хотелось бы Женьке. Просто появился снова тот, в красной рубахе, поглядел на Женьку и сказал старику:
– Отец велел чужака привести. На испытание. Сколько ему? Четырнадцать зим есть?
– Есть. Но он не кохтэ, – недовольно ответил Аасор. – Какое ему испытание? Наши мальчишки с детства готовятся, а этот – рюс. В женском шатре рос.
– Не мои проблемы, – равнодушно ответил краснорубашечный. – Не пройдёт испытания – будет рабом. Отрубим ему мизинцы и ещё кое-что, и пусть вон стирает да воду таскает – ему не привыкать.
Женька прищурился, внимательно разглядывая болтуна. Что ж, он запомнил каждое слово. Он вообще ничего никогда не забывал и не прощал.
На вид посланцу хана лет двадцать пять. Молодой, загорелый дочерна, с узкими черными глазами и волосами, выбритыми на висках и завязанными сзади в короткий хвост. Лицо наглое, не красавец, но сразу видно – с женщинами проблем нет. Очень уж самоуверенный тип, да еще улыбается противно, насмешливо так. Женька ненавидел, когда над ним смеются, и это оскорбление тоже на счёт краснорубашечного записал.
4. Испытание
Женьку всего трясло от волнения. Он уже успел смириться, что умер в своём мире. Все равно не вернуть. А здесь всё по-другому, здесь даже не средневековье, а дикая степь. А ему и не привыкать.
Однажды он все лето жил с приятелем в шалаше на берегу Волги. Мылись в реке, нужду справляли в кустах, а ели то, что украдут на дачах, благо, недостатка никогда не было. Славное было время! То шашлыки, то рыба копчёная, то овощи наисвежайшие. Потом и яблоки. Хлеб таскали из птичников, там же иногда и курицу прихватывали, но это если уж совсем прижимало. С курицей возни много: ощипать, выпотрошить, разделать. И, главное – ну сварили. Раз поели, два. Три. А потом – надоело. Закопали остатки. Огурцы лучше – футболкой протёр и жуй.
Тут по сравнению с "дикой" жизнью просто санаторий. И еду сварит кто-то другой, и помыться организуют, и одежду вон выдали вполне себе крепкую, хоть и поношенную. А самое главное – никаких тебе небоскрёбов, машин, метро и игр на выживание. Тут ты просто живёшь. Идеально. Да ещё и жарко.
Женька понимал, что самая интересная жизнь – она явно не в шатрах. Воины – вот кто элита здешнего мира. А для того, чтобы стать воином, нужно учиться. На лошади он не сидел ни разу, правда, умел ездить на велосипеде и мопеде. И даже на права учился, но экзамен по теории завалил, ну и ладно. Зачем нужны эти правила, если никто их не соблюдает? К тому же у него никогда не будет машины, вот так-то. Драться саблей он тоже не умел. Зато умел воровать. И ножом драться. Тут он Аасора не обманывал – мало кто с Женькой мог в ловкости сравниться. И в меткости – он мог броском перерезать натянутую веревку. Да что там веревку – лист с дерева срезал. Только бы нож хороший был. Здесь такой не достать, а Женькина коллекция ножей осталась где-то на чердаке московской многоэтажки, где у него схрон был. Ну и пусть – плата за жизнь такая. Ножи было страшно жалко, но себя гораздо жальче. Не мертвый – это главное. Так что, Дженай, прекращай ныть и готовься к испытанию, которое тебе придется пройти.
Аасор, мерзкий старикашка, про испытания рассказывать наотрез отказался. Сказал – каждому свое. Тоже мне, оракул нашелся. Знать бы, что его ждет – было бы не так страшно. Драться Женька не боялся, а вот неизвестность страшила.
Разумеется, Женька не выспался. Уснёшь тут от волнения! Поднялся с первыми лучами солнца, не в силах даже лежать. Будить Аасора не стал, тихо вышел из шатра. Сел на циновку, скрестив ноги, уставился в небо. Небо! Он мог никогда его больше не увидеть! Воздух! Какой он сладкий! И даже боль в сведенной судорогой ноге напоминала теперь уже Дженаю, что он жив. И это было немыслимое счастье.
Закрыл глаза, подставляя бледное лицо лучам рассветного солнца и ощущая настолько острое счастье, что слезы сами собой навернулись на глаза. Плакал Женька разве что пару раз в жизни – и то от боли. А сейчас у него, наоборот, ничего не болело. Глупость какая – реветь как девчонка.
– Как тебя там… мальчик, – раздался тихий голос. – Пойдем.
Женька мгновенно распахнул глаза. Девушка, кажется, внучка Аасора. Красивая, с круглым лицом, веселыми глазами и двумя черными косами. Он ее уже видел: она приносила еду пару дней назад. Улыбалась ему еще так приветливо, ямочки на щеках демонстрируя.
Женька вскочил, оправляя на себе рубаху. На всякий случай кивнул головой. Девушка откинула голову и рассмеялась – как колокольчики зазвенели.
– А ты забавный, – сообщила она. – Пойдем, там тебя ждут. Потом поговорим, если захочешь.
– Меня зовут Дженай, – сообщил Женька немедленно.
– Я – Листян.
О чем говорить с красивыми женщинами (впрочем, и с некрасивыми тоже) Женька понятия не имел, поэтому шел дальше молча. Девушка то и дело оглядывалась, приоткрывала рот, чтобы что-то спросить, но Женька делал лицо кирпичом и демонстративно ее не замечал. Только бы не вздумала с ним заговорить! Страшно.
Так и дошли – молча. Вдвоем.
На большом вытоптанном поле был выложен камнями круг навроде арены – большой, метров десять, а то и пятнадцать в диаметре. В камни были вставлены факелы, пока не горевшие. Возле «арены» топтались мальчишки. Разные – и восьми лет на вид, и двенадцати.