неразсмотрительнаго правления. И разбоев, и иного воровства множество чинитца и всякие обиды содеваются в людех не от чего иного токмо от неправнаго суда. И крестьяне оставя свои домы, бегут от неправды и Российская земля во многих местех запустела, а все от неправды и от нездраваго разсуждения, и какие гибели не чинятся, а все от неправды». «Нам сие вельми зазорно» – считает он, – а потому, пока «прямое правосудие у нас в Руси не устроится и всесовершенно не укоренитца оно, то никоими мерами от обид богатым нам быть яко и в прочиих землях невозможно быть. Такождо и славы добрыя нам не нажить».
Таким образом, первопричина всех неправд по Посошкову – отсутствие порядка в правовой сфере, на ведение которого позволит разрешить как правовые, так и экономические проблемы. Тем самым Посошков и предлагает осуществить в стране правовую реформу.
Однако она возможна, по его мнению, только при условии устранения противодействия, исходящего от высших классов русского общества, которые «привыкли обижать людей» и поэтому «всячески будут препинати» изменениям в этой сфере, «дабы не весьма им от праваго суда притиснутым быть, и того ради всячески будут тщатися дабы им по прежнему мочно было убогих и маломочных разорять». В отсутствии хорошего суда заинтересованы и чиновники, поскольку «неправда в них велми въкоренилась и застарела. И от мала даже и до велика все стали быть поползновенны ко взяткам». Вообще, Посошков, пожалуй, один из первых, кто увидел и поставил еще только нарождающуюся, но уже вполне серьезную проблему бюрократизма, справедливо отмечая, что без решения этой проблемы никакая судебная реформа невозможна. Он приводит немало примеров неисполнения распоряжений центральной власти, заявляя, что «всякие дела государевы и неспоры и сыски неправы и указы его императорскаго величества недействителны; ибо вси правители дворянскаго чина своей братье знатным наровят. А власти имут и дерзновение токмо над самыми маломочными людми, а нарочитым дворянам не смеют и слова воспретителнаго изрещи, но как кому что угодно, так то и чинят и за тем всякие дела и неисправны суть».
Посошков считает, что государю неизвестно о многих злоупотреблениях, что сильные люди ему «докладывают непрямо, но. толко слово у него, вели-каго государя, изо уст вытянут, да и делают, что хотят», поэтому в крайнем раздражении он замечает: «Откуду ни посмотришь, нет у великаго государя прямых радетелей, но все судьи криво едут».
Именно поэтому Посошков возлагает огромные надежды на судебную реформу, рассчитывая при ее помощи поднять уровень нравственности чиновников. «И естьли бы господь бог помощь свою низпослал к нам, еже бы из судей и из фискалов и ис прочиих правителей древнюю страсть неправды искоренить, то всякое бы дело не токмо царское, но и мирское споро бы было. И о сем аз мню, аще и самыя жесточайшия казни вышшим и нижшим судьям чинить, а древняго уложения не изменить и всем делам новаго регула не учинить, то не можно и правде в приказных делах состоятись. Видим мы вси, как великий наш монарх о сем трудит себя, да ничего не успеет, потому что пособников по его желанию не много, он на гору аще и самдесят тянет, а под гору милионы тянут, то како дело его споро будет? И аще кого он и жестоко накажет, ажно на то место сто готово».
Все это Посошков вполне испытал сам, о чем он неоднократно пишет в своих произведениях. Он вспоминает, например, как чиновниками был высечен его слуга и отнята у того лошадь, так и пропавшая. Посошков даже не стал обращаться в суд, поскольку «тут суда не сыскать». Нужен правый суд, восклицает он, «дабы никто к богу не воздыхал и на суд поречения бы никакова не наносил и чтоб богу никто не жаловался, но всякому б человеку суд был правой и всякой вине решение б чинить на земле, а до небесного судьи не допустить бы.
И аще суд у нас в Руси устроитца праведной и приступ к нему будет близостной и нетрудной, то никто никого суду божию предавать не будет, но кийждо по вине своей и суд и награждение примет на земли». Посошков описывает другие случаи незаслуженной обиды, замечая, что даже если он – «не весьма последний человек, а суда не сыскал. Как же сыщет суд кто мизирнее меня? Только что об обидах своих жалуйся на служивой чин Богу».
Вообще правосудию Посошков отводит едва ли не самое важное место в жизни общества: «Я по своему мнению судное дело и управление судейское вельми поставляю высоко, паче всех художеств, на свете сущих. И того ради никакому человеку, не токмо малосмысленному, но и самому разумному не подобает судейства или начальства искать, но всячески от него отрицатися, понеже весьма тяжелоносно оно».
Роль судьи у Посошкова поднимается до духовно-религиозных высот: «Бог правда, правду он и любит. И аще кто воахощет богу угодити, то подобает ему во всяком деле правда творити. Наипаче всех чинов надлежит судьям правда хранити не токмо в одних делах, но и в словах лживо ничего не говорити, но что прилично к правде, то и говорить, а лживых слов судья никогда б не говорил.
Понеже судья судить имянем царским, а суд имянуется божий, того ради всячески судье подобает ни о чом тако не старатися, яко о правде, дабы ни бога, ни царя не прогневити.
Буде судья суд поведет неправой, то от царя приимет времянную казнь, а от бога вечную не токмо на теле, но и на души казнь вечную понесет А буде же судья поведет суд самой правдивой и нелицеприятный по самой истинне яко на богатаго и славнаго, тако и на самаго убогаго и безъславного, то от царя будет ему честь и слава, а от бога милость и царство небесное».
Несправедливому судье, как думает Посошков, не поможет ни пост, ни молитва, потому что он «уподобится лживому диаволу». Постоянно судья должен молиться о помощи Бога при исполнении своих обязанностей, «дабы от недознания своего правого не обвинить, а виноватого не оправити».
Продажности судей в Московском государстве ужасался еще Ю. Крижанич, когда писал, что «Несть адда диво что на Москве есть тако много воров и разбоев, и людоморства; но паче есть диво, како еще люди праведны могут на Москве жить. В Царьграде есть людей з двое толико, сколько их есть на Москве: и народы и веры много различные и соврежные: и море есть у граду, да есть лехко и мертвеца скрыть в воде, и злодейцу