Читать интересную книгу Киреевы - Михаил Водопьянов

— Всех, всех до одного сюда. Разыскать немедленно! — прокричал Ауэ своему собеседнику и быстро направился к выходу. У самой двери он резко повернулся и бросил Наташе:

— Вам придется обождать здесь…

Через минуту после того, как Ауэ хлопнул дверью, в комнату вошел высокий солдат в черной форме эсэсовца с автоматом на груди. Он безучастно взглянул на Наташу и прислонился к дверному косяку.

Наташа встала, ей захотелось сделать несколько шагов по комнате — когда ходишь, думается легче. Солдат молча повелительным жестом показал ей на стул. Наташа села.

— Начинается! — подумала она с тревогой и вместе с тем с каким-то облегчением.

В столовой стоял уже давно заглохший самовар. Ни Наташи, ни офицеров не было.

Глинский беспокойно ходил по комнате — жена обещала скоро вернуться, а до сих пор ее нет. Что случилось?

«Вероятно, опять кому-нибудь из больных стало хуже, и она будет дежурить до поздней ночи. Не бережет себя Наташа, совсем не бережет».

С жадностью скряги он подумал: «Сколько ласки расходует Наташа на чужих людей. А ему достаются крохи. Сейчас она какая-то замкнутая, настороженная. Не поймешь ее. А если узнает правду? Тогда — конец…»

Часы пробили одиннадцать, но никто не появлялся.

«Словно сговорились! — раздраженно подумал Глинский. Он налил стакан остывшего чая, с трудом размешал сахар и выпил. — Надо сказать, чтобы Ганс подогрел самовар».

— Ганс! — позвал он.

Никто не откликнулся. Из кухни доносились оживленные голоса.

Стараясь хоть чем-нибудь развеять гнетущее чувство, Глинский сам пошел на кухню. Денщик сидел, вытянув свои длинные ноги в огромных башмаках. Рядом с ним сидел молодой солдат. Увидев инженера, оба вскочили.

Ганс, с лицом, ничего не выражающим, пошел в столовую, взял самовар и унес его на кухню.

Через несколько минут зазвонил телефон. Глинский поспешно взял трубку. Незнакомый голос спросил Ганса. Это был первый случай, когда кто-то, помимо Ауэ и Бринкена, вызывал к телефону их денщика.

— Простите, мне надо уйти, — сказал Ганс. Сергей Александрович остался в квартире один.

Стояла мертвая тишина. Ожидание стало невыносимым.

Часы звонко пробили двенадцать. Если бы Наташа жалела его, давно уже пришла бы домой. Как будто там нельзя без нее обойтись. Есть доктор Любимов, мужчина, пусть он и ночует с больными.

Минут через сорок хлопнула дверь черного хода. Это вернулся Ганс. Слышно было, как он возится на кухне, раздувая самовар старым сапогом.

— Удивительно быстро появились у немецких солдат русские повадки, — усмехнулся Глинский.

Денщик принес кипящий самовар, поставил его на стол, но не ушел. Видно было, что он хочет что-то сказать Глинскому и не решается. Его рука без всякой цели гладила никелированный поднос, прикасалась к блестящему горячему боку самовара.

— Что случилось, Ганс? — спросил Сергей Александрович.

— Только не выдайте меня, господин инженер, — попросил денщик. — Госпожа Глинская арестована, сидит в комендатуре. Меня допрашивали о том, когда она сегодня дома была. Мне еще раньше Вилли сказал, но я думал, что он ошибся. Фрейлен Лукину тоже арестовали.

— Доигралась, добегалась в свою больницу! Кому это нужно! — зло выкрикнул Сергей Александрович.

— Госпожа Глинская много добра делает, — тихо сказал денщик.

Сергей Александрович только махнул рукой. Воображение сразу нарисовало ему страшную картину: Наташа вступилась за своих больных и надерзила высокому начальству. Ее арестовали и повели на допрос. Наташу могли оскорбить, а она не из тех, что прощают оскорбления. Могла так ответить, что сейчас ее пытают или ведут на расстрел.

Ждать не хватало сил. Разыскать Виктора? Но как ему сказать, откуда он узнал об аресте Наташи? Строгая и щепетильная Наташа никогда не простит ему, если денщик как-то пострадает, никогда! Тем более нельзя обращаться к Ауэ и Бринкену. Сергей Александрович почти с ненавистью посмотрел на продолжавшего стоять Ганса.

«Все-таки надо позвонить Виктору. Брат не оставит сестру, поможет».

Глинский поднял телефонную трубку и набрал номер.

— Лейтенанта нет дома, — услышал он в ответ на свою просьбу позвать Киреева, — уехал с господином комендантом в район.

* * *

Сколько времени прошло в тяжелом ожидании, Наташа не могла сказать. Часов не было ни у нее, ни в кабинете Ауэ. Дважды сменялись часовые у двери, и каждый из них, окинув женщину тупым и безразличным взглядом, молча прислонялся к стене. У Наташи одеревенели ноги, мучительно хотелось пить, но воды она не попросила.

Наташа старалась не думать о том, что ее ожидает. Зачем обессиливать себя? Так важно сохранить спокойствие.

«По-видимому, все прошло удачно, — думала она. — Барак пуст, значит, успели всех вывезти. Как хочется узнать подробности».

— Встать! — громкий и грубый голос заставил Наташу невольно вздрогнуть. В кабинет вошел пожилой унтер-офицер в сопровождении двух молодых дюжих солдат. Они повели ее по коридорам и лестницам. Унтер шел впереди, постукивая ключом по медной бляхе ремня. Наташа догадалась, таким образом он дает сигнал: ведут арестованную. И действительно, навстречу никто не попадался. Было больно рукам — их крепко сжимали конвоиры.

Наташу втолкнули в комнату с пушистым, но грязным, с какими-то рыжими пятнами ковром на полу и тяжелыми драпировками на окнах и двери. Очевидно, и ковер, и драпировки были предназначены заглушать звуки, которые старались не выпускать за пределы этого помещения.

За столом сидел фон Бринкен и перелистывал папку с бумагами. Он кивком головы показал на стул посреди комнаты, шагах в пяти от стола. Наташа успела заметить еще два стула, стоявших по углам. Конвоиры вышли.

Что-то среднее между улыбкой и гримасой мелькнуло на обезьяньем лице фон Бринкена.

— Фрау Глинская, — обратился он к Наташе, — будем говорить начистоту, мы ждем от вас помощи. Потрудитесь ответить, каким путем доктор Любимов и сестра Лукина поддерживали связь с партизанами из отряда Цветаевой.

Наташа с удивлением посмотрела на гестаповца.

— Вы неплохая артистка, фрау Глинская, я с удовольствием увидел бы вас на сцене. Тем более, вы в совершенстве знаете наш язык и у вас прекрасное произношение, — фон Бринкен улыбался совсем дружелюбно, но Наташа подметила наплывающую изнутри красноту глазных яблок.

— Итак, я повторяю: каким путем Любимов и Лукина поддерживали связь с партизанами?

— Я вас не понимаю! — тихо, но твердо ответила Наташа. — Причем тут какие-то мифические партизаны?

— Сколько у вас числится больных по списку? — неожиданно спросил обер-лейтенант.

— Сегодня утром, когда я ушла после ночного дежурства, их было сорок семь, в том числе девятнадцать в очень тяжелом состоянии.

— А когда вы явились в барак вечером?

— Ни одного!

— Куда же они девались?

— Чтобы выяснить это, я и пришла к капитану Ауэ. Фон Бринкен сощурил свои и без того маленькие, зеленые глаза, сумрачно глядевшие из-под нависших над ними рыжих бровей.

— Вы обратились не по адресу. Любимов вам точнее ответил бы на этот вопрос и Цветаева тоже. Мы ценим, что вы первой сообщили нам о похищении больных. Да, это не секрет, больных увезли партизаны за два часа до того, как за ними пришли наши машины. Вы поступили правильно, как и следовало жене нашего инженера, — фон Бринкен сделал ударение на слове «нашего». — А теперь скажите откровенно, не казалось вам подозрительным поведение доктора Любимова?

— Я его так редко видела, — ответила Наташа.

— Редко? Он ведь работает вместе с вами.

— Доктор Любимов занят частной практикой.

— Ясно, у Любимова широкие связи с населением, а город кишмя кишит этими бандитами — партизанами.

— Отлично, — добавил после непродолжительного молчания Бринкен. — Надеюсь, фрау Глинская, вы сможете повторить все сказанное вами сейчас и при докторе Любимове, — и он нажал кнопку настольного звонка.

— Пересядьте на тот стул, в углу.

Конвоиры ввели старшую санитарку Марфу и Любимова — вернее, подобие прежнего выхоленного, самоуверенного доктора. Пиджак на нем был разорван, лицо в кровоподтеках, он еле держался на ногах. Одновременно в комнату вошли усталый и бледный Ауэ в расстегнутом кителе, старый офицер в чине майора с седыми закрученными вверх «кайзеровскими» усами и какая-то неопределенная серенькая личность в штатском, оказавшаяся переводчиком. Конвоиры встали у дверей.

Первой допрашивали Марфу:

— Кто из персонала был в бараке, когда пришли машины?

— Я и доктор Любимов. Наталья Николаевна ушла утром и не возвращалась, сестры Лукиной тоже не было, не хватает у нас ведь медработников, сами, наверное, знаете…