Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- К какому же все-таки выводу ты пришел? - спросила Надя, когда умолк Алексей Фомич.
- К какому выводу? - Сыромолотов прошелся еще раз по столовой от стены до стены и ответил: - Собаку хорошую надо бы нам с тобой завести, вот что. Лучше всего бы овчарку.
- Со-ба-ку?.. Алексей Фомич, что с тобою? - не только удивилась такому неожиданному выводу Надя, но даже и встревожилась. - Зачем собаку?
- Видишь ли... как бы тебе сказать... Ты помнишь, как вела себя мадам Дюбарри на эшафоте, - метресса Людовика Пятнадцатого? Не знаешь, так я скажу... Ее взвели на эшафот, и она увидела перед собою весь Париж и... произнесла знаменитые слова, - самые значительные за всю свою жизнь: "Одну минуту, господин палач!" И господин палач вынул часы и смотрел на их циферблат, чтобы не подарить ей как-нибудь больше одной минуты, она же, приговоренная к казни, смотрела в последний раз на толпу, на Париж, на небо над ним... Но прошла минута, господин палач спрятал часы, сгреб свою жертву и бросил ее на плаху... Момент, - и готово! И лети на небо, душа, если ты была в этом теле!.. Вот так и нам бы с тобою, Надя: хотя бы одну минуту жизни купить, когда придут сюда убивать нас!
Человек с собакой появился на дворе Сыромолотовых утром дня через два после этого разговора. Увидев его в окно, Алексей Фомич с одного взгляда, взгляда художника, - вобрал в себя и продавца и собаку.
Продавец был не низок ростом, но что называется квелый. Он был в черной, но очень заношенной шляпе, в сильно выцветшем, когда-то синем пиджаке с обвисшими карманами, в сереньких узких брюках, выпяченных на коленях. Шляпа была надвинута низко, почти до самых глаз, и из-под нее более отчетливо видно было только бородку - черную с проседью.
А собака - овчарка с большими твердыми, прямо стоящими ушами, с желтой мордой и такими же лапами, но с темной шерстью на спине и хвосте. Собака была большая, но она сразу показалась Алексею Фомичу чем-то похожей на своего хозяина, - может быть, только голодным видом, худобой.
Так как день с утра оказался теплым, то окно, перед которым стоял Алексей Фомич, было отворено, и хозяин собаки, оглядевшись, подошел прямо к этому окну. В правой руке он держал цепь, а левой слегка приподнял шляпу и сказал словоохотливо:
- Вот, господин художник, привел вам своего я Джона!.. Илья Лаврентьич меня зовут. Я - садовник... И тоже домик свой имею, только что в видах войны нахожусь без места... Подошло одним словом так, - ни сам досыта не поешь, ни собака тоже. Вот какое дело, откровенно вам говоря.
Во все время разговора хозяина черные глаза его собаки, казавшиеся большими на светло-желтой морде, смотрели на незнакомого человека в окне так изучающе-внимательно, что Алексей Фомич счел нужным переспросить:
- Так что, значит, Джоном его зовете?
- Джон, Джон... Со щенят получил такое себе имя. Я его щенком из богатого дома взял. У отца его медаль был" серебряная исключительно за одну породу, - бойко сообщал садовник. - Сила большая у отца его была: так что даже семипудовую свинью загрыз и ее тушу по земле волочил сколько-то там расстояния.
- Ну, уж подвиги папаши его мы оставим давайте в покое, - перебил Сыромолотов, - а я вот сейчас на крыльцо выйду, рассмотрю его хорошенько.
И крикнул в другую комнату:
- Надя! Иди-ка Джона смотреть! Мне он почему-то нравится.
- А он на меня не бросится? - на всякий случай вполне серьезно спросила садовника Надя, выйдя на крыльцо вместе с мужем.
Илья Лаврентьич снял перед нею шляпу, показав зализы на лбу, и ответил вполне рассудительно:
- Собака эта, она ведь ученая, - как же она может броситься? Это ей даже и в голову не придет. И понимает же она, конечно, что я вам сюда ее продавать привел. Кроме того, конечно, я ведь ее держу за цепочку.
- Вы говорите "ученая". Это в каком же смысле понимать надо? - спросил Алексей Фомич.
- А в том именно, что все решительно он знает, чему собак учат: что искать, что принесть вам, что получить в свои зубы или там корзинку принесть с базара и также вообще разные собачьи слова: "Нельзя!", "Неси!", "Подай!", "Пошел!" - это же он отлично все понимает... А кроме того, долго он может у вас прожить, как ему всего только три года считается.
- Ну вот, вы что-нибудь выньте из кармана, и пусть он мне подаст, обратилась к нему Надя, но Илья Лаврентьич опустил было добросовестно руку в карман пиджака, однако тут же ее вынул и сказал сокрушенно:
- И рад бы что-нибудь вынуть из карманов, да только что из них можно вынуть, когда ничего в них нету?
Но тут он находчиво нагнулся, поднял с земли небольшую щепку, сунул ее в зубы Джону и приказал, кивнув головой на Надю:
- Подай!
Джон тут же потянул за собой хозяина к крыльцу, и Надя, слегка попятясь, увидела рядом с собой большую, ушатую, желтую, черноносую собачью морду со щепкой в белых зубах, и первое, что она сделала, проворно спрятала за спину обе руки.
- Ну вот! - пристыдил ее Алексей Фомич. - Нет, ты уж возьми, раз он принес!
- И не только возьмите, - добавил садовник, - а еще и скажите ему: "Вот молодец, Джон!" И по голове его погладьте!
Набравшись смелости после этих слов, Надя протянула руку к щепке, а другую, теперь уже без особого страха, положила на широкий Джонов лоб. Увидев, что этой женщиной соблюден весь ритуал, Джон довольно завилял хвостом, и щепка очутилась у Нади в пальцах, а прямо в ее глаза смотрели очень умные глаза собаки, которую тут же захотелось ей назвать своею.
- Вот подержите теперь его вы сами, господин художник, - передал Алексею Фомичу цепь хозяин Джона, - а он сейчас вам покажет, как умеет искать.
И, взяв у Нади щепку, Илья Лаврентьич сунул ее к носу собаки и пошел за угол дома, выдвигая вперед колени при каждом шаге.
С минуту его не было, и Надя успела усомниться в Джоне:
- Неужели найдет эту? Мало ли у нас щепок валяется на дворе.
- Хозяину лучше знать, - отозвался Сыромолотов.
А Джон внимательно и серьезно разглядывал их обоих поочередно.
- Ну вот, теперь пустите его! - сказал садовник художнику и тут же кивнул собаке: - Джон, ищи!
Тут же кинулся за угол Джон, звякнув цепью о камень, а Илья Лаврентьич предупредительно пояснил:
- Я не кое-как, а очень даже хорошо спрятал, вы не думайте! Я к мошенству прибегать не намерен, как я знаю ведь, кому продаю.
Он хотел было, видимо, добавить что-то еще, но в этот момент прибежал Джон - в зубах щепка, и Надя радостно вскрикнула:
- Та самая! Алексей Фомич, смотри!
- Это, конечно, сущие пустяки, - скромно принял ее похвалу садовник. Он и ключ может найти, если потеряете, и деньги, и все, что угодно. Собака, одним словом, вполне обученная, а не что-нибудь. А уж сторож какой, - лучше вам и искать не надо!
- И видишь, Алексей Фомич, какой он спокойный!
- Ну, а то разве же он не понимает, что я его, бедного, продавать привел! - обращаясь к Наде, объяснил спокойствие Джона Илья Лаврентьич. Все он понимает, как все одно любой человек.
- Ну, как же ты думаешь, Надя? Возьмем его, а? Мне, я тебе скажу, он почему-то нравится.
- И мне он нравится тоже, - тут же согласилась Надя, - только вопрос, какая ему будет цена.
- Цена? Цена ровно будет сто рублей.
И, сказав это скороговоркой, садовник посмотрел не на художника, не на его жену, даже не на свою собаку, а куда-то вверх, на угол крыши.
- Сто-о рубле-ей! - протянула Надя.
- Порядочно хотите, Илья Лаврентьич, - поморщился и Сыромолотов.
- Неужели же считаете это много? - очень естественно сделал удивленное лицо садовник.
- А на базаре за пятьдесят продавал!.. И даже дешевле готов был, только что никто покупать не хотел! - укорила его Феня, высунув голову в форточку кухни.
Но на это степенно отозвался садовник:
- Голод всем этим главирует, - вот что! Голод может даже заставить и совсем даром его отдать, чтобы не кормить только, когда и самому нечего есть. Это тоже ведь понимать надо.
- Гм, да-а... Раз он все собачьи слова понимает, то его бы даже и в окопы можно, - сказал Алексей Фомич. - Сто рублей, вполне возможно, ваш Джон и стоит, только я теперь не при деньгах, - в этом дело.
- Слыхал я, что у вас похороны были, - догадался Илья Лаврентьич, - а это уж, конечно, большой расход.
- Так вот, если хотите, восемьдесят дам, - поспешил перебить его Сыромолотов.
Садовник посмотрел на водосточную трубу, потом махнул рукой в знак согласия, но тут же спросил:
- А цепь как? Ведь она же на худой конец пять рублей стоит или нет?
Сыромолотов оставил за собой цепь. Получив бумажки, пересчитав их и даже разглядев на свет, садовник сунул их в карман и с чувством сказал наблюдавшему его Джону:
- Ну, прощай теперь, моя собака верная! Попал все-таки в хорошие ты руки и с голоду не околеешь!
Он протянул Джону руку, - Джон подал ему лапу, - так они простились.
- Цепь держи крепче, Алексей Фомич! А то еще убежит за хозяином, тогда как? - встревожилась Надя.
Но садовник, уходя, только покачал головой.
- Разве же он не видел, что я за него от вас деньги взял? Э-эх, как вы об нем плохо судите! Ну, до свиданья! - И ушел хозяин Джона в калитку.