Читать интересную книгу Рассказы - Константин Мелихан

– Наоборот, голову отрубает. В момент.

– Хорошая штука, значит, если так моментально отрубаешься.

– Короче, скоро Бастилии не стало.

– То есть быстро её разобрали?

– Быстро, папка. Когда все ушли, там одни развалины остались.

– Ну, развалились-то, наверно, только те, кому досталось?

– Да, папка, те, кому досталось, подняться уже не смогли.

– Конечно, сынок. Самому подняться, без мильтона, очень трудно. А мильтон, он тебя и подымет, и отвезет, и обмоет, и обчистит.

– А Мильтон – это кто, писатель?

– Писатель, сынок, писатель. На работу тебе такое напишет.

– В общем, с историей у меня плохо, папка.

– Ну, почему же, сынок? Хорошую историю рассказал.

В город, или Напутствие.

– А пуще всего, бабка, бойся рэкиту.

– Ракиту?! Это – которая у пруда?

– Нет, бабка, – рэ-ки-ту. Это когда деньги берут и не возвращают. Вот, для примеру, Анфиска у тебя руб попросила до получки. А ты, не будь дура, – сразу в милицию беги. Они Анфиску-то и накроют. С автоматами. И все у ней анфискуют.

– Да, дед, не думала я, что Анфиска-то наша такая… рэкитутка.

– А ещё, бабка, бойся парнухи.

– А это от чего бывает? Краснухой болела, желтухой тоже.

– Парнуха, бабка, – это такое кино, что просто цирк! Когда эту парнуху смотришь, пар идёт!

– Парилка – значит?

– Нет. В парилке – как? Сперва – мужики, а после – бабы. А в парнухе

– все вместе.

– Парятся?

– Да, бабка, иной раз так спарятся – водой не разольешь!

– Поняла, дед. Чтоб я ещё раз в баню…

– А ещё, бабка, бойся спиду.

– Аспид?! Гад, что ли, ползучий?

– Хуже, бабка. Спид – это гадость такая иностранного производства. Чтобы её не подцепить, у тебя все должно быть одноразовое. И ложки, и тарелки.

– Так это ж сколько ложек на одну тарелку уйдет?!

есть один раз – с одним, другой раз – с другим.

– А у Анфиски мужик как раз многоразовый. Значит, как? – они друг от дружки уже спидцепили?

– Может, и спидцепили. Спид, он же, родимый, через что угодно передается.

– И через рукопожатие?

– А это, бабка, смотря – что пожимать. Ежели обнаженную руку, тогда – да. А ежели в рукавице, тогда – прощай спид!

– Ну, значит, у Анфиски спиду нема. Она со своим мужиком никогда за руку не здоровается.

– А болезнь эту, бабка, принесли голубые.

– Голубки?

– Нет, бабка, – голубые. Это – мужики, которые без бабы живут.

– Как сторож Михеич?

– Вряд ли, бабка. Их тогда двое должно быть сторожей.

– А почто двое-то, дед, когда у нас и одному охранять нечего? Все уже растащили! Как голуби.

– В общем, бабка, увидишь – два мужика идут, – знай: это – голубые. Сразу домой беги и запирайся!

– Так что ж мне там, в городе, всех бояться?

– Нет, бабка, не всех. Вот, например, зеленые. Это – наши ребята.

– Алкаши, что ли?

– Нет, зеленые они не потому, что пьют, а потому, что природу охраняют. То есть вот перед тобой болото лежит – не смей его лапать грязными пальцами! Или шапку на тебе увидят из кролика – прощай шапка!

– А что, там, в городе, других-то цветов нет? Получше?

– Есть, бабка. Оранжевые. Это – тетки такие, в оранжевых жилетках. Вот их ты не боись. Это – рельсоукладчицы. Одной рельсой она может десятерых мужиков уложить!

– В постель?

– Эх, испортили тебя, бабка! На асфальт.

– Совсем я в этих цветах запуталась! Раньше, помню, были только красные и белые. А теперь – и голубые, и зеленые, и оранжевые, и коричневые…

– Эх, бабка, серая ты! Куда тебе – в город? Оставайся лучше в деревне!

По брачному объявлению. Разговор двух дам.

– И вот он мне говорит, что он – молодой, высокий, блондин.

– Ну, не пугайся. Нормальный мужик.

– Да, но он это мне говорит, сидя напротив меня.

– Ну, может, он так шутит.

– Но я же вижу, что он – старый, маленький, лысый и пузатый.

– Ну, может, у него душа тонкая.

– Да, такая тонкая, что её не заметно. Я говорю: «Вы какую музыку любите?» А он говорит: «Классическую. Под нее засыпаешь быстрей».

– Значит, правдивый. Все о себе рассказывает.

– Правдивый, как же! Он мне говорит: «Я так решил. Если вы мне понравитесь, совру, что я – известный артист. А если – нет, совру, что я – на учете в психдиспансере».

– Ну, тогда он – настоящий джентльмен! Не хотел тебя обидёть.

– Да, джентльмен! Я когда с ним по телефону договаривалась, спросила, где мы встретимся: «В кафе или ресторане?» То есть дала ему полную свободу выбора. А он говорит: «Где хотите. У меня все равно денег нет».

– Значит – не транжира. Все деньги – в дом. Мамочке.

– Короче говоря, встретились с ним в какой-то забегаловке. Я говорю: «Вы пьете?» Он говорит: «Завязал». Я говорю: «Давно?» Он говорит: «С утра. Три часа уже не пью, как последняя скотина».

– Значит, волевой, раз завязал.

– Да нет. Он говорит: «Пить не на что». Я говорю: «Так вы бы что-нибудь продали. Из мебели». Он говорит: «Я и так уже все продал. На полу сплю. А ночью забываю, что не на кровати, и не могу слезть».

– Видишь, как он один на этом голом полу мучается! Без любимого человека.

– Я говорю: «А вы хоть были женаты?» Он говорит: «Почему – был? Я до сих пор женат».

– Ну, ничего, разведется. Детей-то нет?

– "Детей нет, – говорит. – Они сейчас в лагере отдыхают".

– Заботливый, значит. Отправил детей в пионерлагерь.

– Да лагерь-то – исправительно-трудовой строгого режима! Он говорит: «Еле туда их устроил. Ограбил квартиру, а вину на них свалил».

– Ну, это уж… За это надо… Хотя – как сказать… Иван Грозный вообще своего сына…

– Так то – царь. А этот – олух царя небесного! Поспорил со своей девушкой на доллар, что прыгнет с парашютом. Только с самолета прыгать испугался, а прыгнул из окна третьего этажа. С парашютом. В общем, на свидание со мной он в коляске приехал инвалидной.

– Ну, что, без ног – ещё лучше. Далеко не убежит.

– Не убежит! Он, знаешь, как на этой коляске гоняет! Троих уже сбил!

– А действительно, зачем тебе такой мужик?! Дай-ка мне его телефончик. Я тебе потом отдам. Лучше плохой муж, чем никакого!

Рыжий.

– Доктор, что-то у меня с организмом!

– А что вас беспокоит?

– Лысина.

– Так у вас же её нет!

– То-то и оно! А у всех в моем возрасте уже есть.

– Так это ж хорошо, что у вас голова такая волосатая!

– А чего хорошего? В транспорте место не уступают.

– Так вы бы бороду отпустили!

– Отпускал, доктор. Я в ней ещё моложе. ещё краше. Она ж густая, как украинский борщ. И такого же цвета. Рыжая.

– Так вы, значит, рыжий?!

– Он, доктор. И с женщинами у меня проблемы.

– Пробелы?

– Вы что, доктор, плохо слышите? Не пробелы, а проблемы! Что, впрочем, одно и то же.

– Так может, лекарство вам какое – возбуждающее?

– Наоборот, обуздающее надо.

– А остальные органы как себя чувствуют?

– Так же, как и я. Превосходно!

– Это настораживает.

– ещё как, доктор! Мне девяносто – и ничего не болит! Какой-то сбой в организме.

– Да, тяжелый случай.

– Мне батя так и сказал: «Сходи к врачу. Может, это у тебя – наследственное?»

– Не исключено. Боюсь, голубчик, с таким организмом вы проживёте ещё лет сорок. А может, даже и двадцать!

– Вряд ли, доктор. День рождения тут мое отмечали, так дед мой все мне кричал: «Чтоб ты прожил ещё столько же!» А дед у меня – очень строгий!

– А прадеда у вас нет?

– Прадеда нет. Помер прадед. В прошлом году. От испуга. Как узнал, что у него ребёнок в другом конце города родился, так и помер!

– А цианистым пробовали?

– Кого, ребёнка?

– Нет, себя.

– Не берет. Организм так привык к нитратам, пестицидам, выхлопным газам и экономическим новостям, что цианистый калий принимает за сахарный песок!

– Что ж это у вас за порода такая? Звать-то вас как?

– Доберман.

– Собачья фамилия.

– А жизнь какая? В меня только стреляли раз десять.

– И что, вы остались живы? Или нет?

– Конечно – да! Все ж десять пуль – навылет! Одна только между пальцев ноги застряла.

– Да, не везет вам!

– А недавно я утонул.

– Нашли?

– Баграми зацепили. Порвали, правда, новое пальто. Стал жаловаться. Столкнули опять.

– Это хорошо. Выплыли?

– Да. Но на другой день.

– Нет, так вы никогда не помрете, голуба!

– Потому к вам пришёл, доктор!

Сладкая женщина.

Прихожу к ней домой. Голодный как волк. А она ничего не дает: ни сладкого, ни острого.

Это я – не про еду.

Из острого у нее – только язык.

Сколько с ней договаривались, созванивались, заходили в театр, пили там – между антрактами – и закусывали.

Это я как раз – про еду.

А тут прихожу – картина Сальвадора Дали «Не ждали».

А я, может, месяц не ел. Или – два.

Это я – не про еду.

Причем, знаю, что еды полно. Но все – в холодильнике.

Ну, делать нечего, лезу в холодильник. Надо же как-то её разогревать!