Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или: «С легкой руки Сергея Есенина, этой «последней моды», у нас расползлось по всей литературе, включая и пролетарскую, жирное пятно этих самых «истинно русских блинов». Знакомясь с подобными эскападами, надо не упускать из виду, что это не просто мнение читателя Бухарина, проскользнувшее в печати, а высказывание одного из крупных государственных деятелей своего времени, почти непререкаемого авторитета в области идеологии. Подобные удары для поэта – как кувалдой по голове.
Вполне естественно, что у Бухарина нашлись помощники-подражатели, желавшие выглядеть как можно лучше в его глазах, подпевать ему. На Есенина ополчилась в печати целая шайка, возглавляемая А. Крученых. В эту компанию входили Безыменский, Авербах, Киршон. Как только они не обзывали Есенина! «Кулацкий поэт», «великий развратитель юных умов» и так далее и тому подобное. «Чем большие успехи будут делать наши колхозы, тем быстрее будет уходить Есенин вдаль. Сплошная коллективизация как органический процесс и индивидуалистическая песнь Есенина – антиподы».
Да, не радовала, значит, русская национальная песнь слух некоторых сверхреволюционных деятелей! Попробуйте представить себе состояние Есенина при такой травле!
Хочу еще раз отметить, что Иосиф Виссарионович обладал феноменальной памятью, особенно в том, что хотя бы косвенно имело отношение лично к нему. Кого угодно мог удивить совершенно неожиданным возвращением к тому, что давно прошло и забылось. Спустя долгое время после беседы, о которой сказано выше, достал он однажды из своего бекауриевского сейфа стопку бумаг с большой скрепкой, резко выдернул первый лист, протянул мне:
– Вы когда-то интересовались, посмотрите.
Это был подлинный акт о том, что 28 декабря 1925 года в гостинице «Англетер» был обнаружен мертвый поэт Сергей Есенин с петлей на шее. Акт составили сотрудники милиции и врач, вызванный на место происшествия. Из документа явствовало, что письма о причинах своей гибели поэт не оставил. Врач, осматривавший мертвеца, зафиксировал: смерть наступила за пять часов до обнаружения трупа, то есть примерно в пять часов утра. Далее говорилось, что на голове погибшего обнаружены следы ударов, а также взрезаны вены, что могло послужить причиной смерти до того, как на шее поэта оказалась петля. Я потрясенный, сразу спросил Сталина, как он ко всему этому относится?
– А как я могу относиться, если есть заключение врача, – раздраженно произнес Иосиф Виссарионович и, взяв у меня акт, решительно порвал его. – Много у нас разных неприятностей, недоставало еще и этой на весь белый свет.
– Но… – хотел возразить я, однако Сталин прервал меня:
– Взгляните на следующий документ.
Я посмотрел. Это было заключение судебно-медицинского эксперта А.Г. Гиляревского, который производил вскрытие трупа. Он не подтвердил выводы первого врача и констатировал, что от момента смерти до обнаружения трупа прошло более семи часов. Разница существенная.
– Я не обратил внимания на фамилию, кто первый врач?
– Николай Алексеевич, нам достаточно скандалов, – повторил Сталин. – Врач будет молчать. Хочу чтобы вы поняли: нам известно об этом деле не больше того, что есть в этих бумагах, и ковырять глубже мы не хотим. Это не принесло бы ничего, кроме новых неприятностей.
– И все же: убийство или самоубийство?
– Ви-и знаете мое отношение к Есенину, но скажу еще раз. Он был хороший поэт, очень большой поэт, я не поддерживал его, но я никогда не желал ему зла. Он не мешал мне. Были и есть другие, которые видели и видят в нем только врага…
Я промолчал. А что мог я возразить Иосифу Виссарионовичу? Если речь шла о военных вопросах, я обязан был бы докапываться до всех основ, до самого корня. Это моя работа, я за нее отвечал. А поэзия – не по моей части. Хорошо, что по-дружески, по-человечески Сталин со мной делился, советовался со мной, облегчая, вероятно, собственную душу. На большее в данном случае я не имел никакого права.
Давняя эта история, но все же: вдруг где-нибудь сохранились записи врача, который первым осматривал Есенина?! Да-да, жалею, что не обратил внимания на его фамилию, но может кто-то помнит? Удастся ли в конце концов раскрыть тайну смерти поэта?!»
Глава 4
«Куда несет нас рок событий»
«Не слишком доверяй себя Анне Абрамовне…» (Галина Бениславская)
Действующие лица:
Берзинь Анна Абрамовна (1897–1961), писательница, редактор Госиздата, участвовала в подготовке Собрания стихотворений С.А. Есенина. Сотрудничала с журналами «Октябрь», «Молодая гвардия», с газетами «Правда», «Комсомолия», «Заря Востока». Убежденная рапповка. Близкая знакомая Иллариона Вардина (Мгеладзе). В годы Гражданской войны служила комиссаром в отряде Оскара Берзиня (Оскар Михайлович Берзинь – латыш, после Октябрьской революции был назначен комендантом Кремля. Расстрелян в 1938 году).
Анна Берзинь
С Есениным познакомилась в кафе «Стойло Пегаса». Бравировала дружбой с чекистами. Вторая после Бениславской «заботница» Есенина. Помогала, с ее слов, поэту, но, похоже, и вредила – вспомним историю с публикацией поэмы «Песнь о великом походе». О себе писала: «Встречалась я в то время, главным образом, с военной публикой, хоть фронт и перестал существовать, но спайка осталась. И все, почти все, за редким исключением, фронтовые товарищи, признавая Сергея Александровича хорошим поэтом, резко отрицательно относились к кафе «Стойло Пегаса».
В 1938 году арестована по делу своего второго мужа – «польского шпиона» Бруно Ясеньского. Мужественно отрицала все обвинения, от мужа, «врага народа», не отреклась. Из агентурных данных следует, что обвиняемая вела резкую пораженческую антисоветскую политику: «Все мои товарищи по фронту – арестованы, а я буду воевать? Нет, уж лучше открыть фронт фашистам». Берзинь заявляла: «В правительстве подбираются люди с русскими фамилиями. Типичный лозунг теперь «мы русский народ». Все это пахнет черносотенством и Пуришкевичем». (Эти высказывания приведены со слов секретных сотрудников НКВД (см. книгу «Растерзанные тени»).
Никитин Николай Николаевич (1895–1963), писатель, драматург, сценарист. Родился в семье железнодорожного служащего и купеческой дочери в Санкт-Петербурге. Учился на филологическом факультете Петербургского университета. В 1919–1921 г. служил в РККА. В 1923–1925 сотрудник газеты «Ленинградская правда». С 1921 года входил в группу «Серапионовы братья». В ней участвовали: К. Федин, М. Слонимский, Н. Тихонов, Е. Полонская, И. Груздев, В. Каверин, М. Зощенко. В 1922 году дебютировал как писатель, а в 1926-м уже выпустил Собрание сочинений. Корней Чуковский записал в дневнике в 1923 году: «Был у меня поэт Колбасьев.
Он рассказывал, что Никитин в рассказе «Барка» изобразил, как красные