«От взгляда, лепета, улыбки…»
От взгляда, лепета, улыбкив душе глубокой иногдасвет загорается незыбкий,восходит крупная звезда.
И жить не стыдно и не больно;мгновенье учишься ценить,и слова одного довольно,чтоб все земное объяснить.
Груневальд, 31. 7. 21.
«Позволь мечтать… Ты первое страданье…»
Позволь мечтать… Ты первое страданьеи счастие последнее мое.Я чувствую движенье и дыханьетвоей души… Я чувствую ее,как дальнее и трепетное пенье…Позволь мечтать, о, чистая струна!Позволь рыдать и верить в упоенье,что жизнь, как ты, лишь музыки полна.
6. 8. 21.
«Мерцательные тикают пружинки…»
Мерцательные тикают пружинки,и осыпаются календари.Кружатся то стрекозы, то снежинки,и от зари недолго до зари.
Но в темном переулке жизни милой,как в городке на берегу морском,есть некий гул; он дышит смутной силой,он ширится; он с детства мне знаком.
И ночью перезвоном волн, да кликомструн, дальних струн, неисчислимых струнвзволнован мрак, и в трепете великомвстаю на зов, доверчив, светел, юн…
Как чувствуешь чужой души участье,я чувствую, что ночи звезд полны;а жизнь летит, горит и гаснет счастье,и от весны недолго до весны.
14. 8. 21.
РОЖДЕСТВО
Мой календарь полу-опалыйпунцовой цифрою зацвел;на стекла пальмы и опалымороз колдующий навел.
Перистым вылился узором,лучистой выгнулся дугой,и мандаринами и боромв гостиной пахнет голубой.
Берлин, 23. 9. 21.
ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ
Стою я на крыльце. Напротив обитаетценитель древностей; в окошке пастушокточеный выставлен. В лазури тучка тает, как розовый пушок.
Гляди, фарфоровый, блестящий человечек:чернеют близ меня два голых деревца,и сколько золотых рассыпанных сердечек на ступенях крыльца.
Кембридж, 8. 11. 21.
ДОМОЙ
На мызу, милые! Ямщиквожжею овода прогонит,и — с Богом! Жаворонок тонетв звенящем небе, и велики свеж, и светел мир, омытыйнедавним ливнем: благодать,благоуханье. Что гадать?Все ясно, ясно; мне открытывсе тайны счастья; вот оно:сырой дороги блеск лиловый;по сторонам то куст ольховый,то ива; бледное пятноусадьбы дальней; рощи, нивы,среди колосьев васильки;зеленый склон; изгиб ленивыйзнакомой тинистой реки.Скорее, милые! Рокочетмост под копытами. Скорей!И сердце бьется, сердце хочетвзлететь и перегнать коней.О, звуки, полные былого!Мои деревья, ветер мойи слезы чудные, и словонепостижимое: домой!
/1917–1922/
ВЕЛОСИПЕДИСТ
Мне снились полевые дали,дороги белой полоса,руль низкий, быстрые педали,два серебристых колеса.
Восторг мне снился, буйно-юный,и упоенье быстроты,и меж столбов стальные струны,и тень стремительной версты.
Поля, поля, и над равнинойворона тяжело летит.Под узкой и упругой шинойпесок бежит и шелестит.
Деревня. Длинная канава.Сирень цветущая вокругизбушек серых. Слева, справамальчишки выбегают вдруг.
Вдогонку шапку тот бросает,тот кличет тонким голоском,и звонко собачонка лает,вертясь пред зыбким колесом.
И вновь поля, и голубеетнад ними чистый небосвод.Я мчусь, и солнце спину греет,и вот нежданно поворот.
Колеса косо пробегают,не попадая в колею.Деревья шумно обступают.Я вижу старую скамью.
Но разглядеть не успеваю,чей вензель вырезан на ней.Я мимо, мимо пролетаю,и утихает шум ветвей.
/1917–1922/
БАБОЧКА
(Vanessa antiopa)
Бархатно-черная, с теплым отливом сливы созревшей,вот распахнулась она; сквозь этот бархат живойсладостно светится ряд васильково-лазоревых зеренвдоль круговой бахромы, желтой, как зыбкая рожь.Села на ствол, и дышат зубчатые нежные крылья,то припадая к коре, то обращаясь к лучам…О, как ликуют они, как мерцают божественно! Скажешь:голубоокая ночь в раме двух палевых зорь.Здравствуй, о, здравствуй, греза березовой северной рощи!Трепет и смех, и любовь юности вечной моей.Да, я узнаю тебя в Серафиме при дивном свиданье,крылья узнаю твои, этот священный узор.
/1917–1922/
КОНИ
Гнедые, грузные, по зелени сыройвесенней пажити, под тусклыми дубами,они чуть двигались и мягкими губамивбирали сочные былинки, и зарей,вечернею зарей полнеба розовело.
И показалось мне, что время обмертвело,что вечно предо мной стояли эти тричудовищных коня; и медные отливына гривах медлили, и были молчаливыдубы священные под крыльями зари.
/1917–1922/
ПЬЯНЫЙ РЫЦАРЬ
С тонким псом и смуглым кубкомжарко-рдяного вина,ночью лунной, в замке дедая загрезил у окна.
В длинном платье изумрудном,вдоль дубравы, на конев серых яблоках, ты плавнопроскакала при луне.
Встал я, гончую окликнул,вывел лучшего коня, рыскал,рыскал по дубраве,спотыкаясь и звеня;
и всего-то только видел,что под трефовой листвойжемчуговые подковы,оброненные луной.
/1917–1922/
«Я думаю о ней, о девочке, о дальней…»
Я думаю о ней, о девочке, о дальней,и вижу белую кувшинку на реке,и реющих стрижей, и в сломанной купальне стрекозку на доске.
Там, там встречались мы и весело оттудапускались странствовать по шепчущим лесам,где луч в зеленой мгле являл за чудом чудо, блистая по листам.
Мы шарили во всех сокровищницах Божьих;мы в ивовом кусте отыскивали с нейто лаковых жучков, то гусениц, похожих на шахматных коней.
И ведали мы все тропинки дорогие,и всем березанькам давали имена,и младшую из них мы назвали: Мария святая Белизна.
О Боже! Я готов за вечными стенаминеисчислимые страданья восприять,но дай нам, дай нам вновь под теми деревцами хоть миг, да постоять.
/1917–1922/
ЗНАЕШЬ ВЕРУ МОЮ?
Слышишь иволгу в сердце моем шелестящем?Голубою весной облака я люблю,райский сахар на блюдце блестящем;и люблю я, как льются под осень дожди,и под пестрыми кленами пеструю слякоть.Есть такие закаты, что хочется плакать,а иному шепнешь: подожди.Если ветер ты любишь и ветки сырые,Божьи звезды и Божьих зверьков,если видишь при сладостном слове «Россия»только даль и дожди золотые, косыеи в колосьях лазурь васильков,— я тебя полюблю, как люблю я могучий,пышный шорох лесов, и закаты, и тучи,и мохнатых цветных червяков;полюблю я тебя оттого, что заметишьвсе пылинки в луче бытия,скажешь солнцу: спасибо, что светишь.
Вот вся вера моя.
1922 г.
«Кто выйдет поутру? Кто спелый плод подметит…»
Кто выйдет поутру? Кто спелый плод подметит! Как тесно яблоки висят!Как бы сквозь них, блаженно солнце светит, стекая в сад.
И сонный, сладостный, в аллеях лепет слышен: то словно каплет на песоктяжелых груш, пурпурных поздних вишен пахучий сок.
На выгнутых стволах цветные тени тают; на листьях солнечный отлив…Деревья спят, и осы не слетают с лиловых слив.
Кто выйдет ввечеру? Кто плод поднимет спелый? Кто вертограда господин?В тени аллей, один, лилейно-белый, живет павлин.
1922 г.
ПАСХА