Читать интересную книгу Киреевы - Михаил Водопьянов

— Большая вы фантазерка! — ласково произнес он. — Вы забываете, насколько я старше. Впереди у вас целая жизнь, и вы испытаете настоящее, большое чувство.

У Ляли дрогнули губы.

— Не понимаете вы! — с силой вырвалось у нее. — Да и слов не найду… Все слова какие-то обыкновенные… Но нет у меня больше сил скрывать свою совсем ненужную вам любовь.

Со страстной горячностью она рассказала Юрию Петровичу, как с первой встречи полюбила его, все время только о нем и думала. Боялась, что он догадается и будет смеяться над ней. Он-то не догадался, а вот Киреев скоро заметил… предостерегал… намеками…

— А я… все равно… — Ляля стремительно сорвалась со стула и убежала в кухню.

Юрий Петрович поднялся, хотел пойти вслед за ней, но раздумал и снова тяжело опустился на стул.

Ляля вернулась нескоро… Видно было, что она умылась, вероятно, чтобы скрыть следы слез.

«Бедная чудесная девочка! — подумал Юрий Петрович. — Да разве я имею право воспользоваться ее порывом — связать ее жизнь со своей. Что я дам взамен?»

Тамара застала их молчаливыми, сосредоточенными.

— Как тебе не стыдно, Лялька, — громко сказала она подруге, — хорошо же ты гостя занимаешь. С тоски умереть можно!

— Не нападайте, пожалуйста, на Ольгу Александрровну, — это я заразил ее своим невеселым настроением, — устало сказал Юрий Петрович. Ему трудно и неприятно было говорить эти стандартные фразы, но ведь что-то надо было сказать. А что скажешь?

«Совсем я запутался…» — подумал он.

Тамара оживленно рассказывала содержание кинокартины, которую она только что видела. Ляля подавала реплики безучастным тоном, но под конец немного оживилась. Простилась она с Соколовым по-прежнему мягко, сердечно:

— Приходите, я буду ждать вас и завтра, и послезавтра, и… целую вечность…

От Ляли Соколов поехал на квартиру к Николаю Николаевичу. Он надеялся, что в обществе Киреева скорее вернет душевное равновесие. Но ни Киреева, ни Андрея не оказалось дома. Возвращаться в гостиницу, в пустой нежилой номер не хотелось. Юрий Петрович долго бродил по затемненным московским улицам.

Два дня он не показывался у Ляли и не звонил ей по телефону. И только когда у него в кармане был железнодорожный билет, он снял телефонную трубку. Было уже около полудня, но Лялин голос показался ему сонным. Услышав, кто с ней говорит, она радостно попросила:

— Приходите скорее!

За этот короткий срок, что они не виделись, Ляля осунулась, побледнела, глаза ее, казалось, стали больше и ярче. В комнате был беспорядок — на всех стульях висели платья, блузки.

— Извините, пожалуйста, за беспорядок! Я только что начала укладываться.

На полу стоял раскрытый большой чемодан, около него лежал большой квадрат белого картона. Юрий Петрович машинально нагнулся и поднял картон. На него взглянуло юное и радостное Лялино лицо — фотография была очень удачной. Юрий Петрович бережно положил ее на дно чемодана. Ляля внимательно следила за каждым его движением.

— Вот билет. Поезд уходит завтра вечером. У вас будет время спокойно собраться, — но глаза его говорили совсем другое.

— Почему так скоро? — робко спросила Ляля. На лице ее появилось страдальческое выражение.

— На днях я улетаю, а мне хочется самому проводить вас.

— Убедиться, что на этот раз я действительно уехала, — с горечью произнесла Ляля.

— Зачем вы так говорите?! — резко оборвал ее Соколов.

— Не сердитесь на меня… Я злая, потому что очень несчастная. Скажите: вы летите бомбить?

— Я военный летчик.

— Если бы я могла полететь с вами, — тихо, совсем тихо прошептала Ляля.

— Вы там напугаетесь до смерти — над линией фронта такая стрельба. Московская бомбежка показалась бы зам забавой.

Нежный Лялин голосок окреп:

— С вами не боюсь самой мучительной смерти. Жить без вас не могу… не буду!..

Волна захлестнула Соколова. Он сделал попытку выбраться на берег, но шутка получилась натянутой:

— Придется вам записаться добровольцем в армию.

— Куда угодно, хоть на край света, хоть в бой!

Тонкие руки обвили шею Соколова…

Последующие дни прошли в каком-то тумане. Прямой и честный человек, Юрий Петрович, безусловно, верил искренности и силе Лялиного чувства. Единственно, что отравляло безграничную радость, — сознание, что в дни войны, когда Родина в опасности, он отдался личному счастью. Беспокоила и мысль о предстоящем объяснении с Николаем Николаевичем.

«Так-то я выполнил слово? Навряд ли Киреев поймет меня…»

Появлялась Ляля, и он забывал все мучительные сомнения.

Однажды вечером он застал Лялю сильно расстроенной.

— Скажи, что с тобой? Не надо скрывать от меня. Разве я не самый близкий тебе человек?

Ляля прижалась в уголок дивана:

— Тамара смеется надо мной. Говорит, что я твоя любовница, скоро надоем тебе и ты меня бросишь.

— Пойдем завтра же в загс, Ляля. Прости, что я не подумал об этом раньше.

Юрий Петрович уехал вместе с Лялей в приволжский город. Там находился авиационный завод, где он должен был испытывать новый самолет.

В маленькой заводской квартирке Ляля сумела создать кое-какой уют. Сияя счастьем, она засматривала в глаза Юрию Петровичу, стараясь предугадать его желания.

Однажды, провожая мужа на завод, Ляля воскликнула:

— Нет ничего на свете, чего бы я для тебя не сделала!

— Ловлю на слове, брось курить! Хорошо?

Юрию Петровичу очень не нравилось, что Ляля иногда курит.

— Согласна! Дарю тебе свой последний запас. — Она торжественно вытащила из сумочки надорванную пачку «Дели»: — Кури на здоровье!

Здесь, на заводе, занимаясь любимым делом, Юрий Петрович снова обрел почву под ногами. А безоблачная семейная жизнь создавала светлые надежды на будущее:

«Николай Николаевич убедится, что был совсем неправ, — и мы снова станем друзьями».

Юрий Петрович тяжело переживал разрыв с Киреевым.

Первое разочарование в «златокудрой фее» пришло неожиданно, без подготовки.

На рассвете Соколов уехал на аэродром. На этот раз ему предстояли высотные полеты с грузом. Уже запустили моторы, но с юга надвинулась густая облачность.

Летчик-испытатель предложил механикам закрыть машину и идти отдыхать, а сам зашел к военному представителю на заводе. Облака спускались все ниже и ниже, плотно укутывая горизонт.

— По-видимому, испытание придется отложить, — сказал военный представитель.

— Подожду немного, может, прояснится, — ответил Юрий Петрович. Уж очень хотелось ему пойти на высоту именно сегодня.

Через час начался мелкий дождик. Соколов убедился, что сидеть на аэродроме бессмысленно, и вернулся домой.

Час был ранний. Бесшумно, стараясь не разбудить жену, он вошел в комнату. Ляля спала, свернувшись клубочком. Над кроватью стояло облако дыма.

Соколова передернуло: «Неужели Ляля курит потихоньку?» Он нагнулся и заглянул под кровать. У самой стены лежала еще горящая папироска.

Юрий Петрович резко окликнул:

— Ляля, ты курила?

Ляля открыла сонные глаза и отрицательно покачала головой.

— Ты же видишь — я сплю.

— А что ты делала до того, как заснула?

Ляля села на кровати и с неудовольствием пожала точеными плечиками:

— Что еще за допрос? Кто-нибудь наговорил тебе глупостей?

— А это что? — с трудом сдерживая вспыхнувшее раздражение, спросил Соколов.

Ляля растерянно наклонилась, быстро подняла с пола папиросу и, помочив слюной указательный палец, погасила ее.

Виноватый вид пойманной с поличным школьницы едва не рассмешил Юрия Петровича. Гнев улегся. Он с трудом выдержал серьезный тон:

— Стыдно, Ляля! Разве я заставлял тебя давать слово? Близкий человек никогда не обманывает.

Ляля разрыдалась. Юрий Петрович ушел в другую комнату и с трудом заставил себя дождаться, пока она успокоится.

«Нельзя утешать, — таких вещей не следует прощать сразу».

Когда всхлипывания затихли, он вернулся в спальню. Ляля выпрыгнула из постели и повисла у него на шее, прижимаясь к его лицу своим, совсем мокрым от слез.

— Я так нервничала, ожидая тебя. Погода плохая. Вдруг с самолетом что-нибудь случится. И не выдержала, закурила… Прости меня, я никогда больше не буду.

Юрий Петрович успокоил ее:

— Я верю тебе. — Но в глубине души он теперь не верил ей. Его все больше начинала беспокоить жизнь, которую вела Ляля.

«Нехорошо получается. Молодая, здоровая женщина нигде не работает, ничего не делает, когда все, даже школьники-подростки, трудятся для фронта».

На том же авиационном заводе Соколов не раз был свидетелем подлинно трудовых подвигов. И, когда он возвращался с завода домой, ему особенно резко бросался в глаза беспечный вид жены.