просто нелепица, - почесал голову Хармс.
Он был прав. Я повидал кучу всего за пятнадцать лет на своём участке, но никогда не слышал, чтобы кто-то вламывался в здание, чтобы оставить что-то внутри. Обычно, все пытались вынести как можно больше. Хармс нашёл несколько монтировок, и они с доктором вскрыли ящик. Внутри лежал саркофаг – огромная штуковина из изумрудного дерева, украшенная золотыми листочками и драгоценными камнями, на поверхности которой был изображён фараон. Необычным было лишь то, что лицо фараона было срезано начисто.
Дэндридж весь взмок. Его красное лицо блестело от пота, когда он сломал печать и поднял крышку саркофага. Запах, вырвавшийся наружу, был ужасен. Мне пришлось сделать шаг назад. Это был пыльный запах древней гнили, приправленный чем-то сладким и отталкивающим. Возможно, специями или травами.
Мы полностью сняли крышку.
Внутри не было гроба, как мы ожидали. Вместо него саркофаг был полон жуков.
Насекомых.
Высохшие панцири больших насекомых, похожих на стрекоз; только эти были более двенадцати сантиметров в длину, коричневые, свернувшиеся и рассыпающиеся в прах при малейшем касании. Я осторожно коснулся одного из панцирей концом своей дубинки, и он развалился надвое. Жуков были сотни и сотни, а то и тысячи. И все они были мумифицированы и рассыпались трухой, будто пролежали в саркофаге двадцать столетий.
- Что это за хрень? – поинтересовался Хармс.
Но Дэндридж и сам понятия не имел. Я видел это по выражению его лица. Он был так же озадачен, как и мы. Мы направили лучи от фонариков в ящик, и в кругах света заплясали пылинки и сухие останки. Насекомые разваливались. Даже такой тупой коп, как я, видел это. Наверно, всё дело было в воздухе. Мы смотрели, как Дэндридж пытается сохранить несколько образцов, запихивая их в банку, но они рассыпались прахом. В свете наших фонариков клубился лишь мусор.
Спустя минут двадцать включили электричество, и я вызвал патруль. Всё это было очень странно. Но я был убеждён, что на этом дело и закончится.
Как же я ошибался…
2
Три ночи спустя.
Я снова был на дежурстве и направлялся на юг Западной улицы. Дождя не было, но дул промозглый ветер, и я всё равно закоченел. Ветер гонял по тротуарам опавшие листья, а от реки поднимался туман. Я совершал обход, помахивая дубинкой и проверяя, заперты ли двери. Мечтал поскорее оказаться дома, залезть в горячую ванну и выпить чашечку горячего кофе.
Я укрылся от ветра на крыльце бывшего книжного магазина, закурил и направился мимо церкви к колледжу. Настроение у меня было великолепное, и дохлые жуки – последнее, что меня сейчас заботило. А всё потому, что прошлым вечером «Ведьмаки» из Мискатоника на последней секунде забили гол «Орлам» из Бостонского колледжа и выбились на самый верх турнирной таблицы, пододвинув «Крестоносцев» и «Технарей» из Вирджинии. Теперь у «Ведьмаков» всё складывалось «на ура». А значит, и у меня всё складывалось так же. Ведь прошлым вечером я поставил на них и выиграл две штуки баксов, и теперь направлялся к своему букмекеру за выигрышем.
Мир был прекрасен. Точнее, так мне тогда казалось.
А затем я увидел толпу перед крыльцом небольшого мотеля, который местные называли «Любовным Гнёздышком», и понял: быть беде. «Гнёздышко» располагалось напротив внутреннего дворика Мискатонского университета. Это было грязное блочное строение, зажатое между городским бассейном и забегаловкой, в которой круглосуточно подавали жареных цыплят. Владелец и управляющий «Гнёздышка» - Буч Вайс – был настоящим душкой; он никогда не задавал постояльцем неудобных вопросов, даже если к нему на одну ночь без вещей заезжали мужчины с девушками, втрое младше их самих. Так уж случилось, что Буч и был моим букмекером. Вообще, многие делали ставки через него. Это была часть его жизни – и часть немаленькая, если подумать, сколько он вытрясал из безголовых, не умеющих остановиться студентов.
Однако вернёмся к мотелю. Сейчас, в этом промозглом холоде, перед зданием стояли, по меньшей мере, человек десять – и женщины, и мужчины, и даже парочка детей. И даже в тусклом свете фонаря, свет от которого едва разгонял наползший туман, я видел, что они напуганы. В тот момент у меня и появилось это мерзкое ощущение надвигающихся проблем – чувство, которое я выработал за столько лет работы на своём месте. Я хотел лишь забрать свой выигрыш, но, похоже, именно это мне сейчас и не суждено было сделать.
- Мы уже вызвали патруль, - сказал мне какой-то щёголь в выглаженном костюме-тройке. – Позвонили по телефону. Мы понятия не имеем, что за чертовщина там происходит.
Я окинул его взглядом с головы до ног, заметил стоящую рядом молодую девушку и сложил два и два. Интересно, его жена в курсе, где он сейчас находится? И знает ли она о том, что её мужу нравятся молодые кудрявые мулатки?
- Хорошо, что вызвали, - кивнул я. – А теперь расскажите мне, уважаемый, что здесь происходит.
- Понятия не имею, - ответил мужчина. – Но мы ни за что не останемся в этом мотеле, пока из соседней комнаты доносятся эти жуткие звуки.
Ну, естественно, найдёте себе другой мотель… Но сначала, до того, как я начну давить сильнее, нужно, чтобы отсюда ушли дети. Да, я прекрасно знал, что эти два мальчика и девчонка видели вещи и похуже. Они были беспризорниками и часто крали еду с лотков. Вряд ли их теперь можно удивить хоть чем-то, но я всё равно не хотел, чтобы они оставались рядом. Особенно рядом с таким местечком, как чёртово «Гнёздышко».
- Так, вы трое! – прикрикнул я, указывая на детей свободным концом дубинки. – Кыш отсюда! Нечего здесь ошиваться!
Дети пожали плечами и пошли прочь. Они знали, кто я, и знали, что я могу сделать. Поэтому никаких возражений не последовало.
- Хорошо, - кивнул я. – А теперь продолжим.
- Звуки, - сказал другой мужчина. – Странные звуки. Будто там кого-то убивают.
- Я слышал крики, - подтвердил другой.
- И вопли, - вклинился третий. – Это добром не закончится, помяните моё слово.
К нам подошла девушка. Джуди Лаперье. Она была «продажной женщиной», как мы их тогда называли. Мы с Джуди отошли в сторонку. Я пару-тройку задерживал её за занятие проституцией. Но всегда отпускал. Я же не зверь; я