Годы воспитания в безусловном уважении и покорности римско-католической вере не могли пройти для Марины бесследно: она не бросила в лицо монаху упрек, а просто отвела от него глаза, откинулась на спинку сиденья…
В ту же минуту этот тщедушный смиренец сделал то, чего не отваживался совершить ни один богатырь из окружения развенчанной царицы: он рванул на себя дверцу, вскочил в карету и вмиг оказался сидящим рядом с Мариною.
– Дочь моя, – сказал де Мелло серьезно, – вы можете выгнать меня вон, но я все равно не уйду, так что не тратьте зря слов и не оскорбляйте своим негодованием Божьего слугу. Да, милое мое дитя, вы высоко вознеслись в своей гордыне и успели позабыть о том, что все мы – всего лишь слуги нашего Господа и должны неукоснительно исполнять свой долг по отношению к нему и к святой римско-католической вере, которую, я надеюсь, вы продолжаете исповедовать, не так ли?
– Мой покойный супруг, царь Димитрий, пытался обратить меня в православие, – бледно усмехнулась Марина, – однако я исполняла лишь внешнюю сторону предсвадебного обряда, чтобы не раздражить его подданных…
– Вот именно! – вдруг воскликнул де Мелло, сам неожиданно впадая в крайнюю степень раздражения. – Именно для обережения чувств своих подданных ваш супруг нарушил святые обещания, данные римскому престолу. Его провожали в Московию, ему оказывали поддержку лишь при том условии, что он начнет окатоличивание своей страны, повсеместное строительство латинских храмов и школ. Да и многое другое было нам обещано! Что из этого исполнено? Ровно ничего. Ни-че-го! И вы, дочь моя, – укоризненно покачал своей бритой головой де Мелло, – вы тоже не предприняли ни единого шага для укрепления в России веры своих отцов.
– Ради Господа Бога! – возмущенно вскричала Марина. – Я просто не успела, ведь у меня было всего лишь десять дней царствования…
– Творцу нашему хватило всего лишь семи дней, чтобы создать весь окружающий нас мир и населить его птицами небесными, гадами морскими, зверями лесными, а также нами, слабыми, грешными людьми, – укоряюще пробормотал де Мелло. – Вы знаете старую истину, дочь моя: кто хочет сделать что-то – ищет возможности, кто не хочет – ищет причины. Но оставим упреки. Ваш супруг погиб – вы не успели оказать на него своего благотворного влияния. Но теперь Господь извлек вас из безвестности и гнусного заточения в Московии вовсе не для того, чтобы вы провели свой век в праздности и духовной лени. Отец наш небесный предоставляет вам возможность исправить прошлые ошибки свои и своего покойного супруга. В этом новом Димитрии римско-католическая церковь обрела воистину покорного сына и слугу. Но разум его темен, поступки беспорядочны. С вашей помощью это стихийное существо может послужить святому престолу так, как ему никогда не удалось бы сделать сего, останься он один перед лицом ожидающих его свершений!
Марина закрыла глаза, ощущая, что под веками копятся слезы и вот-вот поползут на щеки. Матка Боска, Патер Ностер, как давно… два года, долгих, бесконечных два года! – не слышала она усыпляющих, но при этом неодолимо-убедительных речений католических священников! И как мучительно-сладостно сделалось вдруг у нее на сердце!
– Прошу прощения, отче, что нарушаю вашу беседу, – услышала она встревоженный голос пана Юрия и с усилием разомкнула слипшиеся веки. – Однако мне надо кое о чем известить мою неразумную дочь. До нас дошли сведения, что сбежавший князь Мосальский донес Шуйскому, где мы находимся, и сейчас на нас идут отряды князей Бутурлина и Прозоровского. Этим господам поручено перехватить нас, буде мы еще не доехали до Тушина, и воротить в Москву хотя бы и силою. В случае, если мы уже находимся под защитою законного русского государя Димитрия, Бутурлину и Прозоровскому предстоит вступить в мирные переговоры. В любом случае они будут стараться заполучить нас и препроводить в Москву. Сейчас уже не идет речи о нашем возвращении в Польшу – разгневанный Шуйский готов отправить нас в новую, куда более далекую и тяжелую ссылку. Сами понимаете, Марина Юрьевна, что при таком положении вещей, как сейчас, Димитрию нет никакой пользы от нашего присутствия. Он, пожалуй, готов будет воротить нас воеводам Шуйского, только бы избежать лишних треволнений…
Марина посмотрела на отца с ледяной усмешкой, как на постороннего человека. А и впрямь: последние дни она узнала о воеводе сендомирском немало нового и интересного! Он лжец и предатель, на первом месте у которого стоит жажда наживы, ради чего он готов продать собственную дочь в рабство чуждому ей, отвратительному ей человеку. И вот теперь еще и мелкая ложь относительно страшных воевод Шуйского! А впрочем, очень может статься, что эти воеводы существуют на самом деле и намерения у них именно таковы, как уверяет отец. Все равно зря он старается. Марина уже приняла решение… но убедил ее не пан Мнишек, а вот этот невидный собой монах в коричневой рясе.
Ах Боже мой! Последние два дня она страдала не столько от наглого обмана, жертвой коего стала, но и от безысходности своего теперешнего положения. Неужто возвращаться в Польшу ни с чем?! И вот теперь велеречивый августинец открыл ей новый путь… Да, конечно, ее ждет путь мученицы, однако вполне возможно, что она обретет на сем пути не только венец терновый, но и великую славу.
Чем черт не шутит, а вдруг новому Димитрию удастся его безумная эскапада, как удалась она его предшественнику? Вдруг московские колокола вновь зазвенят в честь государыни Марины Юрьевны?!
– Я согласна ехать в Тушино, – выдохнула она, повернувшись к де Мелло и намеренно обходя взглядом отца. – Что мне предстоит там делать?
– Ну, вы… вы должны будете встретиться с Димитрием на глазах большой толпы народа, – начал перечислять монах, несколько ошарашенный таким стремительным успехом. Чтобы не сбиться, он для верности загибал пальцы. – Конечно, все ждут, что это будет встреча любящих супругов, вы понимаете?
Марина только кивнула, однако де Мелло понял, что все будет сыграно так, как надо. Он продолжил:
– Далее. Поскольку, дочь моя, вам предстоит жить бок о бок с этим мужчиной, я полагаю, что накануне вашей торжественной встречи мне следует тайно обвенчать вас. Надеюсь, вы находите это разумным?
– О да, – свысока кивнула Марина. – Вполне.
Тут даже видавший виды де Мелло несколько растерялся и счел необходимым уточнить:
– Вы готовы к этому?
– Если панна Марианна сказала да, значит, это именно да, а вовсе не нет, как водится у вас, господ иезуитов, – дерзко выпалила Барбара, которая опытным взором мгновенно прозрела истинную сущность патера де Мелло.