подружки и вместо того, что бы кому-то об этом сказать поехал ко мне.
— Я тоже? — мама отставляет контейнер на ближайшую полку, — Ей стоит вызвать скорую, но это правда не причина отменять поездку, в которую ты так долго собирался. Я могу поехать к ней, если тебе станет спокойнее.
— Да я только ради неё и должен был ехать.
Замечаю, как родители переглядываются между собой.
Слишком долго, за это время я бы уже сидел в машине.
Протискиваюсь мимо них в прихожую, но папа ловит меня за руку и силой разворачивает к себе. Вырываю запястье и пытаюсь как можно быстрее зашнуровать кроссовки.
— А твой отец себя вёл так же! — кричит из коридора мама, — Так что оставь его в покое, Сань, он по уши влюблён.
Мы с отцом краснеем одновременно. Он от воспоминаний о «вёл себя так же», а я от последней фразы. Даже не хочу знать, что у них там произошло, потому что всегда, когда они решают рассказать мне про свою молодость — это что-то из разряда сопливой мелодрамы, похуже дорам, которые смотрит Нора.
И пока мой отец замер, выскакиваю из квартиры и вызываю лифт, потому что спускаться с 20 этажа пешком слишком долго и ноги после такого будут гореть.
* * *
Когда я захожу в дом Норы, уже не чувствую себя настолько в панике, как было в квартире. По дороге мама прислала сообщение с советом, как не дать умереть любви всей своей жизни, потому что когда она болела, то моему отцу такого совета никто не прислал, и он кое-как доехал до больницы и орал там на весь мед-персонал, хотя вылечиться просто оказавшись в больнице не возможно.
Мария Владимировна (мама): «Вызови по дороге скорую, потому что ты приедешь раньше них. У них дома должна быть аптечка, дай ей нурофен, если его не окажется, то хотя бы парацетамол. Дай ей тёплой воды или чая с мёдом, если найдешь. Но горячее не давай. Найди какой-нибудь тазик и налей туда прохладной воды, возьми полотенце, намочи его и положи ей на лоб. Периодически споласкивай в тазике.»
Мария Владимировна (мама): «Надеюсь ты не добьёшь её и мы всё-таки успеем познакомиться, за отца не переживай *подмигивающий смайлик*»
Бандитка валялась на диване в гостинной, завернувшись в плед. По-моему она была в какой-то полудрёме.
— Нора.
Она издала не членораздельное мычание и подняла на меня голову.
Поднимаю её на руки и поднимаюсь в её комнату, надеясь что скорая приедет как модно быстрее. Даже не прикасаясь к её коже, чувствую, как сильно её жарит. От неё буквально исходит тепло, словно она печка.
— Где у вас аптечка? — укладываю Нору в кровать и накрываю одеялом, не раскутывая её из пледа.
— На кухне. — голос был всё такой же хриплый и резал мне по ушам.
Спускаюсь и ищу коробку с лекарствами или как оно вообще должно выглядеть? Красный бокс с белым крестом. По-моему наоборот, крест красный. Коробка задвинута куда-то глубоко в шкаф, как будто ей давно не пользовались, но тем не менее пыли на ней нет. Она ловольно внушительного размера и мне кажется тут есть всё: от влажных салфеток, до шприцов. Пытаюсь найти хоть одну из упаковок с таблетками, параллельно включая чайник. Придётся порыскать по шкафам, надеюсь у них есть мёд.
Я нахожу только парацетамол, к тому времени заваренный чай уже остывает до приемлемой температуры и я думаю, что его можно охарактеризовать, как тёплый.
Поднимаюсь наверх, держа кружку «замужем за Кагеямой» в одной руке и какую-то кастрюлю с прохладной водой и полотенцем в ней в другой. Таблетки я распихал по карманам.
Пока я суетливо пытался хоть как-то облегчить страдания бандитки до дома доехала скорая, которая вначале померила девушке температуру и сделала какой-то укол, из-за которого мне пришлось отвернуться и не глазеть на чудесную попу моей девушки, потому что выздоровевшая Нора бы убила меня.
Спустя наверное часа два и сотню звонков ото всех, Элеонора начала потихоньку приходить в себя.
Глаза у неё были покрасневшие, как из-за аллергии, около носа была такая же красная кожа.
— Я слишком красивая или слишком плохо выгляжу, что ты не перестаёшь пялиться на меня?
Она приняла сидячее положение и попыталась подложить подушку себе под спину, но я опередил её. Аккуратно придерживая Нору за поясницу, поднял подушку. Она была всё ещё ужасно горячей, а мне хотелось к ней прикоснуться.
Я провёл рукой вверх-вниз до лопаток и обратно, прикоснувшись своим лбом к её. Температуру я бы так не ощутил, потому что у нас был слишком сильный контраст кожи. Моя была ледяной от волнения. Сюда бы отлично вписалось «кровь в жилах застыла». Кожа бандитки же была температурой, как лава. Хотя бы обычно всё было наоборот. Её руки всегда оставались холодными, даже носи она варежки. А мои горячими. Она даже сувала мне свои льдышки под толстовки в школе, пока никто не видел. Заставляла вздрагивать, но я не дёргался.
— Ты всегда красивая.
— Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь услышу эти слова от тебя.
— А ещё у тебя опух нос.
— Что?! — конечно никакой нос у неё не опух, а лишь слегка покраснел, — Врёшь ты всё.
Я виновато улыбаюсь, подтверждая её слова и она начинает громко хохотать, но тут же закашливается. Тянусь к стакану с недопитым чаем и помогаю её попить.
— Лекс, если бы я не болела, я бы тебя поцеловала.
— Разве целоваться можно только в губы?
Притягиваю её к себе, заставляя смять простыни и покрываю всё её лицо поцелуями, медленно переходя к шее.
Нора кладёт свои ладошки мне на плечи.
— Перестань, я даже не могу подразнить тебя в ответ.
Так даже лучше. Теперь она полностью в моей власти.
Шутка. Я не настолько извращенец, что бы совращать больную девушку, даже если девушка не против.
Нам наконец-то выпал шанс остться полностью наедине, но мы даже не можем как следует понежиться. Я даже боюсь как-то не так сжать Нору, кажется мгновение и она развалиться. Обычно всегда такая весёлая, отзывчивая и инициативная сейчас выглядит ужасно хрупкой.
— Лежи. Мне нужн написать остальным, что ты не умерла.
Она нахмурила брови.
— Почему ты остался здесь, разве не должен был лететь во Францию со всеми?
— Я не видел смысла лететь туда без тебя.
Девятнадцатая глава
Элеонора
В зале раздается музыка, подходящая под «медляк» и многие парочки, видимо решившие испытать последний шанс,