Читать интересную книгу Книга судьбы - Паринуш Сание

Парванэ вскоре разузнала, кто этот помощник аптекаря и откуда. Доктор Атаи дружил с ее отцом и сказал ему: “Саид учится в университете на фармацевта. Хороший мальчик. Он из Резайе”.

С тех пор мы переглядывались уже как знакомые, а Парванэ придумала юноше прозвище: “Хаджи Беспокойный” – дескать, у него такой вид, словно он все время чего-то ждет, беспокоится, ищет кого-то.

То был лучший год в моей жизни. Все складывалось замечательно. Я прилежно училась, мы с Парванэ все больше сближались, пока не сделались единой душой в двух телах. Одно лишь омрачало те ясные и счастливые дни: пугающие разговоры, что я слышала дома все чаще, по мере того как приближался конец учебного года. Я боялась, что на том моя учеба и оборвется.

– Немыслимо, – твердила Парванэ. – Не могут они так поступить с тобой.

– Ты не понимаешь. Им все равно, хорошо я учусь или плохо. Они говорят, после трех лет средней школы девочке дальше учиться незачем.

– После трех лет? – вознегодовала Парванэ. – Да по нынешним временам и школьного аттестата мало. Все мои родственницы обязательно поступают в университет – ну, то есть те, кто справляется со вступительными экзаменами. Ты-то сдашь непременно! Ты умнее моих родственниц.

– Какой уж тут университет! Хоть бы школу дали закончить.

– Значит, борись с ними, не поддавайся!

Подумайте, что она говорила! Парванэ понятия не имела о том, как я живу. С мамой я еще могла поспорить, могла отстоять свое мнение. Но перед братьями я умолкала.

В конце года мы сдали экзамены, и я оказалась второй в классе. Наша учительница литературы очень хорошо ко мне относилась и, когда раздавала нам табели, сказала:

– Молодчина! Ты очень способная девочка. Какой главный предмет ты выберешь?

– Я бы хотела заниматься литературой, – призналась я.

– Замечательно! Я как раз это и хотела тебе предложить.

– Но я не смогу. Моя семья против. Они считают, что для девочки достаточно и трех лет в средней школе.

Госпожа Бахрами нахмурилась, покачала головой и ушла в учительскую. Оттуда она вернулась вместе с директрисой. Директриса взяла мой табель и сказала:

– Садеги, скажи отцу, чтобы он завтра зашел в школу. Я хочу с ним поговорить. И скажи ему, что, пока он не придет, я не отдам твой табель. Не забудь!

Вечером я сказала отцу, что его вызывает директор школы. Он удивился и спросил:

– Что ты натворила?

– Ничего, клянусь!

Он обернулся к матери и сказал:

– Женщина, сходи в школу и узнай, чего они хотят.

– Нет, отец, так не годится, – вмешалась я. – Они сказали, чтобы пришел именно ты.

– Как это так? Чтобы я зашел в школу, где учатся девочки?

– Почему бы и нет? Все отцы приходят. Она сказала, пока ты не придешь, мне не отдадут табель.

Отец свел брови и сильно нахмурился. Я налила ему чай и попыталась приласкаться:

– Отец, не болит ли у тебя голова? Может быть, тебе таблеток принести? – Я подоткнула ему за спину подушку и подала стакан воды, и в конце концов он согласился наутро пойти со мной в школу.

Когда мы вошли в кабинет директрисы, она встала из-за стола, тепло приветствовала отца и усадила его рядом с собой.

– Поздравляю вас с такой дочерью, – сказала она. – Девочка очень способная, прекрасно учится и к тому же хорошо воспитана.

Стоя у двери, я опустила глаза, но невольно улыбнулась. Директриса обернулась ко мне и сказала:

– Дорогая Масумэ, подожди, пожалуйста, за дверью. Я хочу поговорить с господином Садеги.

Не знаю, как она с ним говорила, но отец вышел, весь раскрасневшийся, глаза его искрились, на меня он поглядел с гордостью и любовью и сказал:

– Пойдем прямо сейчас в канцелярию и запишем тебя на следующий год. Некогда мне по два раза в школу ходить.

Я чуть в обморок не упала от радости. Шла следом за отцом и повторяла:

– Спасибо, отец! Я тебя так люблю! Я буду лучшей в классе, обещаю! Все буду делать, как ты велишь. Да позволит мне Аллах стать жертвой за тебя!

Он рассмеялся и сказал:

– Довольно! Жаль, что твоим ленивым братьям не досталось ни капельки такого прилежания!

Парванэ ждала нас у дверей школы. Она так волновалась, что почти не уснула той ночью. Жестами, знаками она спросила меня, что произошло. Я состроила грустную мину, покачала головой, пожала плечами. Слезы у нее уже были наготове – так и хлынули. Я подбежала к подруге, обняла ее и сказала:

– Нет-нет! Я пошутила. Все в порядке. Меня записали на следующий год.

Мы выскочили в школьный двор, прыгали, смеялись, как безумные, утирая друг другу слезы.

Братья расшумелись, узнав, какое отец принял решение, но он твердо стоял на своем:

– Директриса сказала, девочка очень талантливая и может стать большим человеком.

А у меня голова кругом шла от счастья, и я не обращала внимания на их слова и на злобные взгляды Ахмада.

Настало лето, и хотя это означало, что мы с Парванэ вновь разлучимся, я не грустила в ожидании следующего школьного года, когда мы опять будем вместе. На этот раз мы провели в Куме всего неделю, а потом Парванэ чуть ли не каждую неделю находила предлог, чтобы вместе с отцом приехать в Тегеран и повидать меня. Она звала меня хоть на несколько дней в Голаб-Дарэ, и я рада была бы поехать, но знала, что братья ни за что не позволят, и даже не заговаривала об этом. Парванэ думала, что ее отец мог бы поговорить с моим отцом и убедить его отпустить меня, но я не хотела его просить – я знала, отцу будет трудно отказать господину Ахмади, но спорить и ссориться с моими братьями ему тоже было бы нелегко. Я предпочла угодить матери и записаться на курсы шитья: пусть у меня будет хотя бы один навык, обязательный для женщины, а то с чем же отдавать меня к мужу в дом.

Школа рукоделия оказалась по соседству с аптекой. Саид быстро запомнил мое новое расписание и каким-то образом всякий раз, как я через день проходила мимо аптеки, заранее ждал у двери. Уже за квартал от аптеки сердце начинало громко стучать, дыхание становилось чаще. Я старалась не смотреть в сторону аптеки, а главное, не краснеть, но это было выше моих сил. Всякий раз, когда мы встречались взглядами, я заливалась краской до ушей. Было так неловко! А он смущенно, с пылким взором украдкой кивал мне, приветствуя.

Однажды я завернула за угол – и чуть не столкнулась с ним. От неожиданности я выронила портновский метр. Молодой человек нагнулся, поднял и, потупившись, сказал:

– Простите, что напугал вас.

Я буркнула:

– Нет! – выхватила метр и помчалась прочь. Я долго еще была сама не своя. Каждый раз, как припоминала этот миг, краснела, и сердце так сладко замирало. Я была уверена хотя сама не знала отчего, – что он чувствует то же самое.

Поднялся осенний ветер, настали первые дни сентября, закончились долгие каникулы, и мы с Парванэ вернулись в школу. Сколько всего мы спешили рассказать друг другу! Поделиться всем, что случилось за лето, всем, что мы делали и даже что думали. Но в итоге любой разговор приводил нас к Саиду.

– Скажи правду, – подначивала меня Парванэ, – часто ты ходила в аптеку, пока меня тут не было?

– Ни разу, клянусь, – отвечала я. – Мне было слишком неловко.

– Почему же? Он ведь не знает, что мы думаем, о чем говорим!

– А вдруг!

– Каким образом? Разве он что-то тебе сказал? С чего ты взяла?

– Нет, мне просто так кажется.

– Притворимся, будто знать ничего не знаем, просто зашли что-то купить.

Но, по правде говоря, что-то успело измениться. Наши встречи с Саидом сделались другими по тону, по смыслу, это уже было нечто серьезное. Я ощущала в сердце глубокую, хотя и не высказанную, связь с Саидом, и нелегко было прятать эту тайну от Парванэ. Мы не проучились и недели, когда она уже изобрела предлог для посещения аптеки и меня тоже повела. Мне чудилось, будто целый город знает, что творится в моем сердце, будто все глаз с меня не сводят.

Когда мы вошли и Саид увидел нас, он так и замер, не мог стронуться с места. Парванэ попросила у него аспирин – несколько раз, – а он словно ничего и не слышал. Наконец вышел доктор Атаи, поздоровался с Парванэ, спросил, как поживает ее отец. А Саиду он сказал:

– Что ты стоишь, как оглушенный? Подай молодой госпоже упаковку аспирина.

Так все и раскрылось, и когда мы вышли, Парванэ спросила:

– Ты видела, как он на тебя смотрел?

Я промолчала. Она обернулась, поглядела мне в глаза:

– Почему ты так побледнела? Того гляди в обморок упадешь!

– Я? Нет-нет, все хорошо.

Но голос мой дрогнул. Несколько минут мы прошли, не разговаривая. Парванэ что-то обдумывала.

– Что такое, Парванэ? Ты в порядке?

И она взорвалась, как праздничная петарда. Громче обычного она крикнула мне:

– Ты подлая! Ты хитрая, а я оказалась дурой. Почему ты мне ничего не сказала?

– О чем не сказала? Говорить-то не о чем.

– Как же! Вы двое – между вами что-то происходит. Этого разве что слепой не заметит. Скажи правду: как далеко вы зашли?