Задерживаю взгляд её глубоком декольте, из которого вот-вот выпрыгнет белая рыхлая грудь, на её хищном рте, растянутом в глумливом оскале. Закрываю и открываю глаза и отвечаю с милой улыбкой:
— Не понимаю, о чём ты, Крижария. Боюсь, я совсем не разбираюсь в подобных вещах, и не знаю, как со стороны смотрятся любовники. Но спорить не стану, доверюсь твоему богатому опыту.
Намёк на многочисленные измены Императора заставляет глаза Крижарии вспыхнуть. Она опасно прищуривается и смотрит на меня иначе:
— А у рыбоньки, оказывается, есть зубки, — сладко улыбается она.
— Ещё какие, — улыбаюсь в ответ ещё слаще.
— Неожиданно, — хмыкает она. — Яблоко от яблони далеко откатилось, но да ладно, малышка. Давай начистоту. Я же вижу твои взгляды, чувствую неприязнь, вот только не пойму, чем заслужила. Я к тебе со всей душой и лаской, а что в ответ? Ты во дворце несколько дней, а даже на поклон ко мне не явилась, не представилась.
Действительно! Она меня что, совсем за идиотку держит? Думает, я ничего не знаю про мать? Крижария словно мысли мои читает. Наигранно смеётся и машет рукой:
— Ох, опять этот взгляд, рыбонька, ну, ты чего, в самом деле? Не верь ты этим давним слухам! Я хорошая, и ничего плохого тебе не желаю! Да, у меня аллергия на императорских шлюх, так уж вышло, пойми меня, как женщина женщину, но! — она поднимает вверх палец с острым красным ногтем. — Ты-то тут причём, правда же? Ты же не его шлюха, а его дочь, тем более, недолго здесь пробудешь. Так что нам с тобой делить нечего. Предлагаю мир. Соглашайся. Глядишь, советом помогу. По-дружески.
Смотрю на протянутую холёную руку с длинными острыми красными ногтями, повисшую в воздухе, и прячу ладони за спину. Вскидываю подбородок и отвечаю, глядя ей в глаза:
— С такими друзьями и враги не нужны.
— Ох, рыбонька, — смеётся Крижария и отпивает из изумрудного бокала, постукивая по узорчатому стеклу длинными ногтями. — Что ты знаешь о врагах, я тебя умоляю! Посмотрю я на тебя через несколько лет! В нашем деле либо ты, либо тебя, по-другому никак!
— В каком ещё вашем деле? — вздыхаю устало.
Меня начинает утомлять этот разговор. Но Крижария внезапно серьёзнеет.
— Нет, правда, ты мне нравишься, — усмехается она. — Если бы у меня была дочь, она была бы с таким же характером. Не надо сверкать глазками! Вокруг твоего мужа всегда будет крутиться туча женщин. Ты будешь стареть, а они — нет! Ты будешь рожать и дряхлеть, они — нет! Хотя, лучше уж так, чем наоборот, об этом тоже позаботься, не будь дурой. Никаких бастардов, запомни! Бастарды — это восстания, войны и угроза трону твоих детей. Уничтожай их в утробе!
— В этом у тебя большой опыт, — смотрю на неё с неприязнью, сразу вспомнив о том, как умирала в муках от яда моя мать.
Крижария делает шаг навстречу, наклоняется к моему уху и шепчет:
— Ты себе даже не представляешь, насколько.
Она отходит обратно. С минуту мы смотрим друг на друга, затем я вздыхаю:
— Кажется, лекция затянулась, — разворачиваюсь, чтобы уйти.
— Это даже интересно, — раздаётся мне в спину. Останавливаюсь и чуть поворачиваю голову. — Ты приручила одного зверя. Кто знает, вдруг, получится приручить и второго. Они друг друга стоят, что один, что второй. Оба залили кровью не одно поле сражений. Правда, твой генерал не творил с женщинами разную дичь, не то что…
— Кто? О ком ты вообще?
Но Крижария уже идёт обратно к трону, звонко цокая каблуками и покачивая бёдрами. Пожимает плечами и бросает через плечо, не оборачиваясь:
— Ты ведь не захотела дружить, рыбонька. Жди теперь, когда папочка тебе расскажет.
Думает, стану умолять её передумать? Да щас же! Больно надо! Закатываю глаза, разворачиваюсь и иду прочь. Подумаешь! Жди! И подожду!
Ждать приходится недолго. Спустя несколько дней, поздним вечером, когда я уже собираюсь готовиться ко сну, меня срочно вызывают в рабочий кабинет Императора.
16. Больше не твоя
Аурэлия.
Иду по коридорам в сопровождении фрейлин. Факелы на стенах отбрасывают тени, которые почему-то кажутся мне зловещими. В коридоре гуляет сквозняк и пахнет сыростью и пылью. Что такого срочного стряслось, что Мирантор вызывает меня в неурочный час?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Стук наших каблуков стихает возле стражи, застывшей у входа в императорский кабинет. Фрейлины остаются ожидать меня снаружи. Тихо приоткрываю дверь и переступаю порог.
Я уже была здесь однажды, и сейчас окидываю взглядом знакомую приёмную. Кресла шести личных секретарей Мирантора почему-то пустуют. На столах из красного дерева разбросаны листы пергамента, зияют чёрными горлышками незакрученные чернильницы. Такое чувство, будто всем пришлось в спешке покинуть рабочие места. Хм.
Дверь в кабинет Императора приотворена. Пожимаю плечами и иду вперёд, но замираю на месте, когда слышу своё имя.
— Аурэлия совсем юная, доверчивая, кто защитит её там? — голос Райгона, звенящий и злой.
Я сразу различаю мельчайшие оттенки его интонации, и сейчас он в тихой ярости.
Мирантор что-то бубнит в ответ, мне плохо слышно. Затаив дыхание, крадусь на цыпочках к двери.
— Ты сам говорил, что для того, чтобы взять золотые прииски Севера и его алмазные шахты, нам надо сначала заткнуть Юг. Решено! Красные драконы отныне наши союзники, а не враги. Дело за малым — собираем армию, и вперёд! Пока Север не успел, как следует, подготовиться мы в выигрыше!
— Не слишком ли высокая цена за шахты и золото? Мы и так их получим, я же предложил варианты…
— Твои варианты слишком долгие, а я устал ждать.
— Но этот больной ублюдок…
Дальше голос Райгона понижается, и я опять ничего не могу разобрать, хотя уже почти прижалась ухом к двери, бесстыдно подслушивая. Не дай Бог, сейчас кто-то войдёт, вот так картину увидит!
Но мне нужна правда, которую в лицо мне никто не скажет. Райгон уж точно, в последние дни он будто избегает меня. Его советы, подсказки незаметно на ухо, помощь — всё это есть, но исключительно по делу, чтобы я нигде не ошиблась и не навредила себе.
Когда он рядом, даже Крижария не смеет ко мне цепляться.
Но сейчас дело не в ней. Что-то надвигается, и я должна знать, что именно, чтобы быть готовой.
Вздрагиваю от резкого окрика Мирантора:
— Хватит! — резкий шлепок ладонью по чему-то твёрдому, наверное, по столешнице. — Это ничего не доказывает! Те девки были обычными шлюхами, а Аурэлия моя дочь! Её он и пальцем не тронет, не посмеет!
— А если посмеет?
На некоторое время в кабинете становится тихо. И я даже начинаю опасаться, что сейчас кто-то из них выйдет, и меня обнаружат. Но потом раздаётся голос Мирантора, усталый и тихий.
— Роквуд, ты же умный парень. Как не поймёшь? Ну, нельзя ставить личное выше интересов государства. Иначе, — тяжкий вздох. — Какой из меня правитель? Мне самому нравится эта малышка. Да, забавная, умненькая и личико милое. Жаль, что недолго общались. Но я должен думать, прежде всего, о народе. А народу будет хорошо, если мы быстро закроем вопрос с Югом и займёмся Севером. Всё просто.
Райгон начинает что-то отвечать, но я опять не могу разобрать его слов. Напрягая слух, подаюсь вперёд, ближе к проёму двери, и именно в этот момент у меня под ногой раздаётся громкий скрип половицы.
Гаргулья срань!
Разговор мужчин тут же стихает. Слышали.
Переступаю с ноги на ногу и вхожу в кабинет с невинной улыбкой. Нет, я не подслушивала, я только что подошла.
Смотрю на Мирантора, сидящего в большом кресле, обитом красной кожей, с резной позолотой наверху, и стоящего у окна Райгона. Последний сверлит меня прищуренным хмурым взглядом исподлобья. Понял, что подслушивала. Всегда всё понимает.
Ну, и что? Пусть докажет! Сжимаю ткань юбки и приседаю:
— Ваше Императорское величество, генерал Роквуд.
— Проходи, дочка, присаживайся. Генерал уже уходит, — произносит Мирантор с нажимом и выразительно смотрит на Райгона.