Пастернака, отца Бориса Леонидовича, с изображением дарителя в младенчестве с младшей сестренкой Ниночкой. Художник, со слов Георгия Николаевича, писал портрет и самой Лидии Ивановны, ставшей прообразом Анны Снегиной. Работы художника участвовали в выставках (1907 и 1914 годов) в Рязани. В семье Пастернаков хранятся эскизы к этим произведениям. Тесен мир искусства. (Сообщено музееведом Г. Ивановой).
Борис Пастернак
Сергей Есенин
Когда в марте 1921 года выехал за границу Илья Эренбург, вместе со своими рукописями он вывез произведения Есенина, Пастернака и Цветаевой.
Пребывание за рубежом с мая 1922 по август 1923 года Сергея Есенина совпадает с приездом Пастернака в Берлин в сентябре 1922 по март 1923 года. Представители русской культуры примут Сергея Есенина, в целом, благосклонно. Даже Георгий Иванов, не питающий симпатии к Есенину, отметит: «Два полюса русского сознания, между которыми, казалось бы, нет ничего общего, сходятся на любви к Есенину». Пастернак на заграницу был обижен.
Б.Л. Пастернак пишет Марине Цветаевой 2 июля 1925 года: «Четвертый день хожу по издательствам и редакциям. Мне надо достать во что бы то ни стало около трехсот рублей, чтобы отстоять квартиру и заплатить налог. Я с трудом достал пятьдесят и не знаю, что делать. Это очень унизительная процедура. Поведенье людей лишено логики. Чем выше балл, который они мне выставляют, тем он мертвее. Всего меньше считают себя обязанными делать вывод из своего мнения те, по мнению которых я делю поэтическое первенство с Есениным. Манеры, способ обращения и проч. У этих людей выработались из сношений с этим последним. Они привыкли к грубостям и запанибратщине, и к тому, чтобы на них действовали нахрапом. А мне это претит. Что же касается до существа этого сопоставленья, то нельзя придумать пошлее».
Марина Цветаева пишет Борису Пастернаку: «Сопоставление с Есениным – смеюсь. Не верю в него, не болею им, всегда чувствую: как легко быть Есениным. Я тебя ни с кем не сопоставляю. Ты никогда не будешь ПЕРВЫМ, ведь первый – великая тайна и великий шантаж, Борис! – только какая-то степень последнего, тот же «последний», только принаряженный, приукрашенный, обезвреженный<…>».
И от 31 мая 1927 года Марина Цветаева Борису Пастернаку: «Просто в России сейчас пустует трон, по праву – не по желанию – мой. Говорю с тобой, как со своей совестью. Тебя никогда не будут любить в России, как Блока (Есенин – междуцарствие, на безрыбье и …ПОПЫТКА создать), ты избраннее меня, нужно родиться тобой, а я – через стихи – таких рождаю».
Последняя встреча Бориса Пастернака и Сергея Есенина состоялась осенью 1925 года в квартире Бориса Пильняка (Поварская, дом 26). Собрались Андрей Белый, Василий Качалов… Есенин пребывает в эйфории: вскоре ожидался выход Собрания стихотворений! Дает какие-то советы Пастернаку. Борис Леонидович, с детства стремившийся быть первым, не любил проигрывать, и, видимо, задет. Опять вспыхивает конфликт…
Вскоре, Марина Цветаева, эмигрировавшая в 1922 году, обратится к Пастернаку за сведениями о последних днях Сергея Есенина, собираясь написать поэму о его гибели. Борис Леонидович переадресует ее вопросы Георгию Устинову. Марина просит больше подробностей: названия улиц, фамилии, биографические данные покойного. По ее словам: «Поэма не должна быть в воздухе».
24 января 1926 года Б.Л. Пастернак пишет Г.Ф. Устинову: «<…> Цветаеву я считаю поэтом первостепенным, она очень талантлива, она вложит в работу много души и силы.
Несмотря на мое желанье помочь ей в этом деле, я буду ей мало полезен. Мы были с Есениным далеки. Он меня не любил и этого не скрывал, Вы это знаете. Много важного и едва ли не важнейшего можете сообщить Вы и Ваша жена, свидетели последних его дней и его последние собеседники.
Несмотря на объясненья, дававшиеся печатно, и на догадки, таимые про себя, нельзя отделаться от впечатленья какой-то все же тайны, кроющейся за этой смертью. Быть может, Вам одним известна и ее разгадка. <…>» Представляю, как насторожился Устинов, участник убийства поэта!
Впрочем, Марина Ивановна напишет Пастернаку 1 июля 1926 года: «Не смогла (пока) взять Есенина<…>».
В сталинскую эпоху Борис Леонидович искренне старался наполнить свою поэзию социальной значимостью. Старался быть «социальной клеточкой социального организма». Он пишет поэмы:
«Девятьсот пятый год» (1925–1926)
«Лейтенант Шмидт» (1926–1927)
«Высокая болезнь» (1928)
В докладе Н. Бухарина «О поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР» сразу же после 1-го съезда писателей, звучат недобрые слова в адрес Сергея Есенина и Маяковского, а Пастернак называется «поэтом очень крупного масштаба», «песнопевцем старой интеллигенции, ставшей интеллигенцией советской». Пастернак получает квартиру в Лаврушенском переулке и дачу в Переделкине. Сталин назовет его «небожителем».
Судьба защитит Бориса Леонидовича даже тогда, когда он окажется упомянут в «Личных показаниях», выбитых у писателя и поэта круга Есенина – Сергея Клычкова: «Мое грехопадение и Трудовая крестьянская партия. Выгнанный из деревни, я переехал навсегда в Москву. И тут с приятелями у нас (Наседкин, Орешин, Кириллов, Герасимов, Пастернак и другие) начались контрреволюционные, злопыхательские пошептывания о «чудовищности» происходящего. Однако это меня мало удовлетворяло. Хотелось выйти на улицу, чтобы слышали все.<…>» 21 августа 1937 года, Бутырская тюрьма. Из книги Ст. и С. Куняевых «Растерзанные тени».
Из дневника Рюрика Ивнева от 30 апреля 1923 года: «<…> больше всего поразил меня Пастернак. После всех выпадов против большевиков, после чисто органической ненависти к ним и ко всему, что с ними связано, стихи, которые заканчиваются последней строчкой Интернационала».
Невольно думаешь о том, как повезло обоим поэтам. Одному – Пастернаку – пережить кошмар тех лет, и скончаться на своей даче в Переделкине, а другому – Есенину – повезло не дожить до тех лет.
Письмо Всеволода Эмильевича Мейерхольда Иосифу Виссарионовичу Сталину
1936 год. Лето. Личный помощник Иосифа Виссарионовича Сталина, Александр Николаевич Поскребышев, посетив спектакль «Дама с камелиями» 3 раза, посетовал, что в Театре Мейерхольда нет правительственной ложи, и поэтому Иосиф Виссарионович не видел спектакль, который бы ему понравился. Предложил посодействовать встрече режиссера с вождем.
В кругу друзей Мейерхольд посоветовался, стоит ли искать встречи со Сталиным. Борис Пастернак отговаривал: «Негоже Мейеру быть просителем». Драматург Александр Гладков был горячо «за». Зинаида Райх тоже была «за». Сначала Мейерхольд согласился с Пастернаком. Но потом передумал, и написал это письмо:
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Мысли мои об объеме и значении Вашей работы всегда останавливали мое долголетнее желание повидаться с Вами. Однако, сейчас, когда я знаю, что Вы вплотную стали интересоваться искусством, и,