Бомбу, однако, не удалось сбросить прямо на Храмлаг. Портал не дал такой возможности, и оба самолета – бомбардировщик и наблюдатель – заблудились. Но мощность взрыва все равно оказалась достаточной, чтобы уничтожить расположенное недалеко от места детонации масонское поселение – и действующий в нем Храм Соломона.
Злая воля человека и в этот раз оказалась сильнее божественной любви. Но светлых вибраций, уже прошедших через Портал, было достаточно, чтобы неузнаваемо изменить нашу Землю и подарить нам шестидесятые, поколение цветов, новую музыку, искусство – и веру в то, что мы можем жить без мировых войн.
На Google maps и сейчас можно найти выжженную отметину, оставшуюся на поверхности земли от взрыва бомбы. Озеро Горячее испарилось полностью; геотермальные ключи ушли под землю.
«В конце нашего Пути, – передавало донесение 1944 года слова одного из высших масонов Храмлага, – Архитектор Вселенной явится братьям как Изначальный Огонь – и возьмет нас всех в свое лоно…»
* * *
К сожалению, книга Голгофского теряет характер строгого научного исследования еще и в тех местах, где он берется пересказывать недостойные пера ученого слухи.
Да, мы говорим про эту историю с абажуром, которой Голгофский зачем-то посвятил целую главу. Не будем никак оценивать достоверность его рассказа – просто изложим суть.
Так уж получилось, что это тоже связано с судьбой агента Мафусаила. В своем последнем письме в МГБ Мафусаил пишет, что скоро умрет – и окончательное донесение с важнейшей информацией будет прислано им на Большую Землю после смерти. Он просит хранить его послание «как сокровище и святыню, наиважнейшую для вольных каменщиков всего мира». Вероятнее всего, получатели решили, что бедняга повредился в уме, но тем не менее, как увидим, отнеслись к его завещанию серьезно.
После смерти Мафусаила кожа с его спины была содрана – и некоторое время висела на главной аллее Храмлага в качестве очередного номера газеты «Под вой пурги», пока не задубела под ледяным ветром (из этого следует, что в покрывавших ее татуировках действительно был важный для северных братьев смысл). Потом – в строгом соответствии с завещанием самого Мафусаила – зэки сделали из его кожи абажур, надели его на обычную конторскую лампу и отправили на Большую Землю с одной из последних навигаций в конце пятидесятых годов. Лампа, видимо, не вызвала в МГБ большого интереса, и про нее надолго забыли.
Вспомнили про нее только в начале десятых годов двадцать первого века – и вот по какому поводу.
В это время прогрессивные элементы внутри ФСБ стремились наладить связи с мировым масонским руководством, хорошо понимая, как важно это для будущего нашей страны. Вождь либеральных чекистов генерал Уркинс («Свежий ветер», как прозвали его за бесстрашные лондонские презентации), был назначен курировать это направление и даже принял по согласованию с начальством масонское посвящение.
Именно его и послали на переговоры с высшими масонскими иерархами, которые в это время были настроены к России так хорошо, что согласились встретить Уркинса на открытом собрании по самому торжественному ритуалу. Присутствовать должны были многие мировые дигнитарии.
Собираясь на эту встречу, Уркинс – все-таки человек старой закваски – по советскому обычаю дал распоряжение порыться в спецхранах и архивах, чтобы найти какую-нибудь важную масонскую святыню или реликвию в подарок новым друзьям, справедливо рассудив, что России от этого не убудет. И тогда в одном из секретных хранилищ МГБ была обнаружена давно пылящаяся там «лампа Мафусаила» – по виду вполне обычная конторская лампа конца сороковых годов.
Сама по себе она выглядела крайне невзрачно – по сохранившемуся в акте приемки описанию у нее была эбонитовая подставка и кожаный абажур, покрытый выцветшей и неразборчивой символикой, не имевшей для непосвященных никакого смысла (фотографий или рисунков не сохранилось, и мы не знаем, что именно было изображено на абажуре). Сопроводительная документация разъясняла, что этот предмет и есть главная святыня, оставшаяся от всего российского масонства. Утверждалось, что «лампа Мафусаила», или «абажур», как объект назывался во внутренней документации, может представлять огромную ценность для других масонов.
Дешевый и невзрачный вид лампы показался Уркинсу хорошим тоном – потому что ему меньше всего хотелось выглядеть посланцем зажравшихся нуворишей. Это как бы демонстрировало уважение чекистов к мистической стороне масонства – хотя самому Уркинсу все подобное было, что называется, глубоко до лампы.
Слово Голгофскому:
Точное место встречи неясно; судя по выражению «Большой зал собраний», которое употребляет источник, это один из секретных масонских храмов в Лондоне или окрестностях. Собрание было настолько тайным, что известно очень мало подробностей. Мы знаем лишь, что оно проходило по древнему ритуалу, восходящему ко временам тамплиеров, и Уркинс получал новое посвящение.
Чтобы не профанировать ложу, ему поднимали градус крайне незначительно, и торжественная пышность происходящего должна была компенсировать возможную обиду русского генерала (подобный подход к славянским послам является давней западной традицией, но в данном случае он был излишней перестраховкой – Уркинс вряд ли даже понял бы, в чем его ущемляют).
Все были в благодушном настроении, и никто не обратил внимания на шелковый мешок, который Уркинс положил рядом с собой на каменные плиты Большого зала собраний в самом начале ритуала.
Все развивалось обычным образом.
Уркинса переодели в длинную рубаху с вырезанным воротом, как у старинных смертников – частью процедуры было символическое «усекновение главы» и последующее «воскрешение». Ему завязали глаза и заставили преклонить колени.
В таком виде он предстал перед высшими иерархами мирового масонства, сидящими в сени развернутой над ними «Королевской Арки» (да, она существует и как физический ритуальный объект тоже). Несколько братьев держали за спиной Уркинса обнаженные мечи, в то время как Весьма Превосходный Мастер, проводивший ритуал, задавал ему вопросы.
Масоны крайне серьезно относятся к своим ритуалам, и этот древний вариант инициации был выбран еще и потому, что при его проведении Уркинсу следовало все время молчать в ответ на задаваемые ему вопросы – подразумевалось, что после символического усекновения главы он временно мертв, и ответом на все вопросы служит тишина. Уркинсу несколько раз объяснили, чтобы он не открывал рта вообще. Все были уверены, что даже при желании он ничего не сможет испортить – до того момента, когда Весьма Превосходный Мастер прогремел:
– Какой дар ты принес нам из Святой Земли?
Ответное молчание означало бы, что испытуемый подносит в дар Высшим свою незаполненность, свою готовность учиться у них и покорно внимать открываемым тайнам. «Дар тишины, настолько глубокой тишины, что на нее указывает лишь молчание…» – таков был правильный ответ.
Но вместо этого Уркинс вдруг снял со своих глаз повязку, улыбаясь, поднялся на ноги, подошел к изумленному главе мирового масонства – и протянул ему вынутую из шелкового мешка лампу. А потом, словно деревенский идиот, приложил палец к улыбающемуся рту: мол, все помню – и молчу, молчу…
Чтобы осознать значение этого поступка, надо понимать, что символизировала в контексте данного ритуала лампа, передаваемая младшим братом высшим иерархам.
Лампа означала, что, по мнению Уркинса, иерархи утратили Свет и Священный Путь – и младшие, сделавшись новым Светом и Путем, станут отныне старшими, взяв на себя миссию светить оступившимся во тьме, куда увлекли тех грехи. Палец же, приложенный к губам, означал – даже не трудитесь оправдываться и спорить…
Последний раз подобный «подарок», сделанный на собрании тамплиеров великому магистру ордена Гийому де Боже в 1291 году, привел к рыцарской дуэли и нескольким убийствам.
Словом, это была символическая пощечина – и одновременно недвусмысленное публичное объявление о том, что ФСБ, представитель которой только что стоял перед Высшими на коленях, претендует на верховную власть в мировой масонской иерархии. Невозможно было представить (многие не верят до сих пор), что подобное могло произойти случайно.
Глава мирового масонства повел себя с высоким и смиренным достоинством. Благосклонно улыбаясь (что было несложно, так как улыбка была запечатлена на золотой маске Солнца, скрывавшей его лик), он принял дар.
Уркинс вернулся на свое место, опять встал на колени и опустил повязку обратно на глаза. Долгое время он ждал новых вопросов – но ничего не происходило, только тихо играл орган и шелестели шаги вокруг. Потом шаги стихли. Уркинс решил, что затянувшаяся пауза является частью процедуры. Но когда боль в коленях стала невыносимой, он чуть приподнял повязку и выглянул из-под нее…