эти вещи, которые сегодня покупала мне Шеба. – Я боюсь, что мама отберет у меня все это, если увидит. Вряд ли она схватится за ножницы, но…
– Да. Ого, – вздохнула Шеба.
Мы немного помолчали, разглядывая меня в пестром платье с глубоким вырезом сзади. Я стояла спиной к зеркалу и через плечо смотрела на свою попу в отражении. Платье было слишком длинным и мешковатым; оно определенно отправлялось в забракованную кучу.
– Можно задать вам вопрос? – спросила я шепотом.
– Задавай, – так же шепотом ответила Шеба.
Я повернулась к Шебе и наклонилась поближе к ее уху, чтобы нас не мог услышать никто за стенами примерочной.
– Почему Джимми разглядывая свою спину, когда хотел понять, занимался ли он ночью любовью, и почему он нюхал свои пальцы?
Шеба сделала глубокий вдох. Мне показалось, она еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Я чувствовала себя так, словно я стала Иззи, а Шеба – мной. Даже сам вопрос звучал так, как могла бы задать его Иззи.
– Потому что женщины царапают мужчинам спины, когда занимаются с ними любовью. И я не думаю, что он на самом деле нюхал свои пальцы, но мужчины любят шутить про запах женской вагины, поэтому он сказал, что нюхал их, чтобы проверить, пахнут ли они вагиной.
Слова «пахнуть вагиной» набатом застучали у меня в голове. Я хотела спросить ее и о съемке для «Плейбоя», но то, что я только что услышала, напрочь выбило почву у меня из-под ног. Моя вагина тоже чем-то пахла? Если это было так, то я никогда не замечала.
В машине пахло пиццей. Или вагиной? Их было четыре в салоне универсала.
– Мы снова видели эту женщину, Мини, – сообщила Шеба.
– Господи Боже! – воскликнула миссис Коун. – Так и знала, что на кого-нибудь наткнемся. Половина Балтимора проводит лето или в Дьюи, или в Рехоботе.
– Мини Джонс? – спросила Иззи.
– Единственная и неповторимая, – сказала я.
– Я слышала, что у Джонсов дом где-то поблизости, – сказала миссис Коун. – Надеюсь, они останутся тут, когда мы вернемся в Балтимор, и до конца лета мы ее не увидим.
– Она угощала вас бисквитом? – спросила Иззи. – Она печет вкусный бисквит!
– Нет, – сказала я. – Сегодня без бисквита.
У меня на коленях лежала сумка, набитая одеждой, которую купила мне Шеба. Я думала о том, удастся ли мне сохранить все это в секрете от мамы. Даже босоножки, которые выбрала Шеба, казались мне вызывающими: они были сделаны из черной кожи, с плетеным кольцом вокруг большого пальца ноги.
– Никто не знает, где мы остановились, – сказала миссис Коун. – Так что она не должна свалиться нам на голову ни с какими бисквитами.
Шеба пропела:
– Мини Джонс, Мини Джонс, где б она ни появилась, начинается допрос.
Повторяя за ней, мы тоже пропели эту строчку, и Шеба продолжила:
– Мини Джонс, Мини Джонс, первого встречного целует взасос.
Мы повторили и эту строчку, а Иззи придумала продолжение:
– Мини Джонс, Мини Джонс, поехала на пляж, взяла билет на паровоз!
– Умница! – Я обняла Иззи, ужасно гордясь ей в этот момент.
Миссис Коун спела:
– Мини Джонс, Мини Джонс, куда б она ни приезжала, портится прогноз.
– Твоя очередь, Мэри Джейн! – подсказала Шеба.
– Так… – я закусила губу, соображая. – Мини Джонс, Мини Джонс, у нее горячая кровь, а на коже мороз!
– Мороз, мороз, мороз, – подхватила Шеба. – Мини, Мини Джонс. Мороз, мороз, мороз, она целует взасос!
Шеба повела мелодию, я ушла в интервал, и таким манером мы напевали эти последние две строчки всю оставшуюся дорогу до дома.
10
За завтраком Джимми изучил две последние карточки с рецептами. В одной были инструкции для приготовления жаркого, а в другой – для томатного супа с жареными бутербродами с сыром.
– Жаркое. – Джимми положил карточку перед Иззи. Та спустилась к столу в ночной рубашке, но сняла ее, стоило мне отвернуться. Сейчас она голышом доедала овсянку.
– Это не летняя еда. – Шеба была в новом бикини, не таком, как вчера. Этот комплект был белым, с такими крошечными трусиками, что из-под ткани выбивались каштановые завитки ее мягких лобковых волос. Я надела свой новый купальник, но поверх него накинула новые спортивные шорты и новую футболку в полоску, поскольку не смогла себя заставить выйти из спальни в одном купальнике.
– Но я люблю жаркое. И я так хорошо себя вел! – Джимми слез со стула, подошел к Шебе и начал целовать ее во все места. Она со смехом его отталкивала. Иззи вскочила и подбежала к Шебе, чтобы тоже расцеловать ее, и теперь они набрасывались на нее с обеих сторон. Я наблюдала за ними, улыбалась и думала, как это, должно быть, здорово: целоваться так свободно, как они сейчас.
Доктор Коун вошел в комнату, и Джимми оторвался от Шебы.
– Ричард, что думаешь насчет жаркого сегодня на ужин? – Он сел за стол.
Доктор Коун посмотрел на меня.
– Мэри Джейн?
– Мы купили все необходимое. Но Шеба считает, что это блюдо недостаточно летнее.
– Ну, раз мы купили все необходимое, не позволим пропасть добру. – Доктор Коун подошел к плите и наложил себе миску овсянки из кастрюли.
– В самом деле, Мэри Джейн. Твоя мама тушит мясо в разгар лета? – Шеба закинула голые ноги на стол и скрестила их.
Иззи устроилась на коленях у Джимми. Она изучила карточку, вслух проговаривая буквы в словах.
– Я скопировала карточки с рецептами блюд, которые стояли у нее в планах на эту неделю, так что да. – Я не понимала, почему доктора Коуна не беспокоит, что его обнаженная дочь сидит на коленях у взрослого мужчины. Казалось, только я обратила на это внимание.
– У тебя мировая мать, – сказал Джимми. – Самое изысканное, что когда-либо готовила моя маман, это когда она покупала кусок чеддера, выкладывала его на лист фольги, а потом плавила сыр в духовке.
– А дальше что? – Я подняла с пола ночнушку Иззи и натянула на нее через голову.
– Что – дальше?
– Что она делала с плавленым сыром? – спросила Шеба.
– Ничего. Такое было блюдо. Она доставала фольгу из духовки, клала ее на журнальный столик, мы разрывали ее пальцами и ели, пока смотрели телевизор.
Я засмеялась.
– Как вы это называли?
– Она называла это «плавленый сыр».
– Как ты умудрился вырасти таким умным и творческим? – Шеба поменяла позу и закинула левую ногу на правую. – Твоя мать вообще этому не способствовала.
– Она хотя бы была рядом. В отличие от отца, который предпочел нам дамочку с