Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А Колчак тоже был членом этой следственной комиссии? - спросила Надя.
- Когда вызван был я, его не было, но, конечно, вполне возможно, что он появлялся там, когда не был занят по службе, - почему бы могли его не допустить? - раздумывая, сказал Калугин. - Ведь следствие касалось не его личных действий, хотя... "Мария" была затоплена по его приказу: он приказал это одному своему адъютанту, старшему лейтенанту, - опасался взрывов более страшных от детонации... Словом, я-то лично не видал Колчака, когда меня вызывали, но кто же мог запретить ему быть на допросе других. Опрошено было всего, говорят, человек триста - офицеров и матросов - работа большая. Исписали много бумаги.
- Ну, хорошо... А тебя о чем спрашивали? О чем следователь или другие? - полюбопытствовала Нюра.
- Показания свои, следователю какие я написал, я видел на столе перед адмиралом Яковлевым, но так как, - предполагаю это, - ему уже надоела версия - свои матросы взорвали "Марию", он в бумажку эту и не глядел даже. Он только спросил, какой институт я окончил и когда я был в крюйт-камере... Вообще из его вопросов, - а другой член комиссии, Крылов, задал мне всего один только вопрос, - я убедился, что мнение у них уже составилось и я им, в сущности, был уже не нужен. У них уже было решено, что и я и другие, кто был арестован, должны быть освобождены немедленно... Так мне и сказали: "Вы свободны!"
- А что же все-таки нашла эта комиссия? Какая причина взрыва? - захотел узнать теперь уже Алексей Фомич.
- Насколько я сам понял, - чей-то злой умысел, только не со стороны своих, а со стороны тех, кто с нами воюет... Версия о самовозгорании бездымного пороха отброшена комиссией, так я слышал; небрежность матросов тоже... Злой умысел врага, - вот что удалось мне слышать, но хорошо и то, что хоть с экипажа "Марии" снят навет. Как проник враг на военный корабль, это строй какие хочешь догадки, но хоть нелепейшее обвинение своих же матросов теперь должно быть снято.
- Может быть, подводная лодка? - сказала Надя, по Калугин отмахнулся рукой.
- Нет, это отпало еще до приезда комиссии... А что касается поведения матросов при тушении пожара на "Марии", то оно, как теперь выясняется, было прямо геройским!.. Я ведь что же мог видеть сам лично, когда в самом начале катастрофы сброшен был тентом в море? А комиссия именно на это обратила внимание, сколько матросов пострадало во время борьбы их с огнем!.. По материалам этой комиссии картина получилась совершенно обратная: не то, как преступно и подло губили свой корабль матросы, а то, как они его отстоять пытались! Вели себя, как им полагается вести себя в бою с противником, а из них преступников хотели сделать!
- И что же все-таки, - перегрелся порох или вообще там какие-то химические процессы, как вы говорили, от чего и взрывы? - спросил Сыромолотов.
- Нет, я слышал, что эту версию совершенно отбросили... Порох будто бы был лучшего качества, новейшего производства, - прошлогодний, - испортиться не мог... И перегреться не мог, так как там температура, в крюйт-камере, не была такой уж очень высокой. У нас на Сухарной балке лаборатория есть, там занимаются этим делом, - порох исследуют, когда его получают, - должен, впрочем, сказать, что я там никогда не был и как там исследуют, - этого не знаю. Знаю только, что подозрение с пороха комиссией снято: порох, дескать, безгрешен. Но вот газы в крюйт-камере, легко воспламеняющиеся газы, - эфир, спирт, ведь они были же... Ведь зачем-нибудь соблюдалась там вентиляция... Так что если, например, вздумалось закурить там матросам, без всякого злого умысла, зажечь спичку, закурить, горящую спичку бросить, как это делается, на пол, - мог ли от этого, - называется это "неосторожное обращение с огнем", - мог ли произойти взрыв, - да ведь чего взрыв? - Снарядов!.. Решила комиссия, что не мог... Большого количества газов скопиться не могло, и от спички они бы не воспламенились. Оставалась, значит, только одна причина: злой умысел.
- Чей? - спросила Надя.
- В этом-то и был весь вопрос для комиссии: чей именно? Опрошено было триста с чем-то человек и ведь не только нашего экипажа, и с "Екатерины", и с "Евстафия", и даже из портовых рабочих, - все этот злой умысел искали. Если он умысел, если он вдобавок еще и злой, то кому же он мог прийти в голову? Своим, которые воюют, отечество и в частности Севастополь защищают, или чужим, которые с нами воюют, нам хотят нанести как можно больше урона, то есть зла, - так как для следствия послали из Петрограда все-таки умных людей, а не чиновных болванов, то они и пришли, очевидно, к единственно умной мысли: гибель сильнейшего линейного корабля могла быть на руку только нашим врагам; они, враги, с какими мы воюем, и подослали своего шпиона, или как хотите его называйте, - человека, конечно, и смелого, и ловкого, который сам лично каким-то образом проник в крюйт-камеру...
- Как же он мог проникнуть внутрь "Марии"? А вахты ваши на что тогда сдались? - спросила Нюра.
- Вахты?.. А если, например, ремонт на корабле и приходит партия портовых ремонтных рабочих. Вот между ними, этими рабочими, и мог проникнуть к нам шпион... который, разумеется, уже несколько месяцев, может быть, тому назад залез в портовые рабочие и, конечно же, был он отличный рабочий и на лучшем счету у своего портового начальства. И ему могли вполне доверить всю партию, какую он привел на "Марию", и как же было его не пропустить вахтенным? А у нас недавно был именно такой случай, - портовые рабочие на "Марии" были и что-то чинили.
- Вот видите! - вставил Сыромолотов. - Чинили!.. И при-чинили!
- И один из них, действительно, мог при-чинить... величайшее зло, поправил его Калугин.
Однако Нюра, как наиболее знающая порядки на военных судах из всех, кто теперь слушал ее мужа, задала ему недоуменный вопрос:
- Как же все-таки он мог проникнуть туда, где снаряды были? Ведь там должен же был стоять матрос на вахте? И дверь-то туда заперта, я думаю, или нет?
- Тут есть что-то и для меня не совсем понятное, но я слышал, будто комиссия, каким-то образом побывав на "Екатерине", - "Мария" была ведь одного типа с "Екатериной", - сделала там открытие, что можно было проникнуть через орудийную башню. Для меня лично это - дело темное, я моряк, как говорится, не серебряный, а мельхиоровый, но вот почему на это не обратили внимания дальнего плавания, настоящие моряки? Теперь, конечно, когда "Мария" лежит уже на дне, поздно изучать ее устройство, но главное, что хоть клевета на экипаж самой "Марии" развеяна, и я, как видите, на свободе. Что касается числа взрывов в крюйт-камере, то их было не три, не четыре, а больше, только те были слабые. Время их было записано на "Екатерине" в вахтенном журнале; эти записи велись, пока командир "Екатерины" по своему почину или по приказу Колчака не отбуксировал свой корабль на катере подальше от "Марии". Нашему командиру Кузнецову и старшему офицеру Городысскому Колчак приказал оставить "Марию". Теперь по Севастополю везде ходят патрули, и туда новому человеку лучше не показываться, но почему же прежде было такое благодушие? Ведь несомненно, что тот мерзавец, который взорвал "Марию", действовал не один. Несомненно, что и в Кронштадте живут себе такие же типы и даже связи блюдут с немецким флотом... Крейсер "Паллада" погиб от немецкой подводной лодки буквально в минуту: только что шел и вдруг - одни только деревяшки плавают, а "Паллады" нет... Можно думать, что теперь уж и в нашем флоте такой катастрофы в своей же бухте больше уж не будет, однако цену за науку взяли с нас дорогую. Раз имеешь дело с таким врагом, который все твои секреты отлично знает, то...
- Кстати, "секреты" вы сказали, - перебил Сыромолотов. - Что же теперь, после этой следственной комиссии, будут писать что-нибудь в газетах?
- Едва ли... Едва ли разрешат это, - поморщился Калугин. - И какой смысл писать о гаком своем поражении? Ведь это поражение без боя, притом же совершенно бесславное. Зачем писать об этом? Для пущего торжества нашего противника? Чтобы во всех немецких и австрийских газетах поднялся трезвон, чтобы еще тысяча человек там, в Берлине и Вене, записалась в шпионы ради совершения таких геройских поступков? Конечно, лучше будет с нашей стороны об этом промолчать. Навели тоску на Севастополь, так хотя бы не на всю Россию. Прошляпили дредноут и молчите, и смотрите во все глаза, чтобы опять чего-нибудь не прошляпить.
- Ну, кое-что сво-бод-но могли бы прошляпить, как вы выразились! пылко сказала на это Надя, и Калугин ее понял.
- Кое-что прошляпить - это совсем другая материя!.. Да это и никто не назовет "прошляпить", - разве только махровые черносотенцы, которых сколько же по сравнению с людьми здравого рассудка? Горсть!
- Пусть даже и не горсть, а целый миллион! - поправила Надя.
- Даже, скажем, пять миллионов, - поправил жену Алексей Фомич.
- Пусть десять даже! - поправила художника Нюра.
- Хорошо, пусть миллион, пусть пять миллионов, пусть десять, - со всеми тремя согласился Калугин, - все-таки это незаметное меньшинство.