По вдохновению Божию Симеон приходит в храм, и когда Иосиф и Мария приблизились с Младенцем Иисусом, то, по особенному озарению Святого Духа, он тотчас узнает, что это – давно ожидаемый Христос-Спаситель. В священном восторге старец воссылает хвалу и благодарение Богу, исполнившему чаяние сердца его, и, проникнутый чувством неземного блаженства, берет в свои объятия Младенца и на закате дней своих произносит чудные слова, которые Святая Церковь ежедневно повторяет в вечерней песни при закате дня: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром, яко видесте очи мои спасение Твое, еже вси уготовал пред лицем всех людей, свет во откровение языком и славу людей Твоих Израиля. Святой старец, прославляя Младенца Иисуса, указывает в Нем спасение для всего мира, тот свет, который, по пророчеству Исайи (9, 2), озарит покрытых тьмою заблуждения язычников и, распространяясь из Иудеи, составит истинную славу избранного народа. В таких же чертах, заимствованных у древнего пророка, изображал пришествие Спасителя и другой вдохновенный старец – Захария, отец Предтечи Господня (Лк. 1, 78–79). Теперь, видя исполнение своих ожиданий, Симеон как бы порывает всякую связь с землею: желание расстаться с миром заглушает в нем все другие мысли, чувствования и стремления, и он готов оставить здешнюю жизнь с радостью, вполне успокоенный и за судьбу своего народа, к которому пришел давно ожидаемый Мессия, и за судьбу всего человечества, для которого пришедший Мессия послужит светом и спасением, и, наконец, за свою собственную судьбу, в блаженной надежде вечного соединения с Богом там, в другом, лучшем мире. «Так, Владыко, – как бы говорил старец, – я вижу и осязаю жизнь и свет всего мира, славу Израиля и чаяние язычников: для меня нет более цели в жизни сей, потому что совершилось все, что Ты обещал и чего я ожидал; отпусти убо меня теперь в другую, новую и бесконечную жизнь, где потомки падшего праотца еще томятся ожиданием Спасителя: я пойду известить Адама в аду пребывающего, и Еве принесу благовестие» (из церковной службы).
Чудны были слова старца, указывавшие неземное величие Богомладенца и обращенные к Нему как Владыке живота и смерти: Иосиф и Мария с удивлением заметили, что тайна Божия уже открыта праведному Симеону. Но, возвращая Иисуса в руки Матери, прозорливый старец еще яснее и подробнее предсказал Ей, чем будет Божественный Сын Ее для чад Израиля; не скрыл и того, какие постигнут Ее тяжкие скорби и страдания. Се, лежит Сей на падение и на возстание многим во Израили и в знамение пререкаемо. По изображению Священного Писания, Иисус Христос есть краеугольный камень, на котором зиждется Святая Церковь: для одних, верующих в Него и утверждающихся на Нем, это – камень многоценный, избранный и честный (Не. 28, 16; 1 Пет. 2, 6–7), а для других, пренебрегающих Им (Мф. 21, 42; Деян. 4, 11) и претыкающихся (Мф. 21, 44), камень претыкания, падения и соблазна (Не. 8, 14; 1 Пет. 2, 7; Рим. 9, 33), о который они и разбиваются (Мф. 21, 44). Говоря, что Христос лежит на падение многим во Израили, Симеон не то разумеет, будто Он будет виновником падения их и увлечет их в бездну погибели: по своему неверию, крайнему ослеплению и ожесточению удаляясь от света и истины (Ин. 3, 18–20), они сами будут виною своей погибели. Но для тех, которым Христос лежит на возстание, Он всегда истинный и единственный Виновник спасения (Деян. 4, 12), потому что Его заслугами и благодатью совершается наше оправдание (Тит. 3, 4–7). Желания, намерения и мысли людей так различны, что, по предречению Симеона, Христос постоянно будет в знамение пререкаемо. В самом деле, сколько противоречий Господь испытал – Своим действиям и чудесам, которые старались перетолковывать, Своим словам, в которых искали предлога к обвинению Его, – противоречий и со стороны книжников и фарисеев, завидовавших Ему, и со стороны народа, предавшего Его злобе врагов, и со стороны самых учеников Его, мечтавших о земном царстве! Тогда как одни говорили о Нем: благ, другие пререкали: ни, но льстит народы (Ин. 7, 12); одни утверждали: еда от Галилеи Христос приходит"? (ст. 41), другие спрашивали: Христос, егда приидет, еда болъша знамения сотворит, яже Сей творит"? (ст. 31); одни говорили: Сей не изгонит бесы, токмо о веельзевуле, князе бесовстем (Мф. 12, 24), другие веровали и взывали: Господь мой и Бог мой (Ин. 20, 28). Так было во время земной жизни Его; но и во все последующие века – доныне Он не перестает быть предметом пререканий: до сего времени противоречат Ему – неверие, не признающее Его, вольнодумство, отвергающее Его, ереси и расколы, извращающие учение Его, все злые и порочные люди, оскорбляющие Его своими грехами.
И Тебе Самой меч пройдет душу, – продолжал Симеон, обращаясь к Пресвятой Деве. «Оружием или мечем, проходящим душу, по изъяснению святителя Амфилохия Иконийского, названы здесь бесчисленные и безотрадные помышления, рассекающие и поражающие душу и сердце, и пременившиеся в радость и веселие только после воскресения». Как глубоко проникло впоследствии это оружие в сердце Богоматери! Всякий раз, когда святые писатели желают изобразить горькую печаль, они представляют мать, скорбящую о детях своих (Иер. 31, 15; Ам. 8, 10; Зах. 12, 10). Но можно ли сравнивать обыкновенных матерей с Божией Матерью? Она любила Сына Своего и Бога так, как может любить Она одна, и там, в тайнике чистого сердца Своего слагала все, касающееся Его (Лк. 2, 19, 51). С благоговейной радостью Она видела торжество учения и чудес Сына Своего, но по свойству материнской любви Своей особенно живо и глубоко сочувствовала страданиям Его. Разнообразны, продолжительны и велики были скорби Ее о Божественном Сыне, облекшемся в человеческие немощи, когда Она видела Его – то в изнурении от подвигов, то в пререкании у народа, то в опасности от врагов. Хотя и во время земной жизни Господа Богоматерь неоднократно уязвлялась сердцем при виде страданий Сына Своего, но окончательно разрешил загадку пророчества Симеона тот день плачевный, и ужасный, и вместе спасительный, когда Она стояла на Голгофе у Креста Христова (Ин. 19, 25). Не было Ее ни на горе Фаворской – при преображении Господа, не было при славном входе в Иерусалим, но здесь – у креста – Она была, и какое сердце может прочувствовать всю глубину скорби Ее сердца? «Терние венца Иисуса, гвозди распятия Его, копие прободения Его, Его раны, Его болезненный вопль, Его умирающий взор, вот, – по выражению святителя Филарета Московского, – те оружия, которыми матернее сердце Ее пронзено было столь же беспримерно глубоко, сколь совершенна была любовь Ее и беспримерна непорочность». Все, что претерпел на кресте Спаситель, все это видела у подножия креста Матерь Его и болезненно перечувствовала в сердце Своем. Но там же, где особенно сильно будет поражено сердце Богоматери, т. е. у Креста Христова, по вещанию Симеона, откроются помышления многих сердец, потому что крест, воздвигнутый на Голгофе, послужит для одних соблазном, для других безумием, для самих же званных несомнительным явлением Божией силы и премудрости (1 Кор. 1, 23–24).
Вместе с праведным Симеоном удостоилась сретить Иисуса Христа в храме и пророчица Анна. Она происходила из колена Асирова и была дочь Фануила, человека известного, – иначе он не был бы назван в Евангелии. Лишившись мужа после семилетнего супружества, она не отходила от храма и вела строговоздержную жизнь: пост и молитва были деннонощным занятием ее. В ней представляется высокий пример истинной вдовицы, служительницы Божией, достойной всякого уважения, по заповеди святого апостола (1 Тим. 5, 3, 5). Дожив до глубокой старости (84-х лет), Анна, подобно Симеону, чаяла утешения Израилева, а посему, внимательная к явлениям мира духовного, присоединила свой старческий голос к славословию Богоприимца и, подошедши, прославляла Господа. Благовестие свое она не ограничила стенами храма: проникнутая радостным восторгом, она, по выражению святого евангелиста, говорила о Христе всем чаявшим избавления в Иерусалиме, т. е. всем благочестивым людям, ожидавшим скорого пришествия Спасителя. Замечание святого евангелиста показывает, с какою осторожностью передавала весть о Христе эта старица, умудренная опытом благочестивой жизни. Сам Бог открывал велию тайну благочестия (1 Тим. 3, 16) с великой постепенностью, потому что преждевременное распространение молвы о рождении Спасителя могло угрожать опасностью как Матери, так и Младенцу. Люди, до сего времени знавшие тайну, были лица или вовсе неизвестные, например вифлеемские пастыри, или же совершенно известные, отличавшиеся особенным благочестием. В устах первых молва не могла возбудить общего внимания, а последние умели действовать с осторожностью, передавая далее необычайную весть тогда только, когда были уверены, что она будет принята с верою и не послужит во вред.