бы они и в дело происходили». Особенно не следует покупать за границей таких товаров, «кои у нас в России обретаются, соль, железо, иглы, стеклянная посуда, скипидар» и т. п. В свою очередь он выдвигает требование ограничить возможности иноземцев производить закупки в России по низким ценам: «.Немецкие затейки и прихоти их. приостановить, дабы напрасно из Руси богатства не тащили».
Напротив, Посошков задумывается о том, как завоевать иностранные рынки: «Я чаю, что мочно нам на всю Европу полотен наготовить, и пред их нынешнею ценою гораздо уступнее продавать им мочно», хотя полагает в то же время, что «.трудно нам те заводы завести». Выход, однако, может быть в том, что правительству следует взять на себя почин. «И ради царственного обогащения, – говорит Посошков, – надлежит на такие дела в начале состроить домы из Царский казны на пространных местех в тех городех, где хлеб и харч дешевле, и наложить на них оброк, чтобы люди богатились, а Царская казна множилась».
Тем самым Посошков выступает сторонником развития народного хозяйства путем государственного регулирования. Меркантилистскими выглядят и его рассуждения о значении купечества и торговли, о создании компаний для внешней торговли и т. п.
Опираясь на эти и подобные положения Посошкова, Плеханов, например, пришел к выводу, что тот «выработал целую программу экономической политики», заключающую в себе «все главные требования меркантилизма, приспособленные к русской социально-политической обстановке того времени». По мнению Плеханова, «вряд ли кто-нибудь из помощников Петра имел такую стройную экономическую программу, как Посошков». Впрочем, Плеханов не видел в этой программе ничего новаторского: «Посошков не сделал ровно никаких открытий в экономической теории, а что касается экономической практики, т. е. экономической политики, то он выставил только род таких требований, которые гораздо раньше его формулированы были западноевропейскими меркантилистами».
Однако в действительности взгляды Посошкова нельзя назвать вполне соответствующими меркантилистскому направлению экономической теории.
Это весьма заметно, скажем, в его пространных рассуждениях о ценности денег. Так, Посошков считает, что русский царь, в отличие от западноевропейских монархов, не могущих влиять на покупательную силу денег, может устанавливать ее произвольно, независимо от их металлического содержания: В России, по его мнению, медные деньги нужно делать «не по иноземчески, по цене меди, но по изволению его императорскаго величества. Мы не иноземцы, не меди цену исчисляем, но имя царя своего величаем, того ради, нам не медь дорога, но дорого его царское имянование, того ради мы не вес в них числим, но исчисляем начертание на ней». Та же мысль видна в отказе прислушиваться к советам иностранцев – добавлять серебро в медные деньги для того, чтобы монета «стоила материалом своим того, за колико ей ходить. У нас толь сильно его пресветлаго величества слово, аще б повелел на медной золотниковой цате положить рублевое начертание, то бы она за рубль и ходить в торгах стала во веки веков неизменно».
Фактически здесь мы имеем дело с известным в экономической теории учением номинализма, точнее, его разновидностью – государственной теорией денег – рассматривающей деньги как результат исключительной деятельности власти. В соответствии с этой концепцией государство, создавая деньги, предписывает им платежную силу.
На практике эти идеи широко реализовывались в античных и средневековых обществах в рамках политики уменьшения государственных долгов, в ходе которой государства прибегали к порче монеты.
Тем самым вышеприведенные предложения Посошкова вполне согласуются с теорией и практикой номинализма, но в то же время идут вразрез с собственно меркантилистскими воззрениями.
Вообще экономические взгляды Ивана Тихоновича трудно отнести к какой-либо конкретной категории. Скажем, нехарактерный для меркантилистов интерес к сельскому хозяйству сближает его с физиократами, а в том внимании, которое он уделяет мельчайшим деталям ведения домашнего хозяйства, чувствуется несомненное влияние сильвестровского Домостроя XVI в.
Пожалуй, последнее особенно существенно: видеть в Посошкове реформатора-прогрессиста, наверное, преждевременно; скорее, мы имеем дело со сторонником консервативного варианта преобразований, желающего лишь приспособить Россию к новым условиям существования в рамках Западного мира. Консерватизм этот проявляется и в изоляционистских, по сути дела, предложениях по защите отечественной промышленности, и в акценте на решении внутренних проблем по сравнению с внешними, и, наконец, в той роли, которую у него играют «невещественные» факторы экономического развития.
Посошков, подобно многим другим мыслителям Средневековья, различает богатство вещественное и невещественное (хотя самого определения богатства не дает). Вещественное богатство, по его мнению, складывается из богатства государства (его он отождествляет с богатством казны) и богатства народа, причем последнему он отводит главное место: «.понеже не то царственное богатство, еже в царской казне лежащия казны много, нежели то царственное богатство, еже синклит царского величества в златотканных одеждах ходит, но то самое царственное богатство, еже бы весь народ по мерностям своим богат был самыми домовыми внутренными обоими богатствы еже бы весь народ по мерностям своим богат был самыми домовыми внутренными своими богатствы.».
Под невещественным же богатством он разумеет «правду», т. е. хорошее управление страной, хорошие законы, правильный суд. «Паче вещественнаго богатства надлежит всем нам обще пещися о невещественном богатстве, то есть о истинной правде. Правда отец бог, и правда велми богатство и славу умножает и от смерти избавляет, а неправде отец диавол, и неправда не токмо вновь богатит, но и древнее богатство отончевает и в нищету приводит и смерть наводит». В общем здесь в несколько примитивной форме заложена вполне рациональная мысль об необходимости создания благоприятных условий для роста материального богатства к которым, бесспорно, относятся и хорошее управление, и правильный суд. Так это, собственно, и понимает Посошков. Он пишет о «правде» как необходимой предпосылке возможности устранения скудости и умножения богатства в стране: «.без истребления обидников и воров и разбойников и всяких разных явных и потаенных грабителей никоими мерами народу всесовершенно обогатитися невозможно».
Эта мысль о тесной связи между богатством страны и государством проходит через все сочинения Посошкова. Никакой экономический подъем, по его мнению, невозможен без искоренения «неправды», понимаемой весьма широко и заключающейся как в недостаточной образованности населения, так и в неправедном судействе, или в купеческих и ремесленных обидах, разорении крестьянства и т. п. Вообще эти понятия – «богатство» и «правда» (экономика и право) – неразделимы для Посошкова.
Именно поэтому он резко критикует состояние правосудия в стране. Тогда как даже «бусурмане суд чинят праведен», в России, где «вера святая, благочестивая и на весь свет славная», власть «судная никуды негодная, и какие указы его императорскаго величества ни состоятся, вси ни во что обращаются, но всяк по своему обычаю делают». «Все пакости и непостоянство в нас чинится от неправаго суда и от нездраваго разсуждения, и от