Читать интересную книгу Точка искажения - Елена Соловьева

Эйлин прикусила губу, чтобы не заплакать.

– Вы сильная студентка и подаете большие надежды. Да-да, я говорил с господином Зоркиным. У вас есть задатки, но одного таланта недостаточно, нужно много работать. Очень много. Академия – уникальный шанс. А вы…

Слезы потекли по щекам Эйлин.

– Я не поеду домой, не могу.

Она не давила на жалость, как советовала Лири, а говорила чистую правду. Родители были магами. По крайней мере, так утверждали. Мама обладала задатками к телепатии, мечтала учиться в Академии магии, но так и не поступила. Возможно, если бы бабушка Бойль была богаче и смогла нанять матери репетитора, все вышло бы иначе. Не любила вспоминать Эйлин и отца – Дэниса Лавкрофта, утверждавшего, что он дипломированный зельевар. Папа часто готовил на кухне чудо-средство «от головы» для жены, но помогала ли маме дрянь, вонявшая на весь дом, – спорный вопрос. А потом случилось страшное: родители, как обычно, скандалили, и мама в пылу ссоры надела на голову отцу его же котелок с целебной булькающей жижей. Папа погнался за ней, а в результате пострадал случайный прохожий – обычный человек.

Позже бабушка говорила, что отец вроде как в открытую применил боевое заклинание – откуда он его только знал? – и за это его лишили магического дара. Детали процедуры остались для Эйлин загадкой, ей тогда только исполнилось десять. Единственное, что она поняла, – это все как-то связано с особой электрической активностью мозга людей, обладающих даром. По сути, отца поместили в камеру, вроде огромной «глушилки», и облучили. Он долго болел, а потом его не стало. Мать от горя чуть с ума не сошла. Первое время выручали антидепрессанты, но затем… Она стала ведьмой. И ладно бы в сказочном значении слова.

«Все из-за тебя! – любила повторять она. – Если бы я не забеременела, то жила бы сейчас припеваючи».

Будь жива бабушка, Эйлин переехала бы. Та постоянно говорила, что у внучки магический дар. Но как тут поверить? Для ребенка магия – это когда остывший чай в детском саду можешь превратить в кока-колу. Естественно, ничего подобного у Эйлин не получалось. Но после смерти отца она узнала правду, открыла в себе дар.

Мать пришла в бешенство, когда услышала, что дочь собирается учиться в академии. Отговаривала, пугая волчьими законами, царящими в магической среде, и страшной судьбой отца, угрожала, мол, выйдешь за порог – назад не возвращайся. Но Эйлин ушла.

– Успокойтесь. – Ректор подошел к столу и зашуршал бумагами. – Я все знаю. Вот.

Он протянул письмо. Странно. Почерк знакомый: размашистый, нервный. Очень похож на мамин. Точно, так и есть!

Рассыпаясь в любезностях, принижая себя, вдова Лавкрофт просила, нет, умоляла «всемилостивого» Теодора Вейнгарта не принимать дочь в академию, «не отнимать опору и единственный смысл жизни». От стыда Эйлин чуть сквозь землю не провалилась.

Ректор потер подбородок и ответил на вопросительный взгляд:

– Я самый молодой руководитель в истории академии. Знаете почему? Потому что хорошо разбираюсь в людях и никогда ими не разбрасываюсь. У вас талант. Это стало ясно еще на вступительных экзаменах. Глупо зарывать его в землю. К тому же я понимаю вашу ситуацию в семье лучше, чем вы думаете. – Он отошел к окну и заложил руки за спину. – Моя мать тоже не хотела со мной расставаться.

Господин Вейнгарт помолчал немного и добавил:

– Как по мне, Гесс получил по заслугам. Но как ректор я не могу поощрять хулиганское поведение. Тише, держите себя в руках. Об отчислении речи не идет. Но и без наказания оставить вас не могу.

Эйлин выдохнула, плечи расслабленно опустились; разжав онемевшие пальцы, отцепилась от подлокотников кресла. Неужели чудеса случаются?

– Кстати, юноша в приемной предупредил, что вы собираетесь рассказать мне какую-то историю про древние эликсиры. Я слушаю.

Душа снова ушла в пятки. И зачем она послушала Лири? План изначально был идиотским.

Эйлин заглянула в глаза ректору: два зеленых омута без намека на злость или угрозу. Только бесконечное терпение. Так смотрят на щенка или на маленького ребенка.

Отпираться глупо, а хорошо врать Эйлин не умела.

– Я украла эликсир подавления воли из лектория зельеваров. – Она уставилась в пол. – Но сюда не донесла, разбила.

Реакция ректора ее удивила. Он расхохотался.

– А я все думаю, чем от вас пахнет. – Господин Вейнгарт ущипнул себя за переносицу и пояснил: – Эти образцы бесполезны уж лет сто.

Эйлин молчала. Наверное, со стороны она выглядела полной дурой.

– Вам ведь знакомо выражение: боишься – не делай, сделал – не сожалей, – продолжил ректор. – Упорство, с которым вы движетесь к цели, поражает. Почему бы не направить энергию в мирное русло? Сделать планету лучше, например, или найти любовь. Хм, кажется я успел забыть, о чем положено мечтать в таком возрасте.

– Я не верю в любовь, – мрачно сказала Эйлин. – По крайней мере, бескорыстную. А мечта… мечты есть у всех.

– И ради своей ты готова на все?

– Да.

– Тогда иди.

Эйлин непонимающе уставилась на ректора. Он взял со стола запечатанный конверт и махнул рукой:

– Иди-иди! Я в прямом смысле, у меня дел по горло. Наказание я придумаю позже. Мир жесток, Эйлин. Но порой людям нужно доверять.

Опасаясь, как бы удача снова не отвернулась, она пулей вылетела из кабинета. Реннен ждал в приемной: развалился в кресле, вытянув длинные ноги, и тихонько насвистывал в полудреме. Эйлин собиралась пройти мимо, чтобы он, не дай бог, не заговорил, но один момент не давал покоя.

– Эликсиры давно выдохлись.

Реннен приоткрыл глаза и растянул губы в наглой улыбке:

– Знаю.

Она пнула подлеца ногой в ботинок и, не попрощавшись с секретаршей, вышла из приемной.

Проснувшись на рассвете, Эйлин первым делом вскочила с кровати и отдернула штору, через которую едва пробивался тусклый свет. В огромном окне общей спальни розовело небо. Нет, ее мир не рухнул. Это только во сне.

Она часто видела один и тот же кошмар, который начался пять лет назад, когда умерла бабушка. На похоронах тещи отец напился и распевал похабные куплеты. Ужасный день! Ночка выдалась не лучше. Тогда-то Эйлин впервые их и увидела. Щупальца появились из-под кровати. Осязаемые, холодные, они оплетали все вокруг: ноги, руки, шею – ползли по стенам, срывая плакаты любимых рок-звезд.

Мама пришла не сразу. Приоткрыв дверь, она велела Эйлин умолкнуть, потому что крики провоцируют головную боль. В тот самый миг стало ясно: близости в семье больше нет.

Разве что папа в редкие минуты душевного подъема любил гладить по голове и рассказывать о своих студенческих годах в некоем секретном заведении, где он познал азы тайных знаний. И всегда прибавлял, что мог бы стать профессором магии, если бы не беременность жены и последующее рождение заурядного ребенка. Правда, он тут же спохватывался, что говорит вслух, и отшучивался. Чувство юмора у него тоже хромало.

Долгое время Эйлин считала, что отец врал. Нет никаких магических академий. А если и были, то папу туда никогда не взяли бы.

В мае, когда заурядная дочь отпраздновала банальный пятнадцатый день рождения, отец повесился в ванной.

Эйлин села на кровати и потянулась к расческе на ночном столике. Седая прядь, к которой вчера прикоснулся Реннен, в ее светлых волосах появилась во время похорон. Отца провожали в открытом гробу, и мать несколько раз бросалась на труп, умоляя «этого эгоиста» забрать ее с собой.

Ну что за семейка!

Видимо, папа услышал-таки просьбы. Во время очередного маминого припадка, когда она схватила мужа за полы пиджака, он поднялся. Вот так – раз! – и сел в гробу.

Мать потеряла сознание, а у Эйлин поседела прядь волос.

Оказалось, у отца произошел посмертный выброс магической энергии, остатка после «облучения». К гробу никто не хотел подходить, и пришлось Эйлин захлопнуть его самой.

С тех пор мать никогда не умолкала: мусолила подробности приключений сериальных героев, выдавая их за свои, устраивала пакости соседкам, пыталась зарезать собаку. В лечебницу ее не отправили, сказали – абсолютно здорова, но оштрафовали на кругленькую сумму и обязали посещать психотерапевта. Эйлин обнимала маму, плакала, умоляла не сдаваться, ведь жизнь еще может наладиться. Но та отстранялась от дочери, как от чего-то гадкого и ненужного, и шла на кухню варить «снадобье от головы» по рецепту папы.

Нужно сказать, что у них в Бродике, единственном большом поселке на острове Арран, где все друг друга знали и любили посудачить за спиной, старшая Лавкрофт стала кем-то вроде местной знаменитости, и ее плацебо от мигреней даже начало приносить доход.

Как-то зимним вечером – Эйлин оставалось полтора года до выпуска – мама проговорилась об Академии магии Аттикара. Мифический город Аттикар якобы существует на самом деле – там, с обратной стороны бесконечных Арранских гор, прославившихся непроходимыми тропами и пиками, на которые не взобрался ни один скалолаз.