Читать интересную книгу Поворот. Книга первая - Светлана Серова

Когда меня вызвали отвечать, моя судьба – в то время такая же худенькая и прилежная девочка с двумя косичками, как и я – чинно уселась рядом и всячески направляла мои мысли в нужное русло.

Катя, Маша и Нина угодили в класс «Б», прозванный потом, извините, классом дураков, а мы с Наташей попали в класс «А», с углублённым изучением иностранного языка. Наш класс должен был в режиме «crush course», то есть очень быстро, всего за один год, пройти программу второго, третьего и четвёртого классов (ибо изучение языков в спецшколе начиналось со второго класса), с этой целью и был осуществлён данный отбор. Школа получила статус спецшколы и новую нумерацию, и все последующие за нами классы уже шли по программе спецшколы.

Она была очаровательна. Моя первая «француженка». Её звали Элеонора Николаевна. Она была очень молода, стройна, мила, весела и к тому же являлась лучшей подругой моей другой любимой учительницы русского языка и литературы, о которой я уже упоминала, – Нины Владимировны. Элеонора Николаевна была воистину парфюмерным созданием. Она так и заявила нам: «Девочки, вы же парфюмерные создания, вы не должны произносить грубые слова!», когда кто-то из девчонок крикнул другой: «Дура!» Парфюмерные создания. Это в то время, когда нам втолковывали, что мы все бойцы, строители коммунизма, до которого уже рукой подать, поскольку по программе Партии он должен был быть построен уже в восьмидесятых. Парфюмерные создания. Неслыханно. Когда же она призналась нам, что прокачалась на качелях все занятия по латыни в Инязе, то в наших глазах она просто сделалась Жанной Д’Арк на летящем скакуне, в развевающемся плаще, с горящим взглядом и ничего и никого не боявшейся. Героиня. Икона стиля, говоря современным языком. Пример для подражания. Очаровательная мадмуазель. К сожалению, она проработала у нас недолго, вышла замуж, и, кажется, уехала с мужем – работником Внешторга – куда-то в торговое представительство за границу.

Но это была мощная культурная прививка. Вы не знаете, кто такая Коко Шанель? Какой стыд! Вы же девочки, парфюмерные создания! Париж с его таинственными огнями и мелодиями аккордеона возник где-то вдали, в туманной дымке, и стал принимать всё более чёткие и ясные очертания. Малыми дозами, крошечными каплями она прививала вкус советским девочкам, построенным в линеечку в чёрных фартуках. Мальчики узнали, что девочку следует пропустить вперёд и что негодяя вызывают на дуэль. Мы все прочли «Собор парижской богоматери» и «Отверженные» и долго и бурно обсуждали эти книги, неистово споря о событиях и героях.

Элеонора Николаевна открыла для меня новый мир. Чарующие звуки французского языка. Были осенние каникулы. Накрапывал скучный холодный дождик. Я бродила в капюшоне по двору, одна, погода – «хозяин собаку из дома не выгонит», как говаривала моя мама, просто дома было трудно сосредоточиться. Я сжимала в кулаке листок бумаги с первыми фразами на французском языке и повторяла их, как таблицу умножения, по много-много раз, пока не запоминала их наизусть, не заполняла ими своё сознание. Я была одержима. Я приобретала своё новое «я», более утончённое, более изысканное, более могущественное, если хотите, поскольку стала чувствовать себя человеком мира, который не заблудится ни в прямом, ни в переносном смысле, ибо сможет объясниться при необычных обстоятельствах. Франция, исконное влечение не одного поколения русских, смутно угадывалась в расплывчатых контурах на полотнах Клода Моне в музее изящных искусств на Волхонке, но была ещё очень, очень далека, была просто нечётким, ученическим импрессионистским скетчем.

Глава 5

Я сделала почётный круг вокруг школы и направилась к метро. Неожиданно совершила открытие. Рядом с моей родной станцией, оказывается, соседствует станция МЦК. Не раз проезжая на машине по третьему транспортному кольцу, я давно приметила эти футуристические, прозрачные платформы МЦК и новые, современные электрички, проносящиеся по ним. И дала себе слово прокатиться. И вот такой случай представился. Оказалось, что можно доехать до моего дома по МЦК, не делая обременительных переходов в подземке. Поезд подошёл не скоро, но он был бесшумным и уютным и напомнил европейские пригородные электрички. На мониторе сообщалось название следующей станции на русском и английском языках. И ещё всякая дополнительная информация. Мне стало комфортно и тепло. Поезд проносился над какими-то бывшими промзонами, ныне пущенными под застройки, рекламирующими строительство жилого комплекса новой категории, города в городе. Вот она, Новая Москва, не в смысле одноимённого района где-то загородом, а Новая Москва, приобретающая новые очертания, несколько чужая или отчуждённая, или отчуждаемая строительными гигантами, отхватывающими себе куски города и изменяющими их до неузнаваемости. Я доехала быстро. Прогулялась от станции МЦК до дома.

Валилась с ног от усталости. Но, придя домой, я выпила вкуснейшего чайку. Чудесный купаж зелёного английского чая с кусочками манго, клубники, лепестками роз, цветками кактуса, ягодами красной смородины и листьями моринги взбодрил меня, и я достала коробку со старыми чёрно-белыми фотографиями и погрузилась дальше в воспоминания.

На фото мама с полуторагодовалым братцем на руках. Сестры ещё не было на свете, она – самая младшая. Мама – миниатюрная женщина в маленьком тёмном платье. На голове – популярная в ту эпоху бабетта. Ей не требовалось носить привычные в то время шиньоны, она обладала своей шикарной шевелюрой до глубокой старости. Носик узкий с птичьим кончиком а-ля Софи Лорен. Жгучая брюнетка с голубыми глазами (цвет которых, к сожалению, не виден на чёрно-белой фотографии). Взгляд пронзительный и страстный. Только теперь я осознаю её гиперсексуальную привлекательность в молодости.

Рядом сижу я. Мне пять лет. Напротив – шкаф со стеклянной дверью, в котором моё отражение: чёлка, хвостик с бантиком, короткая кофточка и юбочка с оборкой. Нога на ногу, ручки охватывают коленки, спинка прямая. «Вот уже даже на этой фотографии ты вся. „Васса Железнова“», – говаривала моя мама.

С мамой у меня всегда были непростые, в некотором роде состязательные отношения. Впрочем, кто из нас был «Вассой Железновой», можно ещё поспорить.

Моя мама родилась в Украине, в большом селе недалеко от Львова. Пережив ужасы войны, немецкую оккупацию, послевоенный голод и рабскую работу подростком на полях за крошечные сталинские трудодни, она мечтала вырваться из деревни в большой город. Случай представился в виде не то её бывшей соседки по селу, не то какой-то дальней родственницы – сейчас уже и не припомню, да это и не особо важно, – которая уже жила в Москве несколько лет после того, как рабам-колхозникам наконец-то выдали паспорта и они могли вырваться на волю. Мама, учившаяся в ту пору в педагогическом техникуме, умолила женщину взять её с собой, невзирая на бурный протест со стороны её матери, моей бабушки. Так она оказалась в столице. Ей было девятнадцать лет.

Она поработала и горничной, и няней, и кондуктором в трамвае. Вскоре она выучилась на водителя трамвая, и, как она рассказывала, с удовольствием гоняла на пустом трамвае по пустынной ночной Москве. На танцах в парке она познакомилась с отцом, и довольно быстро они поженились, в скором времени родилась я, а затем и остальные дети.

Каждое лето мы ездили в отпуск на Украину, вернее, мама и мы, дети. Своё первое путешествие туда я совершила, когда мне было двадцать дней от роду, рассказывала мама. Бабушка купала меня в каких-то чудесных травах, оттого, я полагаю, и выросла моя чудесная рыжеватая шевелюра.

Папа обычно провожал нас до вокзала. Он оставался работать и приезжал только в конце лета на неделю-другую, чтобы всем вместе вернуться в Москву. Мама трепала его за воротничок рубашки и многозначительно повторяла, как заклинание: «Ты только тут без нас не балуй, не балуй!» Поезд отправлялся, и начиналось лето.

Преодолев тысячи километров в плацкартном вагоне, а затем и на нескольких деревенских покосившихся перегруженных автобусах, мы выползали на нашей конечной остановке вместе с немыслимо огромным багажом (банки с тушёнкой для варки супов, консервы, подарки, детская одежда и т. д.)

Остановка находилась на крутом холме, где нас уже поджидала бабушка и откуда нам предстоял спуск к огромному огороду, который казался мне целым полем (а по сути он таковым и являлся), и к дому.

Настоящей «Вассой Железновой» из нас троих, наверное, всё же была моя бабушка, Оксана Тарасовна Бойко, чей характер полностью соответствовал фамилии, которую она носила. Личность сильная и загадочная, поскольку многие тайны её биографии так и остались неразгаданными. «Моя бабушка курит трубку, трубку курит бабушка моя!» – это про неё. Когда маме исполнился годик, она взяла её в охапку и ушла от мужа. Что уж там её не устроило в семейной жизни – покрыто полной тайной. Мама говорила, что, якобы, она явилась плодом не любви, а насилия; и бабушка была вынуждена выйти замуж за её отца, чтобы избежать позора, но жить с ним так и не смогла, поскольку никогда его не любила. Так это или не так, но поступок по тем временам был неслыханный, тем более в селе. Растила она маму одна, при посильной помощи своей матери, жившей с ними.