Кожа на обеих щеках горит, будто от ожога. По губе стекает липкая тёплая струйка. Слюна? Пытаюсь вытереть её, смотрю на алые кончики пальцев — кровь.
— Дхумаете с пхапашей, мне мхожно подсунуть пхорченный тховар? Тхы у меня даже смотреть на дхругих не сможешь! Запоминай своё место. Дхаже удобно, что ты тхакая слабая, отпхора не дхашь. Но к утхру всё заживёт, и мхожно ударить снова, и снова, и снова. Пхока не научишься смотреть тхолько в пхол!
Он задирает мне платье и грубо разводит колени. Рвёт на себе перевязь и дёргает ремень брюк. Поздно, но я понимаю, ясно и чётко.
Он. Мне. Противен.
Его жуткие глаза пугают, его красные косички омерзительны, будто клубок змей, от его близости выворачивает, после его касаний хочется помыться.
Не привыкну. Никогда. Не моё. Не мой.
Если тронет меня, останется одно — рухнуть на скалы. Потому что жить с ним я не смогу. Это ошибка. Ужасная ошибка. Ошибка.
Райгон был прав. Райгон…
Я не дам тебе упасть. Никогда.
Я бы берёг тебя от всего мира и никогда бы не обидел.
И вот ему я верю. Единственный, кто всегда был честен со мной — это Райгон. В ненависти, злобе, слепой одержимости и желании обладать. Как бы я ни бесилась на его слова, его поступки раз за разом спасали мне жизнь.
В детстве, во время моего побега и потом, у Драконьей обители — теперь я не сомневалась, что именно он прогнал гаргулий. У Вайета не хватило бы духа сделать это, да и слишком много Райгон знал о том дне. Потому что сам был там.
И если так, то его случайная фраза обретает новый смысл.
Это не ты ушла, Аурэлия. А я тебя отпустил.
Он догнал нас и спас. Видел, что я обратилась в золотую драконицу — предел мечтаний многих, того же Вайета, который не растерялся и мигом воспылал любовью. Видел, что чудом осталась жива. Понял, что это будет повторяться снова и снова, и я или погибну в очередной попытке сбежать, или добьюсь своего, третьего не дано. И Райгон выбрал второе. Решил отпустить.
Всё это доходит до меня только сейчас.
Виски пронзает болью. Морщусь и отворачиваюсь.
Открываю глаза как раз в тот момент, когда Крижер справляется со штанами и опускается на меня. Боже мой, только бы меня не вырвало!
Он думает, что я до сих пор в отключке и слишком занят тем, чтобы пристроиться поудобнее.
Быстро смотрю по сторонам. Взгляд цепляется за бронзовую вазу, подаренную Вайетом. Тянусь к ней изо всех сил. Кончики пальцев скользят по холодному гладкому металлу. Эх, не подцепить никак…
Есть!
Подцепляю её, сжимаю рукой, приподнимаю, и откуда только силы берутся! И ровно в тот миг, когда Крижер поднимает голову, прикладываю его как следует увесистым бронзовым подарком.
Затаив дыхание, смотрю, как он валится набок. Фух.
Всё. С меня хватит. Если в этом сумасшедшем мире кто-то непременно должен решать за меня, то я хочу сама выбрать, кто это будет! И глубоко внутри этот выбор я уже сделала.
Замираю на миг, оглушённая всей простотой этой мысли. Становится тепло и спокойно впервые за долгие дни, и я понимаю: всё правильно. А после того, как решение принято, остаётся только действовать.
Все проблемы и сложности отходят на второй план. У меня одна цель, которую нужно достичь любой ценой: выбраться отсюда.
Брезгливо отпихиваю Крижера и выбираюсь из-под его тяжёлой туши. На цыпочках подбегаю к двери, прислушиваюсь. Кажется, тихо, но я-то знаю, что на этаже повсюду чужая стража. Значит, выход один — через окно.
Благо, оно выходит на боковую часть, а не туда, где продолжается праздник. Под нами библиотека с удобной террасой, идеальное место, остаётся только добраться до неё. А уж на втором этаже стражи Крижера быть не должно.
Опыт детских проказ подсказывает проверенный способ. Стаскиваю с кровати покрывало, простыню, пододеяльник.
Туго скручиваю их между собой. Один конец привязываю к ножке кровати, второй подтаскиваю к подоконнику и сбрасываю вниз. Чуть-чуть не хватает до пола, но да ладно, допрыгну.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Всё это время Крижер лежит неподвижно. Крепко же я его приложила. Нет, мне его не жалко. И нужно будет при случае поблагодарить Вайета за полезный подарок.
Сажусь на подоконник, перебрасываю ноги на другую его сторону, болтаю ими в воздухе. Как же высоко! Так, ну, всё, другого выхода нет.
Ладони жжёт от усилия, с которым я сжимаю простыню, перебирая по ней руками. Проклятый шлейф! Развевается на ветру, будто парус! Надо было снять это платье!
Не верю своему счастью, когда ступни касаются холодного гладкого пола террасы. Я до сих пор босиком! Как потеряла свои туфли где-то, так и думать о них забыла. Ну, и видок у меня, должно быть.
Времени мало. Только бы не опоздать!
Из груди рвётся нервный смех, когда я понимаю всю иронию судьбы: история повторяется, вот только теперь всё наоборот. Я должна всё исправить.
Пустая библиотека с запахом пыли и застарелого пергамента. Тёмный пустой коридор.
Вот теперь всё правильно, я знаю, что делаю. Этот раз — последний. Уже навсегда.
В боку колет. Слух обостряется, как и запахи, и чувства.
Внутреннее чутьё ведёт меня, та самая невидимая нить. Необъяснимая, крепкая, незыблемая. Иду знакомой дорогой.
Проход, поворот. Пустой малый зал, непривычно просторный без столов и стульев, которые сегодня все вынесены на улицу. Углы и стены зала тонут в темноте. Но мне не сюда, мне дальше, прямо. На террасу.
Дверь, ведущая на неё, приоткрыта. Распахиваю её ещё сильнее и выскакиваю в ночь. Прохладный влажный воздух ударяет в лицо.
Громко стрекочут цикады и квакают лягушки. Над долиной зависла бледно-жёлтая луна. А на небе щедро рассыпаны звёзды.
Весь праздник и горящая огнями Рркария остались с другой стороны. А с этой — природа, ночь и души наших предков, что смотрят мерцающими звёздами.
На нас. Потому что на террасе я не одна.
17. Моя!
Аурэлия.
Выдох облегчения с шумом вырывается из груди, когда вижу знакомый мужской силуэт на самом краю террасы. Во всей его позе — спокойная уверенность и несокрушимая сила. Крепкие ноги расставлены широко в стороны. Руки скрещены на груди. Длинные тёмные волосы развеваются на ночном ветру.
Он неподвижен, и это резко диссонирует с моим внутренним состоянием. Замираю на середине террасы, не дойдя до него пары-тройки шагов. Он не мог меня не заметить! Не мог. Но почему-то молчит и не оборачивается.
— Что, принцесса, не спится? — раздаётся в ночи.
Райгон. Но голос будто чужой. Глухой и холодный.
Проклятье. Отпинываю доставучий шлейф, сжимаю юбку и решительно подхожу к Райгону. Останавливаюсь на расстоянии шага от него, но у самого края террасы. Делаю это специально, чтобы он рявкнул и приказал отойти от края, но ожидаемой реакции нет.
Он даже головы не поворачивает. Очерчиваю глазами его чёткий профиль, ровный прямой нос, волевой подбородок, чувственные губы, которые сейчас плотно сомкнуты.
Он смотрит прямо перед собой на ночную долину. Равнодушный, отстранённый и чужой. Что-то в нём изменилось, словно внутренний огонь погас. Словно внутри у него всё потухло.
Не замечает меня, не видит, не реагирует. И мне вдруг становится по-настоящему страшно. Страшно быть отвергнутой этим мужчиной, потому что его неожиданный холод ранит больнее когтей гаргулий.
И я просто стою и смотрю в упор на его рельефную скулу, и не решаюсь заговорить первая. Хотя каждая секунда на счету, потому что Крижер может очнуться в любой момент и поднять тревогу, и тогда всё потеряно.
— Зачем ты здесь? — раздаётся сухой вопрос. — Разве муж разрешил тебе гулять по ночам одной?
— Он мне не муж! — выпаливаю поспешно, вскидываю подбородок и нервно облизываю пересохшие губы.
Хмурюсь, чувствуя во рту металлический привкус крови. Ах, да, у меня ведь губа разбита. Отворачиваю голову, чтобы было не так заметно. Тоже смотрю на тонущие во тьме холмы.