убежать по воде же. А однако же целы годы премияют да ся в Царьграду не услышит ни лавка вломлена, ни храм выграблен, ни ин каков разбой. А на Москве ни неделя не минет без таковых вестей». Крижанич, как и Посошков, ссылается на опыт судопроизводства Турции, полагая, что проблема эта может быть решена улучшением денежного вознаграждения судей.
Идеи Посошкова относительно возможности исправить существующее положение дел и «искоренить неправду» вполне созвучны представлениям того времени: он, как и Крижанич, как и Петр, уверен, что для этого вполне достаточно добиться большей строгостей в отношении чиновников: «Всем судьям и приказным людям задать страх великой и жестокой, чтобы никто сверх указного числа ни от какова дела сверх работных указных денег никаких гостинцов не принимали б». По его мнению, «аще судей малых и великих не казнить и великими штрафы их не штрафовать, то и правое изложение учиня правды и праваго суда уставить будет невозможно. А аще ради установления правды правителей судебных и много падет, быть уже так. А без урону я не чаю установится правде, а прямо рещи, и невозможно правому суду установитися, аще сто другое судей не падет: понеже у нас в Руси неправда вельми застарела. А не таким страхом не чаю я того злаго корения истребить: аще бо кая и земля вельми задернеет и дондеже того тернии огнем не выжгут, то не можно на ней пшеницы сеяти: тако и в народе злую застарелость злом надлежит и истребляти. А аще не тако, то, по моему мнению, не токмо в судех, но и во всяком правлении правды не будет». Так, по его мнению, было бы хорошо, если бы особый чиновник, пользующийся доверием государя обходил все тюрьмы и расспрашивал всех колодников, «не чинят ли кому какова нападка и излишней волокиты, и не осудили ль кого не против даннаго им изложения, и не взял ли кой судья или подьячий излишняго взятка?»
Впрочем, сам по себе взгляд на взятку у Посошкова не столь однозначен. В принципе он считает вполне правомерным получение вознаграждения чиновниками «от рублеваго дела до многотысячнаго» «по своей работе». Его возмущает лишь неумеренность и неупорядоченность в этом деле. Для борьбы со всеми этими злоупотреблениями Посошков предлагает ввести в систему принцип установления судьям не определенного жалованья, а дифференцированной платы: «А судьям и всем приказным людем государево жалованье денежное и хлебное надлежит оставить, чтобы в том жалованье казна великаго государя напрасно не тратилась. Я чаю что судьям и приказным людем на всякий год тысяч десятка по два-три исходит, а пропадает оно даром, ни за одну деньгу гинет, потому что они немного делают даром, а аще бы и даром делали, то что великому государю прибыли?» Судьи и приказные люди должны получать «оклад с деле, по чему с какого дела брать за работу. И так надобно усудить чтобы ни самаго малаго дела не обойтить, чтобы никакого дела даром не делали и брали б самое праведное по распоряжению». По его мнению, плата должна уменьшаться в том случае, когда условленная работа чиновника не поспеет к определенному сроку, «а буде же гораздо заволочит, то и всея своея лишится мзды». Представления подобные этому, впрочем, живучи и до сих пор. Как здесь не вспомнить нечто подобное в предложениях Г. Попова, предусматривающих возможность открытого получения чиновниками вознаграждения.
Впрочем, ничего нового в подобных предложениях не было и тогда. Те же Судебники XVI в. прямо регламентировали, что должны были «имати. в суде от рублевого дела на виноватом» бояре, дворецкие, казначеи, дьяки и пр.
Да и сами заботы о «правде судейской» ведут свое происхождение из того же XVII в. Жесткая регламентация процесса судопроизводства была одной из важнейших задач того же Соборного Уложения 1649 г., да и более ранних судебников. Продажным судьям грозили и денежною пеней, и «торговою казнью».
Можно было бы, конечно, увидеть в идее равного и правого суда «буржуазное равенство». Однако обоснование равенства здесь совершенно иное: «В суде у царя, яко у бога, нет лица ни богату, ни убогу, ни силну, ни маломочну, всем суд един, и то стал быть суд божий». Фактически, Посошков лишь выражает общие настроения многих челобитных предыдущего века. Так в челобитной Алексею Михайловичу во время московского восстания 1648 г. мы читаем: «…Мы все от народа просим еще униженно твое царское величество, чтобы ты. обещание вспомнить захотел, ибо среди всех черных людей слышится возмущение и мятеж от неправд, которые им от сильных и ближних людей, и дьяков, и воевод в уездах и в городах причиняются. Ты должен, напротив, повелеть всех неправедных судей искоренить, неразумных сместить и на их место выбрать справедливых людей, которые бы за свой суд и за службу пред богом и пред твоим царским величеством отвечать могли. А если нет, тогда твое царское величество должен указать всяким людям самим всех служащих и судей назначать своими собственными средствами и для того людей выбирать, которые бы их по старине и по правде ведать могли, и от сильных людей насилия оберегать. Этим твое царское величество от всякого лишнего труда настолько облегчится, что твое царское величество с полным спокойствием свое царское дело править бы мог.».
Другим злом для России Посошков считал медленность решения дел, волокиту, продажность и недобросовестность судей и приказных. Правительство старалось принимать меры в отношении чиновников, пыталось помочь жертвам чрезмерно медленного решения процессов, однако все старания правительства устранить это зло заканчивались ничем.
Посошков осуждает судей за беспричинное и длительное содержание колодников в тюрьме, приводя множество конкретных примеров такого рода, как в случае с двумя плотниками, брошенными в новгородскую тюрьму за отсутствие паспортов, один из которых умер через год и другой был освобожден лишь по истечении двух лет. «Иного, – пишет он, – посадят на час, да забудут, то он в забвении просидит и год места.». От такого «неуправления судейскаго велми много в мире пакостей и разорения чинитца и погибают многие напрасно; ибо многия в заключении сидя з голоду и от всякия нужды умирают безвременною смертью».
Посошков требует скорого «вершения» дел и считает правильным, чтобы за «малыя вины» людей вообще бы не сажали в тюрьму, в случае же признания действительной серьезной вины не откладывать казни преступников, приговоренных к смертной казни. Здесь он, однако, лишь повторяет содержание указа «О недержании и присужденных к казни преступников в тюрьме более месяца» 1683 г.
В то же время борьба с бюрократизмом и волокитой не была следствием гуманности Посошкова, она, скорее,