Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все-таки я прошу вас, помогите освободить девушку, она очень красива и, конечно, ни с какими партизанами не связана, — подчеркнуто небрежно добавил он.
— Красива? — заинтересовался Бринкен. — Тогда ее, пожалуй, действительно следует выпустить. Скоро состоится вечеринка для офицеров — красотка там будет нелишней. Господин Роттермель любит разнообразие, — с отвратительным смешком добавил обер-лейтенант.
Виктор сдержался и спокойно сказал:
— Она, наверное, не прочь повеселиться, но обязательно будет капризничать, отказываться. Я беру на себя уговорить ее.
Бринкен снова гаденько засмеялся:
— К чему офицеру долго возиться с девчонкой, даже очень красивой. Еще уговаривать ее. Приказать — и все. Припугнуть: иначе сгноим в тюрьме, в лагерях. Кстати, вспомнил: эта Лукина действительно не виновата. Мне утром говорил следователь, а вот ваша сестра, господин Киреев, хотя и на свободе, но осталась под подозрением.
— У меня нет сестры, — резко оборвал его Виктор.
Расставшись с Бринкеном, Виктор зашел к следователю, допрашивавшему Тасю, а от него к самому господину Роттермелю. Вскользь брошенные фразы сделали свое дело. Через несколько часов, мучительно тревожных для Виктора, судьба Та си была решена.
Виктор распорядился вызвать в комендатуру старуху Лукину и предупредил ее:
— Вот что, Дарья Петровна, сейчас только от вас зависят жизнь и будущее вашей дочери. Идите к ней в камеру и упросите ее дать согласие прийти на вечеринку к Светлане Кузьминой. Этим она докажет, что не относится враждебно к завоевателям. Если же Тася станет упрямиться, ее не выпустят и немедленно снова арестуют Наташу. Немецкое командование прекрасно осведомлено об их дружбе. Так и скажите своей дочери.
Дарья Петровна испуганно посмотрела на Виктора. При дневном свете, одетый в военный мундир, он показался ей очень важным.
«А в Таську мою влюблен без оглядки», — с тайным злорадством подумала она. Эта мысль принесла ей какое-то облегчение.
Тася встретила мать недоуменно и холодно. Под влиянием Наташи Тася уже научилась отстаивать свое «я», и за последнее время ее отношение к матери изменилось.
Но когда мать искренне расплакалась и Тася увидела ее жалкую морщинистую шею, сползший на плечи заштопанный серый платок, жалость растопила все обиды.
Плача, Дарья Петровна рассказывала, как она ходила к Виктору, потом к Наташе и снова попала к Виктору.
— Вот только согласись на эту их вечеринку пойти, и все, — сказала она дочери. — Непременно согласись, Тасенька, иначе не выпустят.
Девушка гневно крикнула:
— Никогда! И не проси меня об этом, мама!
— Тасенька! — слезы хлынули с такой силой, что Дарья Петровна не сразу смогла заговорить. — Лучше, если в тюрьме сгноят? — с трудом произнесла она.
— Лучше, в тысячу раз лучше! — страстно зазвенел Тасин голос.
Дарья Петровна продолжала дрожать, как в лихорадке. Веки ее покраснели от слез. Она совсем растерялась, перезабыла все, что хотела сказать дочери. Ей уже казалось, что «сумасшедшая» Таська так и останется гнить в тюрьме.
— Наташенька велела тебе соглашаться, — жалобно выкрикнула Дарья Петровна.
— Наташа? Ты неправду говоришь, мама.
— Правду, Тасенька, ей-богу, правду! — старуха истово перекрестилась.
Тася заколебалась.
Воспрянувшая духом, Дарья Петровна зачастила:
— Наташенька так и велела сказать: пусть на все соглашается, она нужна мне очень — дело большое на воле есть.
С ужасом Тася подумала:
«А ведь, действительно, так можно погубить Наташу. Слишком крепкие нити связывают нас. Умнее выйти на свободу и вместе с Наташей решить, как жить дальше».
— Вернуться сюда никогда не поздно, — вслух сказала Тася.
В тот же вечер Тася пошла на квартиру Глинских. Последнее время она избегала бывать там из-за немецких офицеров. Но сегодня ей было необходимо срочно повидаться с Наташей.
Горячо целуя девушку, Наташа со страхом спросила:
— Ну, как ты? Трудно пришлось?
— Трудно, Наташенька! Все мне казалось, не так я себя держу, как надо. Ведь комсомолка я. Дать бы им это почувствовать по-настоящему. Да нельзя — других провалить могу. А ни в чем не повинную изображать — очень уж тошно. Виктор… Благодетель! Ох, и ненавижу я его!
Тася тут же спохватилась. По неписанному закону они не говорили о Викторе. Наташа поняла, и суровая складка залегла между густыми ровными бровями.
— Говори, Тася. Говори все.
— Сердце жжет! — чистосердечно призналась Тася. — Не могу я примириться, что он одним с нами воздухом дышит. Не успокоюсь, пока не уничтожу его! Вот пойти бы на эту вечеринку и насыпать ему яду в стакан с вином.
Наташа подавила вздох. Складка между бровями так и не разошлась.
Подробно расспросив Тасю, как она провела эти два страшных дня и что она собирается делать дальше, Наташа тихо сказала:
— Где наши больные, там и наше место.
— Скорее бы только! — вырвалось у Таси.
Дарья Петровна с удивлением наблюдала за дочерью, уже третий раз менявшей прическу. Во всяком случае в последнее время это на неё было совсем непохоже. Наконец Тася уложила косы короной, заколола их шпильками. Разглядывая себя в потускневшем от времени и сырости дешевеньком трюмо, она тихонько вздохнула: красота не приносила ей радости.
Сейчас, собираясь на бал, Тася вспомнила Виктора и ощутила почти физическую боль.
Когда-то у нее была вера в счастье, в большое, настоящее чувство. Резкий, неуступчивый юноша рядом с нею становился мягким как воск.
Когда Виктора не было, мысль о предстоящей встрече согревала ее. Казалось, у Виктора черпает она силы для нелегкой борьбы с деспотизмом матери.
Мысль, что она любила и человек, которому отдала целиком свое чувство, оказался предателем, вызвала взрыв такой боли, что Тася не выдержала и застонала.
— Что с тобой, Тасенька? Не заболела ли?! — тревожно спросила Дарья Петровна, заглядывая в комнату дочери.
— Я укололась булавкой, — сказала Тася.
Когда молодой унтер-офицер с розовым, чисто выбритым лицом ломаным русским языком сообщил, что он явился за фрейлен Тасей, чтобы отвезти ее на бал, и машина ждет около дома, — Тася уже успела взять себя в руки. Она сдержанно-спокойно простилась с матерью. Дарья Петровна залюбовалась дочерью, — никогда еще она не видела ее такой красивой.
Тася ушла, сопровождаемая унтер-офицером.
Дарья Петровна не знала, радоваться ей или горевать. Вдоволь наплакавшись, она уже собиралась ложиться спать, когда в дверь резко постучали. Вошел незнакомый немецкий солдат, высокий, с длинным угреватым лицом.
— Господин лейтенант Киреев приказали фрейлен Тасе сейчас же ехать на бал. Она слишком долго заставляет себя ждать! — заявил он, нагло рассматривая испуганную старуху. Видимо, гитлеровец выпил лишнее: его маленькие серые глазки мутно блестели, а угреватое лицо нездорово лоснилось.
Старуха сначала растерялась, а потом набросилась на солдата:
— Как так заставляет себя ждать? Да Тасенька, почитай, два часа как уехала. От нас до Кузьминых рукой подать. Я пешком хожу минут пятнадцать — двадцать, а она на машине. Небось, давно натанцевалась…
Солдат не настолько хорошо понимал русский язык, чтобы разобраться в щедро сыпавшихся словах. Он тупо помотал головой и повторил:
— Приказано фрейлен Тасе немедленно ехать!
— Да говорю же я тебе, бестолковый, — рассердилась Лукина, — Тася моя уже часа два на балу.
Гитлеровец вдруг скрипуче расхохотался и направился к внутренней двери, которая вела в спальню.
Дарья Петровна решила, что он заблудился и, остановив его за рукав, указала на выход.
Грубо оттолкнув старуху, солдат рванул дверь спальни и вошел туда. Дарья Петровна поспешила за ним, ничего не понимая. Она со страхом смотрела, как он присел на корточки и заглядывает под кровать.
«Неужто Таську ищет? До чего ж бестолковый! Никак с ним не договоришься. А не случилось ли что с Тасей? На машине поехала, может, разбилась? Сходить самой узнать?»
Она спросила у солдата, прилежно заглядывавшего за небольшой платяной шкаф, стоящий в углу спальни:
— Где господин Киреев? У Кузьминых? — и, получив утвердительный ответ, решительно потребовала: — Веди меня к нему, я сама все расскажу.
Солдат снова захохотал. На этот раз даже с каким-то присвистом.
— Куда нужна старая господину лейтенанту? Дочку давай!
Лукина с трудом уговорила отвести ее к Виктору.
Квартира Кузьминых была залита огнями. У подъезда и в переулке стояли машины. Сопровождаемая солдатом, Лукина прошла с черного хода.
Она ждала Виктора в темном коридорчике около кухни.
До нее доносились звуки музыки, громкие голоса, смех…
- Неизвестный Люлька. Пламенные сердца гения - Лидия Кузьмина - О войне
- Сломанные крылья рейха - Александр Александрович Тамоников - Боевик / О войне / Шпионский детектив
- Ограниченный контингент - Тимур Максютов - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Ночи становятся короче - Геза Мольнар - О войне / Русская классическая проза