незнакомцами в лифте, объяснялся тем, что никто в моей семье не чувствовал себя комфортно перед камерой. Но возможно, проблема заключалась в том, что никому в нашей семье не было комфортно с другими членами нашей семьи.
– Я люблю маму, я люблю папу, я люблю Мэри Джейн, я люблю Шебу, я люблю Джимми. – Иззи, сидящая у меня на ноге, подалась вперед и ткнула пальцем в фотографию. В самое сердце Джимми.
– Я люблю тебя. – Я приложила свой палец к сердцу Иззи. Потом взяла со стола обе фотографии и отнесла их в нашу комнату. Я уложила Иззи в постель, а затем прислонила ее фотографию с композицией из панциря мечехвоста и ракушек к основанию лампы на ее прикроватной тумбочке. Вторую фотографию я прислонила к основанию лампы на своей прикроватной тумбочке. Позже я хотела попросить доктора Коуна оставить снимок себе.
Я еще находилась в моменте, снимок был сделан меньше часа назад, а я уже чувствовала, как уходит время, уходит лето, уходит от меня эта найденная семья. Кажется, это называлось превентивной ностальгией, и я морально готовила себя к тому, что ждало меня дальше. Забудет ли меня Иззи? Напомнят ли ей доктор и миссис Коун о лете, которое она провела со мной? Запомнят ли Шеба и Джимми это лето так же, как запомню его я? Изменило ли оно их жизни так же, как изменило мою?
Иззи заснула, пока я читала ей вслух. Я соскользнула с кровати, закрыла за собой дверь и на запах дыма вышла в гостиную. Как бы я ни тряслась перед сегодняшней семейной терапией, я все же хотела, чтобы она началась как можно скорее, и я наконец перестала гадать и волноваться за реакцию Шебы, и за реакцию Джимми на реакцию Шебы. Мое сердце болело за Шебу. И за Джимми оно болело тоже, хотя я прекрасно понимала, что все это его вина.
Доктор Коун хлопнул в ладоши, когда увидел меня.
– Мэри Джейн!
– Добрый вечер. – Я неловко помахала всем рукой. Я не нервничала так сильно с того самого дня, как впервые встретила Шебу и Джимми.
Доктор Коун встал.
– Может, продолжим в Офисе?
– Давайте, – Джимми встал и потянулся. Его рубашка задралась, обнажив дорожку волос на животе.
– В Офисе? В Офисе на пляже? – переспросила я, хотя, конечно, знала ответ.
– Да. Пляж оказался хорошим местом для откровений, Мэри Джейн. Шум волн, запах морского воздуха – все это возвращает нас к основам. Напоминает нам о том, что мы живы, и что мы лишь частица единого целого с окружающим миром.
– Солнышко! – Шеба обняла меня. – Это твой первый сеанс психотерапии?
– Э-э… Да. – Я даже не думала об этом в таком ключе. Что это я буду на сеансе психотерапии.
– Я принесу вино. – Миссис Коун держала бутылку у груди, словно младенца.
– А как же Иззи? – спросила я.
– Она для этого слишком мала. – Доктор Коун покачал головой. – Нужно немного подождать.
– Нет, я имею в виду, стоит ли оставлять ее одну? Вдруг она проснется, а дома никого нет?
– Она хоть раз просыпалась с тех пор, как мы здесь? – Миссис Коун поднесла бутылку ко рту и приложилась к горлышку.
– Нет, но вдруг проснется? Разве она не испугается, когда поймет, что осталась одна?
– Мы оставим дверь на пляж открытой, чтобы она знала, где нас искать. – Доктор Коун неопределенно взмахнул рукой, имитируя поток воздуха, поток Иззи.
– Мэри Джейн, Мэри Джейн! – пропел Джимми, выходя за дверь. Миссис Коун последовала за ним, вяло зажав в руке бутылку.
Доктор Коун открыл дверь крытой веранды и подпер ее плетеным креслом, чтобы та оставалась открытой. Затем он открыл дверь, ведущую на пляж, и подпер ее еще одним креслом.
– Должно сработать. – Он кивнул на дверь, подталкивая меня к выходу.
– Ладно. Нет, постойте. – Я не понимала, действительно ли я так нервничала из-за того, что Иззи оставалась одна, или же я подсознательно оттягивала предстоящий сеанс семейной терапии. – Здесь водятся какие-то животные, которые могли бы проникнуть в дом и напасть на Иззи?
– Мэри Джейн, – твердо остановила меня Шеба. – Возьми меня за руку. Ты идешь со мной.
– С Иззи все будет в порядке, – улыбнулся мне доктор Коун. – Никакие пляжные животные не проникнут в дом и не нападут на нее. Но я очень ценю твою заботу. Однажды ты станешь превосходной матерью.
Шеба вывела меня из дома. Взошла луна, и звезды рассыпались по небу, как пролитое молоко. Было так светло, что мы видели наши босые ноги, когда брели по песку к тому месту, где ждали Джимми и миссис Коун. Они лежали на простыне, повернувшись на бок, лицом друг к другу. Бутылка вина покоилась под грудью миссис Коун.
Я села по-турецки у ног миссис Коун. Джимми тоже сел и скрестил ноги, и тогда миссис Коун села и поджала ноги под себя. Шеба задрала сарафан до розовых трусиков, а затем села, скрестив ноги, рядом с Джимми. Миссис Коун поерзала и подтянула свой сарафан, чтобы тоже сидеть, скрестив ноги. Доктор Коун устроился между Шебой и миссис Коун.
Миссис Коун сделала еще один глоток из бутылки. Доктор Коун бросил на нее мимолетный взгляд. Обычно она не пила так демонстративно.
– Мэри Джейн. – Доктор Коун посмотрел на меня. Белки его глаз мерцали. – В этом месте мы все честны и открыты друг с другом. Здесь нечего скрывать и нечего стыдиться. Мы говорим о своих чувствах и не осуждаем друг друга. Мы принимаем друг друга и самих себя.
Я кивнула, начиная нервничать еще сильнее. Должна ли я была во всеуслышание рассказать о том, что мы с Иззи видели в дюнах?
– Мы говорим предельно откровенно, – добавила Шеба. – Но ты достаточно взрослая и умная, чтобы слушать взрослые разговоры и спокойно реагировать на темы, связанные с сексуальностью, детскими травмами, которые носит в себе каждый из нас, и, разумеется, с нашими нынешними отношениями и всеми сопутствующими им осложнениями.
– Да. – Я снова кивнула. Мне тоже нужно было что-то говорить? Мысль о том, чтобы высказываться на любую из этих тем, особенно тему сексуальности, в свете моего сексоголизма, приводила меня в животный ужас.
Доктор Коун сказал:
– Давайте для начала просто пройдемся по кругу, и каждый скажет пару слов о том, как он себя чувствует, и что с ним происходит в эмоциональном плане.
– Я чувствую себя не слишком трезвой. – Миссис Коун наклонила бутылку и высосала последние капли. – И, возможно, я дунула лишнего.
– Принимая во внимания проблему Джимми, возможно, мы