и Олега, денежки скоро вернутся куда следует. Скорее всего, опасность миновала. И в такой ситуации его просят, что называется, вынести сор из избы. Давать посторонним, среди которых есть заинтересованные лица (а именно брат), информацию, которой неизвестно еще кто и как воспользуется. Вот тут таилась реальная опасность, такой поступок с его стороны в конторе сочли бы некорпоративным. Да он по сути таковым бы и был. Полкан задумался, а имеет ли он право принимать такие решения? По всему выходило, что никак не имеет. Что делать? Просто отказать Лихому? Ничего, мол, не знаю, сами ищем, найти не можем. Так проще всего, но ведь Лихой тоже может обидеться, и тогда будет совсем не удивительно, если брат Эдика напишет заявление в полицию и укажет место работы пропавшего и некоторые известные ему подробности. А их бизнес шума не терпит, и интерес правоохранительных органов им совершенно ни к чему. Нет, полный отказ от сотрудничества будет выглядеть слишком дерзким. Решение пришло само собой. А почему, собственно, он вообще должен его принимать? У конторы есть руководство, двоюродные братья – хозяева, начальники, пусть они и решают, как тут быть. Так подумал Полкан и сразу же набрал номер Корша. Биг-Босс думал над проблемой недолго, согласился с доводами Палыча.
– А ты говори ему только правду, – посоветовал он. – Ты знаешь, где сейчас Эдик? Нет. Труп его видел? Опять нет. Мы его искали, но не нашли. Мы только знаем, кто мог видеть его последним. Может, этому человеку что-то известно?
– Ты имеешь в виду эту старухину соседку?
– Ее самую, – мстительно ответил Корш, – пусть с ней поговорят. А мы тут вообще ни при чем.
– Так ее же еще не нашли.
– А ты дай адрес, по которому она прописана, – нашел выход Корш, – поговорить с ней мы должны первыми. А они пускай поищут пока.
– Они нас не опередят?
– За это можешь не волноваться.
Лихой ждал во дворе его дома, на скамеечке. Палыч вышел из машины, подошел к нему и поступил в строгом соответствии с указаниями своего руководителя.
Можно было сделать и так: отключить телефон и даже ненадолго куда-нибудь уехать. Не позднее чем завтра ее найдут и придут к ней в гости, станут задавать вопросы, и теперь уже без всяких политесов. С ней будут разговаривать не как с интеллигентной девушкой, а как с воровкой. Она, понятное дело, бросится звонить, просить о помощи. Но его не будет ни сейчас, ни после. Пусть с ней работают другие, а он просто вычеркнет ее из своей жизни, как безжалостно стирают текст, написанный с множеством ошибок, который легче переписать, чем исправить. И пусть она не понимает, что случилось, почему он так внезапно исчез как раз тогда, когда ей так нужна помощь. План выглядел соблазнительно, но были в нем и свои пробелы. Почему он решил, что она обязательно будет звонить, оправдываться и просить его вмешаться? Если исходить из того, что она прекрасно знала, у кого она и ее сообщник крадут деньги, то она сделает самый простой вывод о том, что, сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет. И исчезновение Арсения поймет в том же ключе: он глубоко разочарован и больше не хочет ее видеть. В общем-то так оно и было, но имелась ведь и еще одна правда, хоть и не хотелось ее признавать. Эта девушка сделала ему больно, так больно, как никто еще никогда не делал. Он доверял ей, он, идиот, купил кольцо! Почему-то именно воспоминание о походе в ювелирный магазин делало его унижение особенно острым, а ее предательство до изощренности отвратительным. Милая, интеллигентная девушка не просто обокрала его, втоптала в грязь его чувства, она с какой-то садистской жестокостью наблюдала, как он, взрослый, талантливый, состоявшийся человек, теряет зрение, способность оценивать людей и их поступки, превращается в безмозглого мракобеса, готового приютить под своей крышей шарлатанку, одурманивающую людей своими картами с яркими картинками. Теперь-то он был уверен, что пресловутые Таро – не более чем хитрая замануха, ловушка для доверчивого дурачка. И дурачок в этом раскладе – он, Арсений Корш. Обман подстерегал его на всех отрезках этого скользкого, кривого пути. А он ничего и не заметил. Да еще и это кольцо!
И Арсений понял, что просто исчезнуть он не может, он потом не будет находить себе места, он никогда не вернется к нормальной жизни, в которой присутствует самоуважение, если благородно даст этой шарлатанке счастливую возможность обойтись без объяснений. Нет, так легко это для нее не кончится. Он должен унизить ее, показать, что презирает, что она ему глубоко отвратительна.
На сегодня они не договаривались о встрече, потому что Арсений думал, что трудовой день будет долгим. Пока Полкан с Витей съездят в район, пока они все вместе соберутся в офисе обсудить результаты обеих инспекций… В общем, Арсений был готов к тому, что вечер окажется скомканным, а он сам по его итогам будет слишком возбужден рабочими проблемами, чтобы общаться с девушкой, которой только что сделал предложение. Значит, она его не ждет. Это даже к лучшему.
Он доехал до ее дома, потыкал в кнопочки на домофоне, посмотрел на окно во втором этаже. Все окна были плотно закрыты и занавешены, домофон молчал. Он не успел испытать разочарование, потому что в голову пришла мысль: а что, если она в своей собственной квартире? Должна же она там хоть изредка появляться? Поливать цветы, вытирать пыль, ну или что там еще… Он вернулся в машину и от злости резко рванул с места, поехал в Липовый переулок. Гнев в нем разрастался с каждой минутой. Нет, ни о каком отъезде не может быть и речи, а то у нее еще хватит наглости свалить все на него самого. А почему бы и нет? Скажет, что действовала по плану Арсения Львовича Корша, и вся недолга. Попробуй потом отмойся перед своими. Нет, поставить точку он должен сейчас и сам. Только сам.
Старушки у подъезда охотно подсказали красивому, вежливому, дорого одетому мужчине код от подъезда, ему даже не пришлось объяснять, к кому именно он идет. Корш поднялся на этаж и замер перед нужной дверью. Сердце гулко билось в горле, в глазах было почти темно, и он даже не был уверен, что в таком состоянии сможет уверенно артикулировать. Чтобы не дать себе возможности передумать, он уверенно нажал кнопку звонка.
Варвара, видимо, посмотрела в глазок, прежде чем открыть, потому что лицо ее выражало изумление.