ряды Световидцев. Это ставило его выше нас, обычных рядовых солдат. Он был опьянен собственным величием. Он жил благодаря ему. И использовал его в качестве оружия.
Она отставила бутылку в сторону и протянула руку над паром, клубящимся над котлом. Колдунья шевелила пальцами, но Коннор понятия не имел, что она делала. Наверное, проверяла температуру или просто пыталась сбить его с толку.
А может, и то и другое.
София уставилась на дым.
– Он был опьянен собственной властью. Ему нравилось чувствовать свою важность. Нравилось, что это заставляло людей трепетать перед ним. Со временем он стал использовать свое положение в Палате Некромантов, чтобы заставить женщин храма раздвигать перед ним ноги, – мускул ее челюсти дернулся, когда София нахмурилась, глядя в кипящий котел. – А если мы отказывались делать это по своей воле, он воспринимал это как вызов. Охотиться было даже веселее. Те, кто сопротивлялся, становились его любимыми игрушками. Он находил способы заставить опаснейших некромантов в мире делать то, что он хочет, и смеялся, когда мы танцевали под его дудку.
Коннор потер подбородок, прислушиваясь. Он не станет решать ее судьбу, пока она не закончит. До сих пор София ничем не выдала себя. Ни бегающего взгляда. Ни напряжения. Ни дрожи в голосе. Абсолютно ничего не говорило о том, что она лжет.
Как бы ужасно это ни звучало, похоже, некромант действительно говорила правду.
Издав обреченный вздох, София поставила ногу на тюфяк. Она задрала юбки, и, когда женщина поднимала платье, атлас на миг зацепился за ножны, спрятанные на икре и бедре.
Из уважения Коннор отвел взгляд.
– София, я не…
– Я не пытаюсь тебя соблазнить, идиот, – рявкнула она.
Магнусон подождал, пока она поднимет юбку до самого верха бедра. Гладкую кожу там портил широкий, длинный шрам размером с ее ладонь. Две буквы, окруженные щитом, – грубые линии, составлявшие их, накладывались друг на друга.
Р.Б.
Понизив голос до едва слышного шепота, она указала на шрам:
– В тот день при нем не было клейма, поэтому он воспользовался ножом.
Грудь Коннора пронзил приступ ярости.
В нем разгорался гнев, полыхая жаром преисподней. Тело напряглось от отвращения. Руки онемели. Оглушенный тем, что мужчина способен сделать такое с женщиной – да с кем угодно, – Коннор мог лишь пялиться на отметину, молча кипя от негодования.
«Полководцы клеймят своих рабов, – вмешался Призрачный король. – Если как следует заклеймить человека, он будет знать свое место. Я уже много веков не видел ничего подобного. Думал, что само это слово забыто».
– Скажи, что ты не делал ни с кем ничего подобного, – потребовал Коннор. – Скажи, что ты не настолько отвратителен.
– Что? – София растерянно свела брови.
– Это я призраку, – уточнил он.
«Я предпочитал полное доминирование и подчинение, – сказал мертвый король со скучающей ноткой в голосе. – Если жертве нужен шрам, чтобы помнить о тебе, ты недостоин ее страха. Полагаться на такие примитивные меры было ниже моего достоинства. Однако должен признать, что в потомках большей части Салдии, вероятнее всего, течет моя кровь».
Коннор поморщился от отвращения.
«Не завидуй, Магнусон, – усмехнулся призрак. – Это мелочно».
– Ты не знаешь, что он за человек, – проговорила София. Котел позади нее кипел. – Я видела это клеймо у сорока семи девушек в Незервейле, даже у новобранцев, которые поступили после того, как мы с ним закончили обучение. Когда новобранцы погибали, я проверяла их тела в морге, – поморщилась она. – Почти у каждой женщины, попадавшей в крипту, было это клеймо. У некоторых мужчин тоже, особенно у тех, кого убил он.
Коннор, нахмурившись, зашагал между кучками реагентов на полу. В его груди слишком ярко пылал огонь гнева, чтобы оставаться на месте. Необходимо было движение, чтобы сжечь ярость, иначе он что-нибудь сломает.
Возможно, даже кому-нибудь.
– Думаешь, он на этом остановится? – София махнула в сторону окна. – Думаешь, он приберегает ненависть для Незервейла? Черта с два. Если уж на то пошло, в башне, полной магов, он более сдержан. Гарантирую, что каждая девушка в борделе носит его клеймо. Наверняка дюжины других невинных людей в этом городе имеют на теле этот отвратительный шрам. Подавальщицы. Солдаты. Матери. Слуги. Дворянки. Воины. Никто от него застрахован. Из-за его имени и власти никто не смеет ничего сделать, черт побери. Этот отвратительный гремлин все еще на свободе, потому что он Бомон!
Издав натужный вскрик, колдунья схватила одну из пустых бутылок, стоявших на полу, и швырнула в дальнюю стену. Даже несмотря на силу Софии, толстое стекло лишь отскочило от дерева и покатилось по полу, целое и невредимое. Некромант резко закрыла глаза ладонями и сделала глубокий вдох. Несколько минут они оба молчали.
Сказать было нечего.
Когда ее плечи наконец расслабились, а дыхание пришло в норму, София положила руку на бедро. Снова умолкнув, она уставилась в дымящийся котел.
Коннор получил признание, как и хотел, но он не ожидал, что оно будет таким.
– Прошу тебя. Я просто… ох, – София выругалась себе под нос и повернулась к нему спиной. – Поверить не могу, что умоляю. Никогда бы не подумала, что придется умолять о мести, на которую я имею право. Но если нужно, я это сделаю. Просто позволь мне это сделать, Коннор. Если после допроса мы оставим его в живых, у меня уже не будет шанса подобраться к нему так близко. Он усилит охрану. Он поймет, что должен бояться врагов, которых наживал всю свою жизнь, и научится на своих ошибках. Он больше не будет вести себя нагло. И станет по-настоящему недосягаем.
– Тебе нужен был только Ричард? – посмотрел он на нее из-под бровей. – А как же кровавые красотки?
Она кивнула:
– Они нужны мне для зелья.
– И что это за зелье?
София нахмурилась и вновь обратила внимание на кипящий котел.
– Я и так уже почти всю душу перед тобой вывернула. Не заставляй продолжать.
Коннор потер виски. Как знать, цветы могли быть последним реагентом для зелья, способного убить его. Изучая некроманта взглядом, он, однако, засомневался. Коннор уже несколько дней путешествовал в ее компании, и чем больше времени они проводили вместе, тем меньше она его раздражала.
Как и Мёрдок.
Магнусон нутром чувствовал, что это еще не вся история. В конце концов, придется выведать остальное. Но что касается Ричарда Бомона, для одного дня боли было достаточно.
Плечи Коннора расслабились. Как только презрение к этому человеку погасло и от него осталось лишь тихое тление в душе, веки защипало от изнеможения. Парень потер их, чтобы успокоить боль, и стал раздумывать над вариантами, которые у него были.
Технически у него было мало доказательств слов Софии, но с преступными кланами всегда так. Никто, кроме