Читать интересную книгу Возвышение Китая наперекор логике стратегии - Эдвард Люттвак

Китайские лидеры – еще более синоцентричны, чем русские – русскоцентричны, а американцы – американоцентричны, тем самым они больше подвержены аутизму, в первую очередь потому, что их внутренние реалии не только более масштабны, но и динамично нестабильны: каждый день в каком-нибудь уголке Китая случается достаточно серьезная чрезвычайная ситуация, чтобы приковать к себе внимание высшего руководства страны, будь то землетрясение, большое наводнение, этнические столкновения, неожиданные экономические явления вроде резкого роста цен на продукты питания, реальная или воображаемая внутриполитическая угроза.

Многочисленные свидетельства подтверждают тот факт, что лидеры Коммунистической партии Китая (КПК) в своих оценках значительности тех или иных политических угроз проявляют чрезмерную предусмотрительность – если только это подходящее наименование для свойственного им неистового преувеличения даже малейших угроз стабильности режима. Хотя, возможно, огромный аппарат органов госбезопасности специально раздувает значение внутренних угроз. Но, в любом случае, внимание лидеров КПК легко поглощается этими угрозами, а также, и даже в большей степени, – теми цепными реакциями, которые провоцируют их собственные чрезмерные репрессивные меры. Например, весной 2011 года очень робкие попытки импортировать в Китай североафриканскую («жасминовую») модель народных волнений, спровоцированных призывами социальных сетей к собраниям и демонстрациям, привели к серьезным проблемам. В то время как реальные попытки не вышли за пределы нескольких сообщений в социальных сетях, большое количество воинственно настроенных сотрудников полиции общественной безопасности появилось на центральных улицах, например, пекинской Ванфуцзин (Wángfujing), чтобы подавить несуществующие демонстрации. Невинным прохожим и целым семьям китайских туристов в резкой форме было приказано немедленно удалиться. Не помешало отсутствие ожидавшихся демонстраций и проведению по всему Китаю арестов «обычных подозреваемых» – известных правозащитников, борцов за верховенство закона, независимых профсоюзных организаторов и сторонников политической либерализации. Это, в свою очередь, активизировало юристов, которые обычно безуспешно пытаются защищать этих «штатных подозреваемых», на что власти отреагировали арестами уже самих юристов. Помимо прочего, ко всем был обращен суровый призыв не лезть в эти дела. Для усиления произведенного эффекта превентивного запугивания в пекинском аэропорту с излишним показным драматизмом был арестован самый главный представитель независимо мыслящей, но принадлежащей к правящим кругам китайской интеллигенции, Ай Вэй-вэй (Ai Weiwei), когда он пытался вылететь в Гонконг. Волна протеста в защиту Ай Вэйвэя, прокатившаяся по всему миру, спровоцировала уменьшение эффективности крупных китайских инвестиций в павильон Биеннале в Венеции, что существенно увеличило реальные политические издержки от воображаемой «жасминовой» угрозы.

Таким образом, в отсутствие землетрясения, наводнения, крупных беспорядков или резкого экономического спада19, способных отвлечь внимание китайских лидеров от сложностей внешнего мира, они выдумывают себе проблемы сами, преувеличивая малейшие политические угрозы, прямо-таки внушая себе реальность несуществующих угроз. Эта модель поведения очень важна, так как она отражает постоянный фактор китайской политики: структурную нестабильность власти лидеров КПК, не имеющей, несмотря на ее объективные достоинства, ни демократической, ни идеологической легитимации, на которую могли претендовать их предшественники20. Попытки оживить эту легитимацию с помощью памятных кинофильмов или официально организованного хорового пения не привели к реальным позитивным эффектам для КПК, вызвав одновременно насмешки и презрение образованного класса.

Китайские руководители, очевидно, осознают свое затруднительное положение: есть явное свидетельство их неуверенности в виде внушительных мер безопасности в районе Пекина. В Москве и Вашингтоне в последние годы меры безопасности также стали весьма заметными, но в Пекине они предназначены для подавления народных выступлений, в то время как в Москве и Вашингтоне – для борьбы против единичных террористических актов.

Еще более удивляет несомненное недоверие высших китайских лидеров к их собственной службе безопасности. Так, прямо у главного въезда в Чжуннанхай (Zhongnanhai), на запад от «Запретного города», располагается огромный огороженный стеной квартал, в котором находятся различные залы заседаний, партийные учреждения и резиденции лидеров вокруг двух больших прудов. Это и есть подлинный китайский Кремль или Белый дом, хотя и гораздо более объемный (тем не менее, по некоторым данным, нынешний верховный руководитель КНР Ху Цзинтао как раз там не живет, но это, естественно, тоже государственная тайна). Недоверие к службе безопасности дает о себе знать на традиционном извилистом пути, маскирующем главный въезд на бульвар Чань янь (Chang'an) – главную центральную улицу Пекина: этот въезд охраняют три абсолютно разных полицейских формирования – национальная полиция в черной форме, полувоенная народная вооруженная милиция в зеленой форме и полиция безопасности в белом21, каждый пост имеет своего руководителя, которые подчиняются абсолютно разным начальникам в разных министерствах.

Видимо, ни одному из этих полицейских формирований полностью не доверяют, и правильно делают: стражи порядка каждый день видят, в какой роскоши живут лидеры КНР, в то время как они сами вынуждены существовать в довольно дорогом Пекине на маленькую зарплату. Потенциал недовольства налицо, и есть, во всяком случае, один прецедент, когда он дал о себе знать. Несмотря на то, что охрана Чжуннанхая была сильно увеличена после мощных демонстраций 1989 года на площади Тяньанмень, недалеко от этого бульвара утром 25 апреля 1999 года граждане, проснувшись, с удивлением увидели примерно 10 тысяч последователей организации Фалун Дафа (Falun Dafa) или Фалун Гон (Falun Gong), которые держались за руки в знак безмолвного протеста.

Это событие было бы абсолютно немыслимо без содействия полиции, или, по крайней мере, пассивности с ее стороны.

Иностранные наблюдатели не обращают внимания на нынешнюю политическую нестабильность лидеров КПК, тем самым упуская из виду важный источник мотивации их поведения и главную причину их аутизма по отношению к внешнему миру.

4. Исторические корни китайского поведения

Нет необходимости глубоко и со всеми подробностями изучать другую, гораздо более сложную, причину китайского великодержавного аутизма – уникальную историю Китая, являющегося центром вселенной и граничащего лишь с малонаселенными высокогорными плато, полупустынями, пустынями, холодными степями и тропическими джунглями. Несмотря на то, что порой с сопредельных территорий – особенно из степей – приходили существенные угрозы, которые иногда даже приводили к поражению Китая, в округе не было ни одного хотя бы приблизительно сравнимого с Китаем государства или государств, с которыми можно было бы постоянно поддерживать нормальные отношения, извлекая из этого навыки межгосударственного общения. Европейские страны имели возможность приобретения такого опыта, начиная с родственных и часто имевших общие границы итальянских государств.

Имея дело друг с другом на протяжении столетий, находясь в состоянии то мира, то войны, итальянские государства сформировали политические привычки и дипломатические формальности, правила и технику, которые, будучи усовершенствованы, сегодня стали общепринятыми. Они включают в себя абсолютный иммунитет иностранных посланников, которым легально разрешено наблюдать и сообщать домой обо всех событиях в стране пребывания, процедуры заключения договоров, включая профессиональный язык и разделение на статьи, позаимствованное из кодекса Юстиниана, а также непременную правовую доктрину, которая подчиняет внутреннее право международному.

Все это базировалось на презумпции формального равенства всех государств вне зависимости от их силы (например, на равном иммунитете послов всех стран), что как раз и исключала существовавшая более двух тысячелетий система взаимоотношений Китая с сопредельными территориями, где все должны были платить дань императорскому Китаю. На сегодняшний день существуют разные точки зрения ученых на реальный механизм работы этой системы: за пределами постоянной смены терпимости и императорского благоволения (rén – 仁), находившего отражение в подарках, имело место презрение к малым народам, выражавшееся в дани. Но все интерпретации исходят из одной посылки – формального неравенства между Китаем и его соседями.