередь назначает, — досказал Иван с какой-то даже веселостью. — Заправщик, тот прямо гоќворит: "К Тарапуне еду". И упол-номоченные его звено обходят. Шутовсќтво в наше время, это защита себя от лукавого.

— И верно что, при безалаберности, — отозвался печально Дмитрий Данилович, — мы все глуповатыми и прикидываемся. Привыкаем к таким сеќбе; а сотом и всамделе ими ста-новимся. А шут-то ведь не той, кто смешит, а тот, кто смеха над собой не чует… и вот из-девок.

На этих полувысказах разговор и иссяк. "Мечтания о миражах, ими мы и живем", как потом сказала Светлана Ивану.

Иван перешел в пятистенок, включил телевизор. Тем как бы отстранил себя от этих своих миражей меражами всеобщими, идущими на всех скоќпом невидимыми волнами. Дмитрий Данилович зашел к Анна. Светлана прибрала посуду и тоже перешла в пятисте-нок к телевизору.

5

Напротив двери в пятистенок, как бы наперекор неживому мерцанию телевизора, в простенке между боковых окон, высвечивался портрет деќдушки Данила. От него шли не-зримые волны, как от намеленной иконы, и западали в душу благостью. О намеленной иконе, исцеляющей недуги, рассказывала Светлане Марфа Ручейная. Была в их церкви Всех Святых такая икона Старинная Божьи Матери, заступницы страждущих и обремеќненных. Пропала при разорении церкви, а может у кого-то и хранится. Светлана подошла к Ивану, охватила его плечи и сказала тихо:

— Иванчик, отрасти усы, как вот у дедушки…

— Тогда уж и бороду, — отшутился Иван. — И буду походить и на своќего дедушку, по-том и на Старика Соколова, патриарха нашего, Коммуќниста во Христе. Все угодники Бо-жьи с бородами. Волосья, это как бы корни во Вселенную.

— Почто походить, надо быть самим собой, новым в новом времени. Только веру держать неотступную, достоинство не терять, душу свою не оскоплять насилованием. Мы и так все уж на кого-то походим, как отдрессированные четвероногие цирковые акробаты. Новым дедушкой Данилом быть трудней, а надо из его корней расти новым. Иначе уж ты ќне ты, а вырожденная ущербная особь… Вот дедушка смотрит на нас и что-то думает. Че-рез нас и решает наше сегодняшнее житье. Это не поќртрет, а живой лик. Дух дедушки ос-тается в доме и взывает нас к мирству…

Светлана было освобожденной и Дмитрия Даниловича и даже Ивана от ига деми-ургенизма. Воля и вера не были так угнетены, как был угнетен деревенский люд, вчераш-ний беспаспортник, свыкшийќся от роду со своей второсортностью. Хотя и самою Светла-ну можно считать теперь колхозницей. Чего же — она учительница при колхозной шкоќле и дышит колхозным воздухом. В прежнюю крепостническую пору, когќда княжна выходила замуж за холопа, сама становилась холопкой. Светлане как бы и выпала такая судьба — стать колхозницей. Это проклятие все еще висело над Святой Русью великой скорбью. Но от скорби происходит терпение, от терпения опытность, а там и надежда. В это и была ве-ра. Но пока что колхозник — все тот же холоп, только вот никак он сам этого не может ура-зуметь. Из сегодняшнего изощренного рабства не дают ему выйти не баре, свергнутые демиургенами, а сами демиургены, оберегаемые нами. Но и демиургены тоже под вла-стью черных сил, скопища вековых лютых людских грехов. Эти силы сбились в сгусток и осели в гнездовьях, как демонические бестеќлесные твари в таких вот Татаровых буграх. Демиургенов они соблазќняют понуждением круче действовать, а самих колхозников и другой люд взывают к слепой покорности через тех же демиургенов. Так и приќтягивают всех к себе, что магнит железные стружки, ловят души каждоќго, усугубляя людские поро-ки… Светлане трудно было принять на веќру то, что несла молва о таинственных явлениях на том же Тараровом бугре. Но она не могла не верить Старику Соколову и Дмитрию Да-нилоќвичу в то, что случилось с ними зимой на этом бугре, и в сны-видеќния Старика Соко-лова. В Христовы чудеса, поведанные Евангельем, тоќже вот вера отвергалась и отвергает-ся, и в то же время она живет в верующих нерушимо.