всего в двух шагах от меня находятся мои пятьдесят молодцов! Но как дать им знать о грозящей мне опасности?
Я стал осторожно шевелиться, стараясь освободить руки и ноги от веревок, но все мои усилия были тщетны. Тогда я попробовал сдвинуть платок, которым был завязан мой рот, но негодяй, стороживший меня, угрожающе зарычал, замахнувшись ножом. Я должен был оставить мое намерение. Лежа в беспомощном состоянии, я глядел на бычачью шею сторожившего меня разбойника и строил остроумные догадки относительно того, когда мне удастся накинуть на эту противную шею петлю?
Вдруг внизу послышались чьи-то шаги, а затем кто-то стал подниматься по лестнице. Очевидно, маршал Мильфлер успел произвести нужную разведку. Какие новости он несет? Это меня интересовало очень сильно, ибо я предполагал, что разбойники зарежут меня на месте в том случае, если им удастся утащить меня в монастырь.
Но представьте, дорогие мои друзья, что я почувствовал, увидав не высокую фигуру и темное насмешливое лицо капуцина, а серый мундир с меховой отделкой и огромные усы. Передо мной стоял мой милый вахмистр Папильет. Взглянув на меня и на свирепого бандита, Папильет сразу понял, в чем дело.
— Проклятая собака! — зарычал он и обнажил свою огромную саблю.
Шенье бросился на него с ножом, а затем, видимо, передумав, повернулся назад и направил свой нож прямо мне в сердце. Я собрал все усилия, шарахнулся и свалился с кровати на противоположную сторону. Нож царапнул мой бок, а затем вонзился через одеяло и простыню в тюфяк.
Через мгновенье я услышал, как на пол упало что-то тяжелое. Папильет был лучший боец на саблях во всем нашем полку, если, конечно, не считать меня. Сабля у него была тяжелая и острая, как бритва.
Сняв платок, завязывавший мне рот, я первым делом расцеловал своего вахмистра, а затем стал расспрашивать его. Оказалось, что все благополучно. Между прочим, я спросил у Папильета, не видал ли он аббата. Вахмистр ответил, что не видал. Тогда я решил оцепить здание, чтобы не выпускать его из наших рук, но в эту минуту внизу снова послышались чьи-то тихие и осторожные шаги, а затем стали трещать ступени лестницы.
Папильет понял мои намерения.
— Убивать его не надо, — шепнул я и, толкнув его к стене с одной стороны двери, сам прижался по другую сторону.
Не успел аббат переступить порог, мы на него набросились, как два волка на козла. Он сопротивлялся, как тигр. Наконец, Папильет дал ему почувствовать острие своей сабли. Маршал был благоразумен: видя, что его игра проиграна, он успокоился. Я связал его теми же веревками, которыми сам был пять минут тому назад связан.
— В ваше отсутствие карты были сданы снова, — произнес я, — и теперь, как видите, у меня на руках есть несколько козырей!
— Глупцам всегда везет, это закон природы, — насмешливо и спокойно ответил маршал Мильфлер, — по всей вероятности, это к лучшему: в противном случае, лукавые люди овладели бы миром… Хорошо, что вы убили Шенье. Это была пренепокорная собака и, кроме того, от него всегда воняло чесноком. Прескверный запах! Позвольте вас попросить положить меня на кровать. Пол португальского кабака — неподходящее ложе для человека, у которого есть слабость к опрятности.
Хладнокровие этого человека меня прямо-таки изумляло. Несмотря на перемену положения, он был попрежнему дерзок и имел такой вид, точно снисходил к окружающим.
Папильета я отправил за солдатами, а сам остался около пленника.
— Надеюсь, что ваши солдаты будут обращаться со мной должным образом, — произнес маршал Мильфлер.
— Вам воздадут должное, в этом можете быть уверены, — ответил я.
— Большего мне и не нужно. Должен вам сказать, что я очень знатного происхождения. К сожалению, я не могу назвать имени моего отца, не совершив измены, а имени моей матери я не хочу называть во избежание скандала. Требовать королевских почестей я, во всяком случае, не буду, ибо эти почести приятны только в тех случаях, когда воздаются добровольно. Однако, эти ремни режут мне кожу. Будьте добры, ослабьте их немного. Вот пришли и ваши гусары. Теперь, я думаю, вы можете безопасно ослабить веревки.
Я приказал снять с разбойника монашескую рясу и стеречь его самым тщательным образом.
Начинало уже светать и я стал думать о Крауфорде. Бедняга стал жертвой коварного предложения лже-аббата. Я считал своим долгом принять все меры для его освобождения. Нужно было также подумать об освобождении старушки-графини Дэлла-Гонда.
Взять аббатство силою теперь нельзя было. Его многочисленный гарнизон был предупрежден об опасности. Значит, единственная надежда была на то, что удастся использовать в качестве заложника взятого нами в плен вождя. Я решил сыграть на этом. На рассвете мы отправились в путь. Пленник был посажен на лошадь и помещен в самую середину отряда. Под'ехав к воротам монастыря-крепости, мы остановились под высоким деревом, которое могло служить защитой при перестрелке.
Разбойники стояли на стенах монастыря и приветствовали нас криками, ругательствами и насмешками. Некоторые из них принялись было стрелять, но видя, что мы под защитой дерева, прекратили эту бесполезную трату пороха.
Странно было глядеть на этот сброд. Здесь были и французы, и англичане, и португальцы, и пехотинцы, и кавалеристы, и артиллеристы; эта смесь мундиров производила странное впечатление.
Все они неистово жестикулировали и грозили нам кулаками, но потом сразу затихли, когда мои гусары расступились и разбойники увидали, какая у нас в руках добыча. Несколько