– Да так, – Юля небрежно махнула рукой. – Вы можете мне вытащить занозу? – без всякого жеманства, просто обратилась она к нему.
– Конечно.
Юля легла на живот и согнула ноги в коленях.
– Посмотрите, пожалуйста, на правой ноге. Она где-то посередине.
– Вижу.
– Только чтобы не больно.
– У вас пинцета случайно нет?
– Спросите что-нибудь полегче.
«Как с ней легко и просто», – подумал Сережа, поудобнее присаживаясь у неё в ногах Он взял в руки её миниатюрную ножку и стал присматриваться к занозе, кумекая, как бы разом и безболезненно можно было её удалить.
– Это не колючка. Скорее всего, прошлогодняя стерня, – заметил он. – А если будет больно?
– Только чуть-чуть.
Сережа ухватился ногтями за торчащий конец занозы и разом её выдернул.
– Все! Дело мастера боится.
– Спасибо. Было почти не больно. Только посмотрите, там ничего не осталось?
– Нет. Нужно продезинфицировать и залепить лейкопластырем, – сказал Сережа, разглядывая кровоточащую ранку.
– У меня нет ни того, ни другого.
– Тогда нужно послюнявить. В слюне лизоцим. Он убивает бактерии. Собаки и кошки, дикие животные зализывают раны, поэтому они у них не нагнаиваются.
– Послюнявьте.
Сережа, не выпуская из рук стопы, наклонился, поплевал и размазал пальцем слюну по ранке.
– По правилам еще нужно сделать противостолбнячную сыворотку, – заметил он.
– Да. Но я даже не знаю, где здесь медпункт.
– Тогда нужно подержать на солнце.
– Хорошо, спасибо.
Сережа продолжал сидеть у нее в ногах и не выпускал из рук её ножку. Она легонько её отдернула.
– Садитесь возле меня. Мне так удобней, – предложила Юля.
Сережа сел возле нее на траву, а она, лежа на животе, повернув голову, посмотрела на него. Это была практически первая возможность увидеть им друг друга вблизи.
«Пожалуй, он даже красив! – было её впечатление. – А какие у него выразительные темно-серые глаза! Они живут собственной, скрытой пока еще от меня жизнью».
Он поймал её внимательный взгляд. Его длинные, как у девушки, ресницы на мгновение дрогнули. Сережа улыбнулся, и тепло его улыбки согрело её. «Скрытый, но умеющий очаровывать, – подумала она про него. – И совсем не похож на современных парней. У них у всех одно на уме, да и задиристые они все, как молодые петушки. Следовало бы улыбнуться ему в ответ», – подумала она.
– Расскажите о себе, – попросила она. – Вы, наверное, отличник.
– А вы откуда знаете? – чуть покраснев, словно в чем-то был уличен, в свою очередь, спросил он.
– Вы такой серьезный.
– А вы не отличница? – спросил он.
– Я нет. Но учусь без троек, и за меня никто не хлопочет.
– А вы каждый год проводите каникулы здесь? – спросила она.
– Да. А что?
– И вам не скучно?
– Самому с собой? Еще нет.
– У-у, какой умный! Вообще… А я здесь случайно. У меня папа полковник. Они с мамой хотели взять меня с собой в санаторий, а я сбежала сюда. Сами знаете, как с предками. Ладно, если еще будет хорошая погода, можно покупаться, позагорать, а если нет… Интересно, здесь дискотека есть?
– Есть клуб. Возле него огороженная деревянным забором, выкрашенным зеленой краской, наполовину забетонированная площадка.
– Почему только наполовину?
– Раствора не хватило.
– И вы там танцуете?
– Я нет.
– Почему же?
– Я же отличник.
– А кто же там танцует?
– Семиклашки-десятиклашки. Более взрослая молодежь здесь не задерживается. С кем я окончил школу, уже почти все разъехались.
– А в клубе что делают? Крутят фильмы?
– Два раза в неделю. Старье. На них почти никто не ходит.
– Не понимаю, как можно всю жизнь прожить в деревне, – задумчиво сказала Юля, сорвала и стала покусывать травинку.
Сережа заинтересованно посмотрел на её маленькие, тонкие в запястье, нежные ухоженные ручки. Так они были не похожи на руки девушек, выполняющих различную деревенскую грубую работу.
– Кто любит, здесь можно сходить за ягодами, грибами, – заметил Сережа.
– Об этом мне, кстати, сегодня говорила тётя. Только если я пойду, то все равно ни одного гриба не найду.
Подобный разговор Юле, очевидно, показался скучным. Она перевернулась на спину, прикрыла лицо шляпкой и, положив ножку на ножку, стала молча загорать.
«Тюфяк!» – подумал про себя Сережа. В это время над ними стал кружить овод. Описав несколько кругов, он сел Юле на бедро. Она вздрогнула, и овод взлетел.
– Это что? – приподняв шляпку, спросила она.
– По-деревенски, слепень.
– Он кусается?
– Хуже, чем комар.
– Отгоняйте.
На этот раз Юля прикрыла шляпкой только глаза. Сережа посмотрел на её пухленькие аккуратненькие губки и подумал: «Какое счастье было бы утонуть в поцелуе!»
Овод, покружившись, на этот раз сел ей на голень.
– Не двигайтесь, я его поймаю.
– Только чтобы не укусил.
– Не успеет.
Сережа резко и ловко взмахнул рукой, и овод очутился у него в кулаке.
– Поймали?
– Вот.
– У-у, какой страшный. Он вас не укусит?
– Нет. Казнить или помиловать?
– Сделайте так, чтобы он больше не кусался.
Сережа сорвал травинку и, держа овода за крылышки, стал втыкать травинку ему в попу.
– Не мучайте, отпустите или убейте, – сказала Юля.
– А что он вас кусает! Если ему замазать глиной или грязью глаза, то он с травинкой в попе улетает к солнцу. Мы в детстве, когда ловили слепней, таким образом проводили с ними воспитательную работу.
– У-у, какой нехороший, – кокетливо сказала Юля и опять прикрыла лицо шляпкой.
– Смотрите, – через некоторое время, вспоминая детство, сказал Сережа.
Юля приподняла шляпку и открыла глаза.
Сережа отпустил крупное насекомое и оно, с торчащей из попы сантиметра на четыре травинкой, напоминая чем-то вертолет, полетело к солнцу.
– У-у, нехороший…
6
Юля продолжала лежать с той небрежной грацией, которая подчеркивала её привлекательность, чувственность и женскую властность. А он, загипнотизированный, пытался с нею о чем-то продолжить разговор, но ум его находился в каком-то оцепенении, слова не слетали с уст, молчание было тягостным.
Тогда он сорвал травинку и, имитируя ползание букашки, стал водить ею по её плечу.
Юля, почесав плечо, один раз обманулась, но затем приподняла от лица шляпку и внимательно посмотрела на него.
Странный это был взгляд: в нем было и легкое осуждение, словно он делает что-то совсем не так, и одобрение того, что он будет делать иначе.
Ничего не сказав, Юля опять с пробежавшей по её губам легкой добродушной улыбкой закрыла шляпкой лицо. А он, понимая её улыбку как одобрение к действию, вдыхая аромат, исходящий от её тела, наклонился над ней и вдруг неожиданно для них обоих поцеловал её в плечо, поцеловал нежно, без какого-то ни было смысла, сексуального оттенка, как целуют маленьких детей.