На этих словах пара смотрит друг на друга и кивает.
— В случае нападения на дом или вторжения вы сможете укрыться здесь, — Джудит оглядывается на нас, а потом улыбается и добавляет: — Конечно, этого здесь никогда не случалось. Позади дома — лес, а вокруг — акры территории, как и вокруг каждого дома в округе. Здесь тихо и безопасно.
Когда мы выходим, Кельвин шепчет мне:
— Просто с другой стороны той стены были камеры. Хотя я убрал их с территории после того, как ты ушла.
— Оу, — произношу я, потому что не уверена, как мне отвечать. Спасибо? — Зачем они были тебе нужны?
— На случай непослушных маленьких девочек, — дразнит он. — Думал о них, пока держал здесь клетки. Они пригодились один или пару раз за многие года.
Я содрогаюсь от мысли, что он имеет под этим в виду, поэтому решаю не отвечать. Когда тур подходит к концу, мы возвращаемся в фойе, где каждый пожимает руки, а после риелтор уводит покупателей.
— Готова поехать домой? — спрашивает Кельвин.
Я смотрю на потолок и осматриваю комнату. Солнечный свет, пробивающийся через тени, сообщает о позднем полудне.
— Когда ты в последний раз пользовался кинотеатром?
— Эм, я не знаю. Давненько.
Я поворачиваюсь и прижимаю ладони к кубикам на его прессе.
— Давай останемся сегодня здесь.
— Здесь? — повторяет он. — Ты шутишь?
— Нет. Мы уже здесь. Можем сделать попкорн и посмотреть фильм.
Он усмехается и качает головой:
— Хорошо, наверное. Если это то, чего ты хочешь. Хотя я понятия не имею, есть ли у меня попкорн.
Я смеюсь по пути на кухню.
— Где шеф Майкл?
— Я начал давать ему выходные. Мне очень нравилось, как он готовит, но я не хочу, чтобы он продолжал то, что делал Норман.
Я пытаюсь улыбнуться, но, находясь здесь, понимаю, что отсутствие Нормана заметно. Дом ощутимо изменился без него. Открываю кладовую и шарю по ней, пока отвечаю:
— Без него, должно быть, тяжело.
Я нахожу пачку попкорна и вытаскиваю её.
— Шеф Майкл никогда бы не оставил тебя с пустыми руками, — я передаю её ему. — Кэл?
— Хмм?
— Может, нам обоим нужно поговорить со специалистом?
Он ворчит:
— И с чего мне начать? Я же не могу войти в офис к мозгоправу с историей своей жизни. И ты знаешь, — говорит он, подходя ближе и убирая волосы с моего плеча, — теперь, когда К-36 выведена из моего организма, мне стоит быть осторожным. Если кто-нибудь обнаружит правду, ну… Наручники станут более ощутимым препятствием, чем были до этого.
Смотрю на него и моргаю.
— Я не подумала об этом.
Кельвин проводит большим пальцем по моему лбу.
— Не переживай. Они никогда меня не поймают. А теперь как насчёт попкорна?
Я прижимаюсь к Кельвину во время просмотра фильма, но мы высиживаем лишь половину его до того, как начинаем целоваться. Я залезаю к нему на колени, седлая его и тая под его сильными руками. Могу ощутить его настойчивость, которая прижимается к внутренней части моего бедра. Ему так тяжело сопротивляться. Не знаю, готова ли я снова впустить его в себя, и не знаю, буду ли готова когда-нибудь. Меня пугает не только прошлое, но и знание того, что, как только мы сделаем это, я так глубоко утону в наших отношениях, что никаким образом не смогу выкарабкаться назад. Никогда.
Но моё тело, моя бесконечная боль, моё неудовлетворённое желание снова жаждут почувствовать его. Он нужен мне, потому что знает меня лучше, чем кто-либо когда-либо знал. Он знает не только то, что видел издалека, но и то, что у меня внутри: душу, жажду, желания и мои потребности.
— Давай пойдём в кровать, — шепчу я между поцелуями.
Он встаёт и поднимает меня за собой, вынося из кинотеатра. Кельвин отпускает меня у подножья лестницы, и мы поднимаемся — поднимаемся и поднимаемся — пока не достигаем хозяйской спальни на запрещённом четвёртом этаже. Я сбрасываю тапочки и жду у изножья крови, пока он снимает в себя рубашку. Комната просторная и богато обставлена. Воспоминания прорываются на поверхность.
Внезапно он стоит передо мной, целует мои губы, пока его пальцы возятся с пуговицами моей блузки.
— Как это будет? — спрашиваю я.
— Что ты имеешь в виду?
— Что, если не будет как прежде?
— Ты хочешь, чтобы было как прежде?
— Я не знаю.
Он распахивает верх блузки и скользит тканью по плечам.
— Не волнуйся, — произносит он. — Я всё ещё тот же человек. Закончи раздеваться.
Он уходит, оставляя меня стоять в шоке от его слов — одновременно нежных и зловещих. Хотя мои сомнения быстро рассеиваются, и я делаю так, как он сказал. Кельвин возвращается и бросает что-то на кровать, прежде чем снова смыкает руки у меня на талии. В этот же момент я отрываюсь от пола и встречаюсь с ним взглядом на одном уровне.
— Ты самое сексуальное и завораживающее видение, которое я только встречал, — произносит он. — Не знаю, как я прожил все эти дни без тебя.
Я обнимаю его шею руками и трусь об него носом.
— Это мило.
— Не переживай за сегодня. Мы сделаем так, что нам обоим это будет казаться правильным. На кровать.
Он ставит меня на пол, и я забираюсь на середину кровати. Кельвин берёт два предмета и показывает их мне.
Я качаю головой.
— Кельвин, — осторожно произношу я. — Что ты делаешь? Нет…
— Мы не сделаем следующий шаг, пока я не буду уверен, что ты мне доверяешь, — с одной его руки свисает верёвка, а другой он сжимает что-то чёрное и похожее на пружину. — Я собираюсь привязать тебя к кровати и завязать тебе глаза. Не спорь, — он перебивает меня. — Я не собираюсь относиться к тебе, будто ты хрустальная чаша. Мы оба знаем, что ты не хрупкая, и оба знаем, что я не могу не сделать этого. Если не хочешь, мы пойдём спать и попробуем снова в другой раз.
— Как я вообще могу тебе доверять? — его руки падают по бокам. — Но я доверяю, — протягиваю к нему руки запястьями вверх и жду.
Его глаза находят мои, и улыбка появляется на губах.
— Расправь свои крылья, воробушек. Так широко, как только можешь.
Я показываю ему, насколько широко могу расправить крылья. Он привязывает одно моё запястье к правому кроватному столбу, а другое к противоположному. Он ничего не говорит, пока занимается этим, и на мгновение мне кажется, что Кельвин нервничает. Если его сердце бьётся так же сильно, как и моё.
Он лениво сканирует моё лицо и шею, спускаясь к груди, а потом возвращаясь назад к глазам.
— Доверься мне, — произносит он. Меня ослепляет чёрный шёлк. Я поднимаю голову, пока он завязывает шарф так туго, чтобы тот не спал. — Хорошая девочка.
Я, напряжённая и взвинченная от предвкушения его прикосновений, жду в темноте. Когда влажные губы скользят по изгибу моей шеи, мои руки дёргаются в верёвках. Его рот остаётся там, потом исчезает и снова появляется на моей левой груди. Язык скользит вниз по соску, нежно всасывая его в рот. Кельвин продолжает свой путь — медленно и умеренно — между моих грудей, по животу и тазовой кости. Я с трудом дышу, и моё тело дрожит, когда его рот снова исчезает. Я шире развожу ноги, приветствуя то, что, уверена, должно произойти. Мой мозг обжигает одна только мысль о том, что мои бёдра двигаются нетерпеливыми умоляющими движениями. Он однократно проходится языком, и я чувствую его улыбку.